Но он на меня не смотрел и будто понял без объяснений:

— Вас так расстроил отказ, Мария, что вы готовы называть меня на голову нездоровым?

— Какой еще отказ?

— А, ну да, мы же делаем вид, что вы в последние дни не смотрели на меня голодной кошкой. Как и сейчас смотрите.

Больше я ни слова не произнесла. А то конкретно этому человеку всерьез грозила еще одна авария.

Он ушел с целой стопкой документов, а я почти два часа ждала в машине. И не уедешь, если хоть каким-то образом следует изображать усердную сотрудницу. Когда наконец-то вернулся, я просто спросила:

— Теперь в офис?

— Почти. Еще в одно место заскочим. Устали? Там буквально на пять минут. Брату распечатку закину.

Я вмиг заинтересовалась, а когда он через десять минут припарковался перед очередным зданием, спросила:

— Можно с вами? Ноги размять, надоело в машине сидеть.

— Конечно, — он и не удивился моей просьбе.

Виталий Алексеевич встретил нас в холле, удостоив меня приветственным кивком и лишь слегка заинтересованной улыбкой. Их разговор действительно не продлился больше пяти минут — мужчина пробежался по полученному листу, задал какие-то вопросы по цифрам, кивнул и, не прощаясь, побежал обратно к лифту. Зря они так наспех — братья же. Могли бы и погоду обсудить, и цены на недвижимость, почему нет? Или сказать, например, «Покажи мне, как ты стараешься, Ева». Но ничего подобного, только бизнес. Голоса у них идентичны, особенно в таком спокойном тоне. И я почувствовала себя разочарованной.

Зато когда ехали уже в наш офис, Кирилл Алексеевич вдруг заговорил с неприкрытой иронией:

— Знаете, Мария, кажется, я вынужден взять свои слова обратно. Вы не только на меня — на всех мужчин так смотрите? Виталя тоже нравится? Вы — я заранее извиняюсь за этот вопрос — случаем не нимфоманка?

Я просто одеревенела от обилия грубостей в мой адрес за один день. И это после того, как я его и раньше считала исключительно грубияном. Потому не стала удерживать порыв и ответила на той же ноте:

— А вы — я извиняюсь за этот вопрос — случаем не слишком высокого мнения о себе? У вас навязчивая идея какая-то — все вас хотят, все вас взглядами облизывают?

— Не только о себе, — он ничуть не стушевался. — Но теперь и о брате. А ответа на вопрос я так и не услышал.

— Потому что сначала я загляну в трудовой договор и проверю, не ли там пункта, обязывающего меня отвечать на подобные вопросы!

— Почему вы злитесь, Мария? Не любите говорить о сексе?

— О-о… — я едва удержалась, чтобы не добавить к сарказму обращение «мой сладкий медвежонок». — Очень люблю говорить именно о сексе! Только о нем и говорю — нашлись бы любители слушать. Но некто мне недавно намекал, что очень против служебных романов!

— Так я только поговорить и предлагал. Точнее, на вопрос ответить, — он улыбался теперь постоянно — явно просто насмехался над моей реакцией. — И уж вопрос этот возник от чистого любопытства. Я действительно очень внимателен и редко ошибаюсь, вот и не могу теперь определиться, что в вашем поведении не так. Причем еще неделю назад ничего подобного не замечал. Вы терпите работу только из-за какой-то необходимости, но новость о состоятельных родителях заставляет меня в этом усомниться, вы не горите желанием сплетничать с девчонками и не строите глазки парням, а ко мне ваше отношение всегда колебалось от равнодушия до неприязни. Не буду сейчас останавливаться на том, что все мои замечания в ваш адрес были обоснованы. И вот такой любопытной натуре стало интересно, с чего вдруг такая резкая перемена в поведении?

У меня дар речи пропал. Я вдруг ощутила себя мухой под лупой, которую тщательно разглядывали. Или он так всех разглядывает, про каждого своего подчиненного такой же поведенческий портрет сходу накидает? Теперь уже не удивлюсь.

— Кирилл Алексеевич, — я после паузы смогла говорить абсолютно спокойным голосом. — Я никогда не считала ваши претензии совсем безосновательными.

— То есть вы сделали вид, что не расслышали всего остального?

— То есть так. Я уже подозреваю, что никто вашу машину не брал. Вам зачем-то понадобилось то ли пообщаться, то ли посмотреть на мое раздражение.

— О, нет, я не до такой степени любопытен. Но теперь интерес растет — сейчас вы выглядите еще более странной, чем утром. А откровенно говорю осознанно. Это единственный способ вытянуть из собеседника ответную откровенность, обычно люди поддаются, хотя бы от неожиданности.

Я разволновалась, а от волнения всегда начинаю злиться:

— Хорошо! Держите свою откровенность. Я в самом деле не люблю свою работу, не считаю ее сферой для реализации, но она мне очень нужна. Про родителей соврала, машину мне купил богатый любовник. А в романтическом интересе к своей персоне вы сильно ошиблись — нет у меня к вам даже подобия такого интереса! Вы бы лучше на других сотрудников в офисе так же внимательно посмотрели на предмет скрытых симпатий!

— Про других знаю, — он уже остановился на парковке, но не спешил возвращать мне ключи. И продолжил без малейшего смущения: — Отчетливо — Кристина, Наталья, Марина из бухгалтерии, совсем немного Василина и, не побоюсь рискнуть с предположением, Игнат. Просто все они умеют держать себя в руках, зато работают в три раза эффективнее своей планки. Так вас из этого списка вычеркивать?

— Самовлюбленный кретин, — выдохнула я, не сдержавшись, но так тихо, что тлела надежда остаться неуслышанной.