Шрифт:
Лера дочитала до конца первой страницы и поняла, что лист дрожит у неё в руке. Посмотрела на Вадика, который всё ещё стоял в дверях. Чайник на кухне перешёл в затяжное шипение, потом резко стих. В квартире стало тихо.
— Ты понимаешь, что это такое? — спросила Лера. Голос, вопреки ожиданиям, не дрожал, а сделался тихим и сиплым.
— Ната писала письма Бельгоцкой… Весьма странные письма, судя по всему. Похоже на откровения…
— Ага. Неотправленные, похоже. Конверты все запечатаны. Сколько мы их взяли? — Лера торопливо полезла за конвертами, сгребла в кучу, разложила перед собой на кровати. — Одиннадцать писем. Даты… так… четырнадцатый и пятнадцатый год. И одно письмо написано месяц назад.
— Думаешь, Бельгоцкая тогда была ещё жива?
— Не знаю. Что мешает Нате писать письма мёртвому человеку?
— Мне кажется, это уже слишком, — мягко произнёс Вадик. — Она узнала об измене, поделилась своими мыслями с подругой. Поверь моему опыту — нормальные люди не решаются просто так на убийства. Если ты работаешь, у тебя есть семья, дом, хорошие отношения, ты вряд ли просто так возьмёшь и убьёшь кого-нибудь, даже в состоянии аффекта. Есть защитные механизмы, есть осторожность и есть что терять. Нате определённо есть что терять.
— А вдруг она не нормальный человек? Вдруг она убила Подольскую и поняла, что может убивать дальше, а ей за это ничего не будет?
— И кого она ещё убила?
Лера пожала плечами.
— В письме ещё упомянут Лизин муж… Артём или Антон, не помню. Лиза — это сестра Наты. У неё был тяжелый развод, муж её поколачивал… а потом он куда-то пропал. Ну, как бывает обычно с людьми, которых не хочешь видеть. Исчез из её жизни, никто о нём ничего не слышал. Зачем Ната о нём пишет?
В груди зародился зуд. Пройдёт несколько минут, и он расползётся по всему телу, доберётся до головы, заразить мысли и обрушит Леру в то состояние, к которому она была не готова. «Ревинол» остался дома. Интересно, есть ли рядом аптеки, где готовы продать лекарство без рецепта?
— Пашка мог узнать подробности, и за это его… ну… — она не смогла выдавить нужное слово. Глубоко вздохнула. Зуд колко пробежал по позвоночнику. — Она же странная, всегда такой была. Заносчивая, завистливая, опасная. А тут я, увела Дениса. За такое можно убить. Может быть у неё одержимость, как в фильмах, а?
Лера оглядела комнату, плохо соображая. Есть ли у Вадика чистые флешки? Он же монтирует, то есть наверняка или флешки или съёмные жесткие диски. Штуки две хватит. Надо выгрузить информацию о Нате. Поискать сведения о Бельгоцкой. Вспомнить, как звали Лизиного мужа. Про письма не забыть. Про одержимости. Про то, как молниеносно мечутся мысли в голове, когда на тебя сваливается неожиданно много информация. Как в старой игре, где шарик мечется по полю и вышибает очки. Что Ната хотела сделать с Денисом? Что она с ним в итоге сделала?
Как это найти в интернете? В нём ведь есть всё. Или не всё? Или в интернете есть только то, чему там положено находится — мир не стал свободнее или информативнее, чем двадцать лет назад. Он просто расширился до определённых — дозволенных — границ и застыл. А всё, что осталось за его пределами, надёжно укрыто от посторонних взглядов. Скелеты в шкафу. Чёрные дыры сознания. Листочки в клеточку, спрятанные в конвертах на втором этаже дома с мертвецом. Так же и Лера спрятала Настю, от посторонних глаз и интернета, от медиа пространства, которое растерзало бы её. Спрятала среди кленовых листьев и тишины, вдали от информации, что сжирает наши мозги. От суеты и бестолковости бытия. От шампуня, который «не щиплет глазки». От будущего, которого нет.
Леру взяли за плечо, и она закричала, вцепилась ногтями в чужую ладонь, расцарапала в кровь кожу. Сообразила, что перед ней стоит испуганный Вадик.
— Тише, Лерчик, тише! — бормотал он.
Ногти продолжали царапать кожу, но уже не так сильно. Лера заморгала, приходя в себя. Огляделась. Только что она была где-то в холодном и тихом месте, а тут вдруг вернулась в квартиру Вадика, к книжным полкам, к хламу на полу, к плоскому телевизору и свету фонаря сквозь шторы. Где-то шумел дождь. Перед Лерой на кровати лежали конверты.
— Что… — она и так поняла, что случилось. Не дура. — Отвези меня домой за лекарством. Или я устрою тебе второй перелом носа. Срочно.
— В аптеку, — буркнул Вадик. — Тут недалеко. Двадцать четыре часа работают. Продадут без вопросов, я знаю продавца, всё в порядке.
— Читаешь мои мысли.
Она всё ещё напряжённо сжимала в руках письмо. Бумага в двух местах порвалась и смялась. Лера с трудом разжала пальцы. Те, как будто, не хотели слушаться. Листик упал на кровать.
— И если ты ещё раз увидишь, что я хочу сломать тебе нос — влепи мне хорошенько, ладно? — попросила она, убирая руку с расцарапанной ладони Вадика.
— Непременно. А теперь пошли.
В небольшой аптеке на углу дома действительно никто не задал вопросов. Несмотря на то, что Лера была одета в халат и тапочки, а Вадик попросил ещё и пластырь, тут же, у прилавка заклеивая кривые царапины на руке. Видимо, в этом районе к подобному давно привыкли.
Они вышли под козырёк, в октябрьскую прохладу, которая приводила в чувство. Дождь закончился, но всё равно оставалось ощущение, что он не ушёл совсем, а затаился, выжидает, чтобы обрушиться на головы тогда, когда этого никто не ждёт.