Возможно, подобное отсутствие служебного рвения было характерной чертой полковника, но, может быть, причиной тому явилась его долгая беседа с Салли Энн, когда они катались в его коляске после обеда. Добившись успеха в кампании, имевшей целью получить возможность находиться в ее обществе, Томас Уорд этим успехом очень дорожил. Вряд ли он стал бы оскорблять чувства Салли Энн, проявляя излишнее рвение схватить человека, который для ее земляков становился героем.

На следующий день после танцев на веранде полковник прибыл в Сплендору с коробкой шоколадных конфет для тетушки Эм и небольшим флаконом розового масла для ее вдовствующей племянницы. Он еще раз попросил у Салли Энн извинения за свое поведение накануне вечером и умолял ее поехать прокатиться с ним в доказательство того, что у нее не осталось недобрых воспоминаний. Салли Энн совсем растерялась и не знала, что сказать, особенно потому, что Питер смотрел на конфеты с жадной тоской в больших голубых глазах.

Вдохновленный полковник распространил приглашение и на мальчика, а Питер взмолился, чтобы Лайонела тоже взяли. При мысли о двух измазанных шоколадом мальчишках на сиденье коляски между ней и полковником-янки глаза Салли Энн весело засияли. Она согласилась, но с условием, что тетушка Эм даст им с собой немного шоколада. Разумеется, хозяйка Сплендоры тут же отдала ей всю коробку, и после обеда они вчетвером отправились на прогулку.

— Боже правый, — промолвила тетушка Эм, когда коляска отъехала от дома, — надеюсь, Салли Энн будет помнить о правилах хорошего тона.

— Вы боитесь, Томас использует свое служебное положение, чтобы отомстить, если Салли Энн оскорбит его? — спросила Летти. — Если так, то вы, по-моему, думаете о нем слишком дурно.

— Да нет же, господи! Но Салли Энн, хотя она и такая тихоня с виду, вполне способна сделать эту прогулку не совсем приятной для него.

— Ничего, он это как-нибудь переживет.

— С его стороны очень мило попытаться загладить свою вину, но я все же думаю, ему лучше было взять на прогулку вас, а не мальчишек.

Летти не смогла сдержать смешок:

— Как компаньонку? Я думаю, Питер с Лайонелом лучше справятся с ролью охранников.

— Несомненно, — согласилась тетушка Эм и, в свою очередь, улыбнулась. Но я прекрасно помню, что в первый раз полковник приехал, чтобы увидеть вас…

— Мне он нравится, но я вовсе не собираюсь заявлять на него права!

— Вы меня не так поняли, Летти. Впрочем, жаль. Полковник — такой милый человек.

Рэнни, который сидел на ступеньках и строгал какую-то палочку, вдруг поднял голову.

— В самом деле, очень жаль, — сказал он простодушно.

Летти быстро посмотрела на него, но невозможно было сказать, смеется ли он над ней, над своей тетушкой или вообще ни над кем не смеется.

С приближением лета и удлинением теплых дней все больше путников начало проезжать через район Накитоша. В городе можно было видеть, как они закупают дорожные припасы, расспрашивают о дорогах, которые им предстоят, посещают воскресные церковные службы. Отправляясь с тетушкой Эм в город за покупками, Летти видела их на улицах — отчаявшиеся мужчины и женщины с детьми либо задавленные усталостью, неуверенные в завтрашнем дне. Эти люди вызывали интерес склонной к состраданию тетушки Эм, и она часто заговаривала с ними, расспрашивала, откуда они и почему оставили дом, иногда приглашала их к себе отобедать.

Некоторые из путников продали свои имения в Арканзасе и Теннесси, в Миссисипи, Алабаме и Джорджии, а многие просто бросали дома, прибив на дверь табличку «Уехал в Техас». Урожаи в тот год были скудными, и вырученных от их продажи денег не хватало на жизнь. Если же кому-то удавалось получить прибыль, все проглатывали сборщики налогов, аппетиты которых с окончанием войны росли год от года. Для многих решение переехать было вызвано страхом перед ростом насилия, когда люди целыми отрядами восставали против правительства, обманувшего их. Были и такие, кто в конце концов решил, что больше не может достойно жить в родных краях; эти люди направлялись в Мексику или Центральную Америку к эмигрировавшим раньше родственникам и друзьям.

У большинства все имущество помещалось в единственной крытой повозке, запряженной мулами или быками. Снизу к повозке крепились клети с курами, а сзади плелись привязанные коровы и собаки. У типичных представителей слоя мелких фермеров-рабовладельцев в лучшем случае было когда-то по четыре-пять рабов — а ведь им, как и раньше, все еще принадлежала большая часть земельных владений к югу от линии Мейсона — Диксона. Впрочем, некоторым семьям требовался целый поезд из повозок, чтобы перевезти свой скарб и мебель. С боков фургона под брезентовым верхом можно было заметить блеск зеркал в позолоченных рамах или полировку красного дерева, а когда колеса повозок проваливались в рытвины, слышно было, как пели фортепьянные струны и позвякивал хрусталь. Таких путешественников очень часто сопровождала охрана: мужчины с суровыми лицами и ружьями у луки седла.

Время от времени в городе появлялись люди, которые разыскивали своих близких, — их путь можно было проследить до Ред-Ривера, а потом они исчезали. Были подозрения, что тут не обходилось без джейхокеров, которые грабили проезжающих, а трупы закапывали в лесной чаще или сбрасывали в ближайший колодец. Фургоны запросто можно было сжечь или перегнать через границу и там продать. В Арканзасе и Техасе без проблем можно было сбыть лошадей, быков и другую живность, а ценные вещи скупали беззастенчивые торговцы.