Несомненно, однажды этот пузырь лопнет, но до того горстка людей успеет заработать кучу денег. Достаточно вспомнить, как это было в прошлый раз: Netscape, компания, выпустившая первый браузер, никогда не была успешной по объективным показателям, и все же ее соучредитель Джим Кларк якобы успел положить себе в карман 2 миллиарда долларов; то же самое происходит и сейчас. Zynga и Groupon теряют сотни миллионов долларов, но их основатели стали миллиардерами.

Наконец я испытал нечто вроде прозрения. Это произошло дождливым вечером пятницы в ноябре 2012 года в Anchor & Hope, дорогом ресторане на Минна-стрит, в квартале от Маркет-стрит, в той части Сан-Франциско, где сливается деловой квартал и страна стартапов, место, которое довольно точно можно определить как нулевую отметку для революции.

Я находился на пути в аэропорт. Тем вечером я должен был возвращаться в Бостон, но до этого планировал выпить с другом. Anchor & Hope кишел технарями и банкирами, которые тратили свои недавно заработанные деньги на напа вэлли каберне совиньон по 200 долларов за бутылку и устрицы по 50 долларов за дюжину.

Тад – инвестиционный банкир. Он сидел в дальнем углу бара. В глаза бросались его очки в черной оправе и серый, сшитый на заказ костюм, который стоил, наверное, больше, чем я зарабатывал за неделю. В 1990-х годах он сколотил состояние, управляя первичными публичными размещениями информационно-технологических компаний. Последние десять лет он был не при делах, но теперь вернулся, поскольку перспективы казались настолько грандиозными, что он не смог остаться в стороне.

– Ты представляешь, насколько масштабно все это выглядит? – говорил он. – Все будет просто грандиозно. Этот пузырь будет надуваться намного дольше, чем в прошлый раз.

Представь, что где-то далеко в море зародилось цунами, продолжал он. Сейчас ты его едва видишь, но совсем скоро оно подойдет ближе. Некоторых унесет, но некоторые оседлают волну и разбогатеют.

Я спросил, понимает ли он, что стоимость стартапов слишком высока. Основываясь на традиционных подсчетах, мне кажется, что некоторые из этих компаний слишком дорогие.

– Ты думаешь, что их рыночная стоимость сейчас высока? Подожди год, два или три, считая с этого момента, и взгляни на них еще раз. Мы еще даже близко не подобрались к пиковым показателям. Перед этим в Кремниевую долину переместится состояние величиной в один триллион долларов.

Его банк будет зарабатывать, помогая людям перемещать эти деньги и отрезая от них ломти по мере их передвижения. Тад будет устраивать слияния и поглощения. Он будет консультировать стартапы, которые привлекают средства либо частных инвесторов, либо через IPO.

В очередной раз я поднял тему переоценки стоимости компаний, и страх мой заключался в том, что этому явлению невозможно противостоять и что мы в результате переживем очередной крах.

– На Уолл-стрит ходит старая поговорка, – сообщил мне Тад. – «Когда утки крякают, корми их». Слышал такое? В девяностых инвесторы хотели покупать что угодно со словом dotcom в конце названия. И это именно то, что мы им дали. Наша работа заключается не в том, чтобы отговорить людей от покупки. Наша работа состоит в том, чтобы создавать то, что люди хотят. Наша работа – кормить уток. И сейчас утки хотят есть.

Рядом послышались радостные возгласы, когда официант поднес к столу здоровенную двухъярусную башню морепродуктов стоимостью в несколько сотен долларов, состоящую из лобстеров, устриц и других моллюсков, а за этим столом сидело двадцать с лишним технарей в джинсах, кроссовках и очках Warby Parker.

Тад снова заговорил о триллионе долларов, который пойдет по рукам. Триллион долларов! Это самый большой денежный трансфер за все время.

– А я пишу об этом вместо того, чтобы непосредственно в этом участвовать.

Он сделал глоток каберне совиньон и пожал плечами.

– Верно.

– Это не мой бизнес, – пожаловался я.

– Это так, – подтвердил он с непередаваемой интонацией в голосе.

Мне пора. Снаружи меня ждало такси Uber. Мы простились. В машине, по дороге в аэропорт, я смотрел в темноту и, наблюдая за тем, как капли дождя разбиваются о лобовое стекло, продолжал представлять этот триллион долларов. Шутка о том, что я тружусь не в той сфере, на самом деле не была шуткой. Это правда. Я занимаюсь не тем. Я работаю в бесперспективной индустрии, где все скоро станет еще хуже. Но почему? Разве есть такой закон, что я должен продолжать заниматься гиблым делом?

К моменту прибытия в аэропорт я принял решение. Рынок технологий снова пребывал в безумии, и на этот раз я не буду стоять в стороне и писать об этом. Я буду участвовать в стартапе. Буду кормить уток или кататься на гребне цунами, или, может быть, упаду со своего серфа и утону, или, может, не знаю, утки меня сожрут, но и черт с ним – я попробую.

Я смотрел на то, что меня окружает, и понимал, что мне нечего терять. Я люто ненавидел свою работу в ReadWrite. Конечно, мне пятьдесят два, и время начинать новую карьеру или впутываться в какие-то сомнительные приключения для меня уже прошло. Но если я не сделаю это сейчас, возможно, другого шанса у меня не будет. Я бы всегда думал о том, что могло бы произойти, если б у меня тогда хватило смелости сделать этот шаг.