Он сбросил, убрал телефон в свой карман и посмотрел на Леру.

Автомобиль ехал где-то на окраине города. Справа тянулись давно закрытые гаражи, изрисованные граффити, заваленные мусором, развалившиеся. Слева мелькали шиномонтажки и мелкие складские помещения.

— Вы специально меня сюда завезли? — спросила она с вызовом, но голос задрожал и сорвался.

Василий Ильич моргнул, вытащил откуда-то носовой платок, медленно развернул его и аккуратно вытер вспотевший лоб.

— Значит, вы забрались в дом к Бельгоцкой вдвоем. Ты и этот твой неизвестный мне Вадик. Верно? — спросил он.

— Откуда вы…

— Давай сначала. Я пока ещё не во всём разобрался. — продолжил Василий Ильич, так же аккуратно и очень медленно складывая платок. — Ты спала с мужем моей дочери. Как там называют по правильному… с зятем. Начни с этого. Как долго?

— Я не понимаю. Зачем?

— Как долго спала? Месяц, неделю, год?

Машину тряхнуло, и Василий Ильич жестом велел водителю притормозить. Тот послушно сбавил скорость, припарковался у узкого разбитого тротуара.

— Где-то год, — пробормотала Лера, хотя, конечно, знала совершенно точно — начиная с того дня, как впервые столкнулись на пробежке и заканчивая прохладным дождливым вечером, когда Денис вышел из её квартиры в последний раз.

Василий Ильич пожевал губами, глядя не на Леру, а куда-то за её левое плечо. Он снова вспотел и снова достал откуда-то носовой платок, но уже другого цвета и поменьше.

— Это хорошо, — сказал он. — Это значит, что вы не просто развлеклись. Что-то серьёзное строили, какие-то планы, да? Не отвечай, не надо. Я думаю. У тебя удивительная способность вляпываться во что-то, Лерка. С самого детства. Ты постоянно куда-то лезла первее всех. В грязь, в говно. И тащила за собой моих девочек.

— Никого я не тащила…

Василий Ильич смерил её тяжёлым, но уставшим взглядом.

— Карты на стол, — сказал он через некоторое время. — Я был вчера в доме той старой писательницы. Ната позвонила, попросила помочь. Приехал, разобрался. Понимаешь, скольким людям я теперь буду должен? Во что вы меня втянули обе? Как маленькие девчонки, честное слово.

— Видели тело в ванной?

— Видел. Бедная женщина, надо бы её похоронить по-человечески.

— Что вам Ната рассказала?

Василий Ильич помолчал снова. Опытный человек, знает, как и с кем разговаривать, какой информацией делиться. Ната его уважала и побаивалась с детства. Она вспомнила летние загородные посиделки, когда девчонками втроём бегали из одного дома в другой. Василий Ильич появлялся там редко, но неизменно — в строгом костюме или в военной форме. Его привозили на машинах, никогда не ездил за рулём сам. Большую часть времени был молчалив, но иногда вдруг преображался (особенно, когда собирал всю большую семью у себя на заднем дворе, у мангала и за большим деревянным столом), много выпивал, болтал о разном, громко хохотал, жарил шашлыки, учил стрелять из именного оружия и арбалета, а ещё хватал дочек, сажал на плечи и раскручивал, прикрикивая: «Вспышка справа! Вспышка слева!». Её, Леру, тоже раскручивал бывало, но Лере было неловко веселиться, потому что это ведь был не её отец. Не тот человек, который бы её любил.

— Ната каким-то образом Дениса, — сказала Лера негромко. — Придумала… Звучит безумно, сложно принять, но я читала её записки. А до этого убивала ещё. Девушку, которая лучше неё пекла пироги.

— Пекла пироги? — хмыкнул Василий Ильич, погружённый в свои мысли.

— Да. Нате было завидно или обидно, я не знаю. Мало ли что у неё в голове…

Лера поняла, что либо придётся тщательно подбирать слова, либо лучше вообще замолчать. Василий Ильич хмурился. Крупные капли пота собрались у него на переносице.

— Вы же видели, что она хотела со мной сделать. Заманила, подговорила или запугала моего знакомго…

— За измену, — сказал Василий Ильич. — Это я как раз могу понять. Ната импульсивная девушка, у неё много стереотипов в голове. Муж изменял, потом умер, потом ты. У кого угодно снесёт крышу. А тут ещё не просто кто-то с стороны, а двоюродная сестра, Лерка, ну, это всё объяснимо.

Он посмотрел в окно. Размышлял. Лера почувствовала себя мышкой, которую кот зажал в углу и теперь решает, что с ней сделать. Сожрать или отпустить? Хотел бы сожрать — не вытаскивал бы из лап тех парней.

— Что вы нашли? — спросил, наконец, Василий Ильич. — Какие-то заметки? Видео? Что-то ещё?

— Много разного. — Теперь уже помолчала Лера. В голове закрутились мысли. — Зачем вам всё это? Хотите почистить следы? Чтобы Ната так и осталась вашей идеальной дочкой?

Василий Ильич вздохнул.

— Нам с тобой, Лерка, придётся договариваться. Потому что ситуация перестаёт быть управляемой, понимаешь? Ната хочет, чтобы ты уехала из города и больше никогда тут не появлялась. Я пообещал разобраться. Она мне дочь всё-таки. Но и ты не посторонний человек. Я сестре обещал о тебе заботиться. Ещё когда ты с ума сходила из-за своих этих концертов, влюбленностей… Поэтому просто так вышвырнуть из города не могу.

— И у меня компромат. — Зло напомнила Лера. — Хороший такой, жирный.

— Вот именно. Но не советую злиться. Мала ещё тявкать. Говорю же, надо договариваться.

Она посмотрела в окно, на пустынную дорогу по которой ветер тащил драный мусорный пакет. Интересно, двери заблокированы? Если рвануть сейчас на улицу, убежать, спрятаться — будет ли Василий Ильич за ней бежать? Сам вряд ли, а вот его амбалы — да. Возможно, догонят. Пятьдесят на пятьдесят.

Перевела взгляд на Василия Ильича. Он снова вытирал лицо платком, третьим по счёту. Волновался. Или всегда так?