– На румб сто восемьдесят градусов!

Послушно повторив приказ, Роберт закрутил штурвал в обратную сторону, и яхта, слегка наклонившись на левый борт, под двигателем быстро пошла на юг. Вдогон загремели торопливые выстрелы – в гроте появились три крохотные дырочки. Шлюпка, поднимаясь и опускаясь между волнами, стала отдаляться.

Прошло минут десять, и только тогда Дункель окончательно решил не связываться больше с китобоями.

– Поднять все паруса! Глуши мотор! – Он командовал спокойно, словно и не подвергался смертельной опасности. Фридрих подошел к баронессе, чтобы успокоить ее, а сам внимательно наблюдал за поведением команды, тем более что Карл по знаку отца отошел ближе к баку. Боцман, негромко чертыхаясь, вскочил с палубы, повторил команды сенатора:

– Ставь паруса под правый бакштаг! Трави правые шкоты! Выбирай левые! Крепи шкоты!

Ветер дул с кормы и чуть справа, наполнил паруса, в том числе и большой выносной спинакер. Яхта с левым креном быстро пошла на юг, продолжая так негаданно прерванный бег к заветному месту, о котором пока что знал только один человек.

– Отлично, парни! – Боцман удовлетворенно покашлял в кулак. – Чжоу – на камбуз, готовь обед! Подвахтенным отдыхать! – Майкл, не дожидаясь указаний сенатора, решил хоть такими командами напомнить морякам, что именно ему, а не пассажирам, они обязаны беспрекословно повиноваться. «Такого еще в моей морской службе не было, – в который раз мотнул больной головой изрядно взволнованный Майкл. – Святой и нерушимый долг каждого моряка – спасать потерпевших крушение! Никто не застрахован от подобного несчастья, в том числе и этот немецкий сенатор…»

Карл оставил баронессу наедине с Кугелем сидеть в кресле, подошел к отцу. И его грызли сомнения вперемежку с угрызениями совести, что пришлось бросить среди моря обреченных людей, хотя он отлично понимал главный мотив в поведении отца. Теперь надо, чтобы и вся команда узнала эту причину, которая лежит на виду у всех, а не та, подспудная, главная…

– Отец, а почему мы оставили китобоев? Я так и не понял, что за причина? – Карл спросил и краем глаза увидел, что команда тут же навострила слух, приблизилась к ним.

– Да потому, что на яхте женщина! Черт побери, Майкл! Неужели вы не понимаете? – И Дункель повернулся к нахмуренному боцману, который был несомненно подавлен поступком сенатора. – Вы что, не видели, кого готовы были принять на борт? Эти мужланы наверняка целый год болтались у берегов Антарктиды, озверели в полном смысле слова! Кто-нибудь из них не сдержал бы плотской страсти, посягнул бы на честь баронессы! Я видел уже эти рысьи огоньки в глазах китобоев, едва только госпожа Бутанис попала им в поле зрения! Видел и кривые усмешки, молчаливые намеки на скорую потеху… Неужели вы думаете, что мы не вступились бы за нее? Представьте, какое побоище здесь учинилось бы. У них пять винтовок, огромные ножи. Резня была бы пострашнее, чем в древние времена на Флегрейских полях, где греческие боги дрались с гигантами. Я не могу рисковать жизнью своих детей, всего экипажа. Совесть наша перед Господом чиста, мы дали им воду и галеты, до Новой Зеландии им этого вполне хватит. Все остальное – в их собственных руках, пусть поработают веслами хорошенько.

– Если так прикинуть, то ты прав, отец! – Лицо Карла прояснилось. И боцман перекрестился, складки у рта разгладились, глаза повеселели. Он шумно вздохнул, повернулся к морякам и сделал им знак большим правым пальцем – все, дескать, о, кей!

– Выходит, что по здравому смыслу вы поступили, господин сенатор. Видит бог, по здравому смыслу, – повторил Майкл, окончательно отогнав от себя нехорошие мысли, которые пришли было в голову по отношению к сенатору Дункеля. – Прогулочная яхта – не океанский пароход, где команда в сто человек… Хотя и такие пассажирские пароходы не застрахованы от пиратских налетов и ограбления.

– Твоя правда, Майкл! Думаю, что и моряки тоже поймут меня правильно. Кто знает, сколько дней или часов прожили бы мы дружно с теми китобоями… Карл, спустись в каюту. Мне кажется, что Вальтер принял все случившееся слишком болезненно. Поговори с ним. – А сам подумал с отчаянием в душе. – «Только бы мне сохранить сына и вернуться с ним домой благополучно! Отправлю на лучшие курорты мира, пусть подлечит нервишки, иначе ему не выжить в этом кромешном аду с его постоянными политическими, финансовыми и бытовыми катаклизмами… А невесту мы ему найдем со временем, достойную невесту, не какую-то нищую индианку…»

– Хорошо отец, я сейчас спущусь к брату. – И Карл с безмятежной улыбкой пошел к трапу.

Отто осмотрелся, нашел взглядом Фридриха, сделал ему знак быть на баке и следить за поведением команды, а сам прошел на корму, опустился на свободное складное кресло, взял баронессу за руку. Марта непроизвольно вздрогнула, словно не видела, кто с ней рядом, подняла голову – на лице все еще оставался отпечаток пережитого испуга и недоумения: что же случилось? Почему китобоев не взяли на яхту и тем обрекли на гибель? И почему моряки на шлюпке начали в них стрелять? Слова объяснения, только что сказанные Дункелем морякам команды, похоже, до ее сознания пока что не дошли…

Отто решил говорить не от себя, а от героев Джека Лондона, о которых Марта так превосходно начитана:

– Милая моя Пандора. Вы помните, что произошло с очаровательной Мод Брустер? – Отто еще раз продемонстрировал незаурядную память. – Волк Ларсен принял ее со шлюпки и тем вроде бы спас ее, совершив благородный поступок… Но он спас ее от голодной смерти в океане с тем, чтобы подвергнуть еще более страшному испытанию!

Ее счастье, что обезумевший капитан «Призрака» в ту минуту потерял силы по причине рака мозга! Но кто поручится за этих девятерых одичавших моряков? У меня волосы встают дыбом, едва только представлю себе, что они могли с вами сделать… Мы вчетвером легли бы перед вами намертво, защищая вашу честь, но как повела бы себя команда? Для них мы случайные пассажиры, только и всего…