Не спросил дневника. Ладно. Даша юркнула в свою комнату, быстро засунула за шкаф злополучный дневник. «Судный час» оттягивался; но как же тяжело ей было его дожидаться, вздрагивая от каждого шороха за дверью, и боясь каждого телефонного звонка!..

За окном, между тем, нависли сумерки. Мама всё не возвращалась, и папа, давно уже нарядивший ёлку, начал нервничать, хотя и старался за маской весёлости не показывать виду.

— Пошли обедать, — позвал он Дашу.

— А как же мама?

— Мама уже там накушанная…

В последней фразе Даша своим особым чутьём уловила, что значит «накушанная». Накушанная явно не салатом оливье и не мандаринами.

— Пап, пойдём за ней, а?

— Да, пожалуй, — согласился папа.

Они вышли в морозную стынь, решительно направились к месту маминой работы. И, ещё не заходя в здание института, сквозь стеклянные двери увидели «сабантуй» во всей красе.

— Ну, где же она? — спрашивала Даша, лавируя с отцом среди танцующих пар.

Маму они увидели в углу с каким-то мужчиной. Она была мертвецки пьяна и, вися у него на шее, уже не держалась на ногах.

— Домой, — коротко сказал папа, хватая её под руку.

— Ф-фу… Ну, чего вы пришли… Вечер только начался… — бормотала она уже заплетающимся языком.

— Домой, я сказал! — возвысил голос отец.

— Ладно, ладно… жандармерия! Прямо расслабиться не дадут…

На улице маме стало плохо. Даша, плача, смотрела на неё. Когда маму на мгновение отпустило, она подняла на дочь мутные, как у омуля, глаза, под которыми легли черные пятна от потёкшей туши.

— Прости меня, Даш… Я испортила тебе праздник…

И отключилась.

Глава 47

Это был, пожалуй, самый худший Новый год в Дашиной жизни.

Родители, впрочем, так и не спросили у неё дневника в тот вечер — им было не до этого. Еле-еле отойдя от «сабантуя» на следующий день, мама говорила папе:

— Мне было так плохо, что я чуть кони не двинула. Определённо, они что-то подмешали мне в стакан. Ермошкина, сука, спит и видит, как бы меня с должности сковырнуть…

— Мама, опять?! — разозлилась Даша.

— Что «опять»? — раздражённо отмахнулась Галина, — Не встревай, когда взрослые разговаривают! Лучше дневник свой покажи на подпись.

При слове «дневник» Дашу аж в жар бросило. Покраснев, как рак, она вскочила со стула и направилась к двери.

— Нам дневники не выдали… Сказали, после каникул…

— Бардак! — фыркнула мать, — И в школах чёрти что творится… Дожили…

Вечером в нанун Нового года к ним пришла в гости баба Зоя, принесла банку икры и торт песочный «ленинградский» с розочками, Дашин любимый. Но не лез ей в глотку ни торт, ни бутерброды с икрой. Все видели её подавленное настроение, пытались развеселить, но Даше от этого становилось ещё тяжелее. Подвыпивший папа тормошил её, щекотал, она смеялась нервным смехом, а потом опять впадала в ступор.

По телевизору показывали шоу «Куклы», одна из которых была копия президента Ельцина, смешно пародируя его говор и повадки. Смешно, конечно, для взрослых.

— Помню, была прямая трансляция на Пасху, — вставила свои пять копеек баба Зоя, — Так Ельцин этот как хлопнет яйцом об стол! Тоже, президент — ни манер, ни воспитания… Позорище на всю страну! Деревенщина неотёсанная, оглобля — одно слово…

— Да, — сказал папа, — В стране, где смеются над правителем, по определению не может быть порядка…

В одиннадцать сели за стол провожать старый год. Начали говорить тосты. Даша не слышала их; она молча сидела, неподвижно уставившись на пламя свечи.

— А сейчас выпьем за Дарьюшку! — вдруг провозгласил папа, — Выпьем за нашу гордость! За тебя, доча, за твою светлую голову, чтобы в новом году ты радовала нас, как и прежде, своими успехами!

Этого Даша вынести уже не смогла. Слёзы ручьём хлынули у неё из глаз.

— Да что с тобой, дочура? — встревожилась мама.

Вот тут-то и надо было Даше во всём признаться, но стыд и страх помешали ей говорить правду.

— У меня живот болит, — соврала она и расплакалась окончательно.

Глава 48

Остаток каникул прошёл в тоске и тревожном ожидании дня, когда волей-неволей придётся раскрыть все карты. Что тогда будет, Даша и в страшном сне боялась себе представить. Но она решила стоять до конца.

В тот день Даша, придя из школы и разогрев себе на обед котлеты, достала из-за шкафа злополучный дневник, очистила от пыли и с замиранием сердца открыла его на четвертной странице. Тройки по всем предметам неприятно бросились ей в глаза, но она напряжённо усмехнулась и протянула руку за бритвой. Затаив дыхание, Даша склонилась над дневником и начала тихонько соскребать бритвой свои тройки.