А Нумминорих как минимум ничем не хуже этой наскоро выдуманной шаманки. Поэтому шансы, что я однажды перестану чувствовать ответственность за его жизнь и рассудок откровенно невелики.

Но это исключительно мои проблемы. Нумминорих совершенно точно не должен от них страдать. Поэтому я не стал хмурить брови и изрекать мрачные пророчества с целью надолго отбить у него охоту самостоятельно путешествовать между мирами. А просто сказал:

– Хорошо, что у тебя есть такая подготовка. И это твоё магическое обещание не сгинуть, пока дети не подрастут. С такими козырными картами вполне можно позволить себе флиртовать с иными реальностями. Без них тоже можно, просто ставки будут повыше. Ну и не факт, что непременно повезёт. Впрочем, мне до сих пор везло, как видишь. А у тебя удачи побольше моего.

– Так и знал, что тебе можно всё рассказать! – обрадовался Нумминорих. – И ты не запретишь продолжать в том же духе. И не наложишь на меня какое-нибудь специальное заклятие, препятствующее путешествиям между Мирами, до тех пор, пока опыта не наберусь.

Отличная, между прочим, идея, мрачно подумал я. Но вслух сказал:

– Если запретить, как же ты этого грешного опыта наберёшься? С запретами вечно такая проблема.

– Многие так рассуждают, – улыбнулся Нумминорих. – Но как доходит до дела, сразу решают, что проще всё-таки запретить.

– Им, наверное, действительно проще. А для меня это и есть самое сложное – кому бы то ни было что-нибудь запретить, – признался я. – Сам знаешь, у меня довольно специфическая разновидность могущества: достаточно щёлкнуть пальцами, и мой Смертный Шар лишит воли любого, от королевской особы до воскрешённого мертвеца. С тех пор как я в первый раз проделал этот фокус, нет для меня ничего ужасней чужого повиновения. И ничего гаже отдающего приказы себя. Иногда всё равно приходится – и Смертные Шары метать, и просто командовать, потому что другого выхода нет. Но чем реже меня будет тошнить от себя, тем лучше. Причём сразу для всех.

– Я не знал, что ты так к этому относишься, – удивился Нумминорих. – Думал, тебе всё легко – могу колдовать, могу не колдовать. А Смертные Шары так редко пускаешь в ход, потому что это слишком просто и не особенно интересно – всё равно, что сейчас уйти отсюда Тёмным Путём прямо в мой сад.

Нарисованный им образ восхитительно могущественного балбеса, способного отказаться от магии только потому, что она чересчур упрощает жизнь, так мне понравился, что я поспешил согласиться:

– На самом деле, правильно думал. Примерно так и есть – пока я не начинаю, горестно заламывая руки, рассказывать о потаённых безднах своей непростой души. Видимо, у меня врождённый талант из всего делать драму. Должен же он как-то реализоваться. Пьес-то я не пишу.

– Может быть, зря, – совершенно серьёзно сказал Нумминорих. – У тебя отлично бы получилось. Возможно, твои пьесы даже помогли бы возродить пришедшее в упадок искусство театральных представлений. Энтузиасты сейчас очень стараются, но на старом классическом материале их шансы заинтересовать широкую публику, сам понимаешь, невелики.

Рассуждать о возрождении театральных традиций Нумминорих мог бы до утра, причём послезавтрашнего. Сразу видно человека, недавно обедавшего с леди Кенлех. В глубине души я уверен: Кенлех кусает всех, кто попадается на её пути, и несчастные со страшным воем превращаются в завзятых театралов. Только своего мужа она почему-то великодушно щадит, по крайней мере, сэр Мелифаро так до сих пор и не увлёкся старинным театром, даже толком не научился делать вид, будто ему интересно, хотя временами очень старается, чтобы не обижать жену.

Меня леди Кенлех тоже пока пощадила, поэтому смена темы не вызвала у меня особого энтузиазма. И я решительно вернул Нумминориха с неба на землю. Можно сказать, сверг с театральных подмостков обратно в Хумгат. Сказал, старательно имитируя фирменную преувеличенно спокойную интонацию сэра Шурфа Лонли-Локли, от которой даже самым безудержным оптимистам обычно становится не по себе:

– А что касается искушения, о котором ты говорил, не вздумай ему поддаваться. Самая большая засада не в том, что тебе там не особо уютно. И даже не в том, что тебе вряд ли понравятся правила, которые придётся соблюдать, полноценно включившись в чужую жизнь. Хуже другое: надолго задержавшись в чужой реальности, можно однажды проснуться человеком, физически не способным попасть в Хумгат…

Лицо Нумминориха явственно вытянулось.

– А что, и так бывает?

– К сожалению, да. Реальность, частью которой мы неизбежно становимся, включаясь в поток её повседневной жизни, постепенно изменяет нас. И далеко не всегда к лучшему. Когда мы совершаем короткие путешествия между Мирами, изменения не успевают даже начаться, поэтому, в общем, всё равно, куда нас занесло. Но места для длительных остановок надо выбирать с умом. Существуют миры, исполненные магии – настолько, что по сравнению с ними у нас, можно сказать, вообще никакой магии нет. Говорят, в древности находились безумцы, которые нарочно отправлялись в подобные места и старались задержаться там подольше. Не всем удавалось уцелеть, но те, кому удавалось, возвращались домой такими могущественными колдунами, что земля не могла их носить; кстати, я слышал, именно из-за них и возникла вернувшаяся сейчас мода ходить, не касаясь земли, чтобы наглядно продемонстрировать свою крутость…

– А когда надолго задерживаешься в реальности, где магии гораздо меньше, чем у нас, можно постепенно перестать быть магом? – перебил меня Нумминорих.

– Именно это я и хотел тебе сказать. Я сам в своё время несколько засиделся в подобном месте. Хвала магистрам, не настолько долго, чтобы совсем разучиться. Но знал бы ты, как мне было страшно в Коридоре между Мирами после долгого перерыва. Мне! Страшно! В Хумгате! Звучит, как полный абсурд.

– Да уж, – удивлённо согласился Нумминорих. – Всё равно как если бы я в собственном доме вдруг начал от ужаса орать.