Стихотворец либо не знал, либо сделал вид, что не вспомнил об одной из главных причин появления на свет круглых броненосцев. Дело в том, что Парижским договором 1856-го года, который подвел для России итоги Крымской Войны, не дозволялось иметь на Черном море боевые корабли. Детища же вице-адмирала Попова считались «плавучими фортами» и не попадали под запретительные статьи. Мичман искренне полагал свой будущий корабль новым словом в военном судостроении и добивался именно этого назначения.

– Вот и выходит, дорогой барон, что и я и Сережка, выбрали для службы броненосные корабли. Это вы у нас истинный марсофлот, пенитель моря-окияну, а нам теперь корпеть под броней, при солидных калибрах, вблизи родных берегов.

– Так ведь сами этого хотели! – фыркнул Греве. – Вы, Венечка, только и твердили, что о «поповках», да и Серж, насколько мне известно, сам попросился в бригаду броненосных лодок. И зачем ему, скажите на милость, эти нелепые посудины?

– Так уж и нелепые! Не забывайте, мон шер, эти, как вы изволили выразиться, «посудины» – почти точные копии американского «Монитора», прародителя нынешнего броненосного флота.

Греве скептически хмыкнул.

– Я, конечно, уважаю седины, но служить, все же, предпочитаю не на антикварных экспонатах, а на нормальных судах. Да и вид у этой калоши таков, что без смеха на него смотреть невозможно!

Сережа, не принимавший участия в язвительной пикировке, улыбнулся. Перед глазами его снова возник июльский день 1869-го года: он, девятилетний мальчишка, едет с матерью на извозчике в сторону Военной гавани Кронштадта, чтобы полюбоваться на стоящие там боевые корабли…

– Какой смешной! – громко сказал мальчик и громко шмыгнул носом. – Будто банку от монпансье поставили на плот!

Окружающие покосились на сорванца с неодобрением. Его мать, миловидная, стройная брюнетка лет тридцати, густо покраснела.

– Сережа, как тебе не стыдно! Господину офицеру, наверное, обидны такие сравнения!

Мичман улыбнулся.

– Ваш сын совершенно прав, мадам. Вот и северные американцы такие суда называли «коробкой сыра на плоту».

– Но ведь, правда, похоже! – вдохновленный поддержкой, продолжал мальчик. – У нас дома есть такая банка, фабрики «Ландрин», жестяная, с картинками. А плот мы с мальчишками делали прошлым летом, на затоне, вот!

Корабль, о котором шла речь, и в самом деле, возвышался над водой всего на несколько футов. Дощатые мостки, по которым надо было спускаться с пирса не палубу, были так сильно наклонены, что гостям приходилось судорожно цепляться за веревочное ограждение – леера. Двое матросов, дежуривших у сходней, подхватывали дам под локотки и передавали на палубу, где их встречал мичман при полном флотском параде.

Посетители нипочем не догадались бы, что мичмана тяготит роль гостеприимного хозяина и гида. По традиции, на стоящие в Кронштадте военные суда допускали по субботам и воскресеньям публику. И пока остальные офицеры съезжали на берег, кто к семьям, кто в поисках столичных удовольствий, – мичман, как младший в кают-компании, принимал посетителей. Сегодня их, правда, немного – с утра накрапывал дождик, и мало кто захотел испытать на себе капризы погоды.

Убедившись, что последние гости – почтенная матрона в сопровождении невзрачного господина в фуражке с гербом почтового ведомства – благополучно преодолели сходни, офицер откашлялся, привлекая к себе внимание. При этом он исподволь бросал взгляды на изящную брюнетку, порадовавшись, что гостья кажется, без супруга. Дама, мило улыбалась в ответ. Юный мичман слегка покраснел от смущения и поторопился принять строгий, независимый вид, как и подобает офицеру Российского Императорского Флота.

– Позвольте, господа, приветствовать вас на борту башенной броненосной лодки «Стрелец». – начал он многократно отрепетированную речь. – Таких в Кронштадте десять, и все построены по проекту американского инженера Эриксона. Это, дамы и господа, тот самый Эриксон, что построил знаменитый «Монитор». Теперь во всем мире подобные суда, низкобортные, с одной или несколькими башнями, так и называют – «мониторы».

Посетители заозирались, оглядывая широкую, как биллиардный стол, палубу. По сравнению с другими кораблями, чьи палубы загромождены орудиями, надстройками, световыми люками, брашпилями, кофель-нагельными стойками и прочим судовым имуществом, эта поражала своей пустотой. Лишь посередине высилась орудийная башня, та самая «коробка из-под монпансье», да торчала за ней дымовая труба.