Зинка улыбнулась, медленно подняла свое грузное тело, и серьги в ушах зазвенели.

— Хорошо. Спасибо, Катрина. Спокойной ночи.

Странно, как цыгане умудряются выживать в таких жутких условиях. Может, они и в самом деле обладают каким-то таинственным знанием, владеют искусством творить чудеса? Как бы то ни было, должно быть нечто, что помогает им жить и верить в лучшее уже не одну сотню лет.

— Спокойной ночи, Зинка.

Пока Кэтрин добрались до своей повозки, стемнело. Зажглись костры во всем таборе. Язычки пламени устремились в черное небо. Наступило то приятное время, когда дневные заботы уходят на второй план. Цыгане доставали скрипки. То тут, то там слышались смех и веселые голоса.

Женщины готовили ужин. В большинстве семей первыми ели мужчины, причем женщина старалась подавать им еду сзади, оставляя свободным пространство между мужчиной и костром. Женщина в таборе никогда не пройдет между двумя мужчинами, обязательно обойдет их сторонкой. Вначале Кэтрин трудно было принять эти правила, но постепенно она стала сама вести себя как все, даже не замечая этого.

Кэтрин была уже почти у повозки Доминика, как кто-то схватил ее сзади и зажал рукой рот. Кэтрин испуганно дернулась. Но ее отпустили. Девушка обернулась и увидела незнакомого мужчину. Он приложил к губам палец, жестом давая понять, чтобы она вела себя тихо.

— Что вам надо? — спросила Кэтрин по-французски, поняв, что перед ней крестьянин.

Мужчина был на две головы выше ее, сутул и очень худ. Лицо его, все изрытое оспой, было плоским и невыразительным.

— Мы пришли помочь вам, мадемуазель. В деревне знают, что вас держат пленницей цыгане, Мы пришли вас спасти.

Из-за деревьев вышел другой мужчина, Этот, наоборот, был слишком толст, Поверх домотканой рубахи на нем была кожаная безрукавка. Широкополая коричневая шляпа до половины закрывала лицо с отвислыми щеками и мясистым подбородком.

— Пойдемте, мадемуазель. Нам надо спешить, — сказал он, и крестьяне, с двух сторон подхватив Кэтрин пол руки, потащили ее за собой.

Что делать? Кэтрин переводила взгляд с одного мужчины на другого, лихорадочно соображая, можно ли им доверять. Вид у крестьян был неприятный: неряшливые, вонючие, они внушали куда меньше доверия, чем Доминик. И как-то нехорошо они на нее смотрели: во взглядах читалась скорее похоть, чем желание помочь.

Кэтрин вырвалась.

— Вас ввели в заблуждение, — сказала она. — Я здесь по собственному желанию. Мне не нужна ваша помощь.

Но толстяк грубо схватил ее и потащил за собой.

— Пойдем, пойдем, красотка. С нами ты будешь в безопасности.

Кэтрин испугалась по-настоящему.

— Пустите, — закричала она, упираясь ногами в землю, — я не хочу с вами!

— Придется пойти, англичаночка, — захихикал худой. — Поделись с нами тем, что ты давала этим грязным цыганам.

Кэтрин закричала изо всех сил, но толстый ударил ее по губам и, прижав к себе, закрыл ладонью рот. Кэтрин затошнило от мерзкого запаха. Рванувшись изо всех сил, она побежала, споткнулась, вскочила и помчалась вновь.

— Доминик! — кричала она. — Кто-нибудь, помогите!

Толстый нагнал ее, зажал рот, заломил ей руку за спину и потащил в лес.

— Думаешь, ее могут хватиться? — спросил у товарища худой, тревожно оглядываясь в сторону табора.

— Не из-за чего беспокоиться, Генри. Они слишком заняты, чтобы волноваться из-за какой-то англичанишки.

Оба рассмеялись.

Кэтрин брыкалась, выворачивалась, но силы были слишком неравны. Ее тащили все дальше в лес. Толстяк выкрутил ей руку так, что от боли перед глазами у нее поплыли круги.

Француз швырнул ее на землю, навалился на нее. Кэтрин задыхалась от вони и боли. Словно издалека она услышала треск разрываемой ткани — француз сорвал с нее блузку. Потом мясистые потные пальцы схватили тело, начали мять и давить ее. Едва насильник убрал руку с ее рта, Кэтрин закричала, но он тут же зажал ей рот своими горячими слюнявыми губами.

Тошнота подступила к горлу. Еще немного, и она не вынесет, умрет от стыда и отвращения.

Собрав последние силы, Кэтрин ударила толстяка ногой в пах. Мужчина взвыл, приподнял голову и замахнулся, чтобы ударить ее. И Кэтрин закричала. Так она не кричала никогда в жизни. Рука француза зависла в воздухе. Открыв глаза, Кэтрин увидела своего спасителя. Доминик крепко держал толстяка за руку.

— Дьявол, — прошипел француз и обернулся. В ту же секунду мощный кулак Доминика угодил французу в челюсть, и толстяк повалился навзничь. Кэтрин стянула полы разорванной блузы, с трудом отползла в сторону.

— Анри! — закричал толстый, вращая глазами.

— Твой дружок прилег отдохнуть, — едко заметил Доминик, взглянув на худого, распластавшегося неподалеку.

Кровоподтек на щеке и разбитые в кровь губы выдавали истинную причину «отдыха» тощего француза.

— Убью! — заревел здоровяк.