А небо здесь пахнет дождем

Аннотация

Будни Егора проходили в монотонной работе на рынке вперемешку с частыми попойками в небольшом городке Межпутное... Захлопнув дверь своей прошлой унылой жизни, он пустился в поиски отца-геолога, оставившего его совсем маленьким... Его путь полон приключений, опасностей, неожиданных поворотов... Спустившись на плоту по реке, Егор попадает в дивный край, где гармония природы, любовь и забота идут рядом с опасностью, ложью и предательством.

Посвящаю сестре Юлии Малой (Остривной) Предисловие Небо затянуло темно-серыми, угрожающими скорой грозой тучами. Гонимые ветром, они быстро меняли свою форму, создавая причудливые строения – небесные здания. Поплавок то погружался в воду, то, после резкого движения рыбака, выныривал… В тот день погода быстро испортилась, но юноша, рыбачивший на дамбе, совсем не спешил домой. Может потому, что клев был хороший или, может быть, предчувствие странного стечения обстоятельств, не суливших ничего хорошего впоследствии, задержало его. Как в действительности звали этого рыжеволосого парня, быстро ответить никто не мог. Почти с самого рождения все называли его Рыжий, на что он ничуть не обижался. А в свидетельстве о рождении было записано – Дмитрий Чащин. Деревенская жизнь вдали от «цивилизации» сделала его послушным и способным к физическому труду. Родителям он подчинялся беспрекословно, особенно отцу, так как тот был весьма строг, а мать иногда жалела сына. Многие в деревне занимались промыслом: летом – рыбалка, зимой – поимка пушного зверя на капкан. Отец Рыжего занимался не тем, чем все в деревне. Дома отсутствовал по неделе, а то и по две. Уходил всегда с вещевым мешком, с ним же и возвращался. На шутки жителей деревни по этому поводу он тактично отвечал: «Таков промысел!» Никто не знал, чем отец Рыжего занимался. Да и по сути всем было все равно. Каждый смотрел только в свою миску, так как с чужой досыта наесться было тяжело. Но слухи всегда витали над домами людей и доходили до тех, кто этот мир измерял по количеству банковских купюр или весу драгоценных металлов. В семье Чащиных не принято было покупать дорогие вещи, хотя возможность такая была. Особенно отец не хотел сильно выделяться из народной толпы. На то у него была своя веская причина. Рыжий тоже не знал, чем занимается отец. Мать ему как-то сказала: «Мол, в угольной шахте работает, далеко отсюда». Больше юношу этот вопрос никогда не тревожил. Да и почему его должно было это тревожить, если в семье «шахтера» все было замечательно. Но даже то тайное, что кроме тебя одного, никто больше знать не может и не должен, рано или поздно набирает воздух и выплывает на поверхность. Детство Рыжего было замечательным. Таким его сделало место, где он родился и рос. Грациозно извивающиеся реки, величественные горы, непроходимые леса, бесконечные поля… Спокойствие и умиротворение было во всем. Даже при самой тяжкой работе, человек здесь отдыхал. Бывало, отец брал сына с собой на охоту, чему очень сильно противилась мать. Ежегодные сплавы по реке на плоту с друзьями стали почти традицией. Беззаботное детство и юность сделали его заложником собственных мыслей; взрастили нежелание знать, что готовит ему завтрашний день. Да и честно говоря, кто из подростков, которые только начали познавать красоту окружающего мира, думает о том, что завтра может быть все по-другому. Родители старались воспитать сына самостоятельным, строгим, прежде всего к самому себе. Особой страсти к учебе Рыжий не испытывал. Этому способствовало еще и то, что школа находилась в соседней деревне, и по дороге к ней у мальчишки было много отвлекающих факторов. Попросту сказать, он к ней часто не доходил. Лето заканчивалось, оставался последний год школы. По обыкновению, Рыжий пару раз в неделю ездил на велосипеде на рыбалку и к обеду возвращался домой. Возле деревни протекала река, которая в некоторых местах была заболочена и покрыта камышом. Дорога в деревню проходила по дамбе. Так что шнырявший мимо люд рыбаку трудно было не заметить, разве что клев был хороший. Нависший над головой темный ковер сулил скорое начало дождя. Но Рыжего дождь не пугал. Вообще в это время он должен быть уже дома, но сегодня его что-то задержало. Да и ловля рыбы превратилась в нечто странное. Он смотрел на поплавок, не отрывая взгляд, что для рыбака нормально. Но не смотрящий на поплавок парень был наблюдателем, а наоборот – поплавок, словно волнами гипноза, притягивал к себе юношу своей неподвижностью. Этот гипноз прервал лай собаки, внезапно раздавшийся за спиной. Вздрогнув, Рыжий недовольно взглянул на нее. Собака смотрела на парня и лаяла, как будто звала, или предупреждала о чем-то. Рыжий отмахнулся от нее, продолжая пристально следить за поплавком. Лай резко прекратился, собака исчезла. «Хм… Странно!» – подумал Рыжий. Казалось, кто-то или что-то предупреждает его о чем-то неизбежном. Состояние тревоги витало в воздухе, томная тишина давила. Через несколько минут состояние страха охватило его. Почему – он понять не мог. Первые маленькие капли дождя прилипали к одежде рыбака, моментально впитываясь. Смотав наспех удочку и привязав ее к раме велосипеда, он не спеша поплелся в сторону дома. В вещевом мешке за спиной хлестала мокрыми хвостами рыба. Грунтовая дорога прорезала густой камыш, поросший с обеих сторон, и уходила далеко вперед. Взгляд Рыжего приклеился к медленно катящемуся переднему колесу, как недавно к поплавку. Какое-то мучительное беспокойство не покидало парня. Резкий хлопок заставил его опомниться. Пробитое колесо издавало шипящий звук. Дождь усилился. – Почему я стою, а не еду? – воскликнул Рыжий. Впереди, в метрах десяти от него, стояли двое мужчин. Два тяжелых, грозных взгляда вонзились в его худое тело. Удушающая пелена гипнотизировала его мозг. Что это были за люди и почему они смотрели на него таким обжигающим взглядом, Рыжий понять не мог. Вернее, его способность мыслить кто-то или что-то блокировало. Тот, который повыше и покрупнее, продолжал вонзать в парня пронзительный взгляд, будто штопором ввинчивался, медленно и уверенно, в пробку бутылки. Казалось, хотел разрушить его щит, панцирь, защищавший от других. Разрушив его, можно без особого труда убить все светлое и прекрасное, что жило в этом юном, слабо защищенном теле. Рыжий пристально всматривался в лица незнакомцев, пытаясь увидеть в них хоть что-то человеческое. Но разглядеть он смог один лишь холод, огромное презрение к нему, внутреннюю агрессию, которая рвалась из мрачного нутра наружу. Вмиг словно молния ударила в темя, Рыжий с трудом удержался на ногах, с болью разжал руки, сведенные судорогой – велосипед с грохотом упал на укатанную дорогу. Пространство заполнил странный, непонятный шум, причиняющий сильную боль внутри. Рыжий присел, обхватив голову руками. В голове что-то острое резало вдоль и поперек. Он стонал, кричал от этой страшной боли. А затем внезапно все стихло, боль прошла. Но оцепенение не отпускало его. Дневной свет болезненно въедался в глаза. Легкая дрожь по телу, озноб… и вот Рыжий уже стоит на дороге. Перед ним – никого. Оглянувшись, увидел две удаляющиеся фигуры: один из незнакомцев поворачивает голову к другому, как будто что-то говорит ему… Вдруг раздается дикий смех и страшный голос: – Я еще вернусь за тобой! Вернусь! Верну… Верн… Удаляющееся эхо раздается в ушах мальчика режущим отголоском происшедшего. Холодный, угрожающий взгляд висит над парнем, как приговор, и не отпускает его… Туман в голове Рыжего немного рассеялся, мысли стали приобретать более отчетливую форму. Непонятный звук хаотичных хлопков слышался где-то рядом, но где… Посмотрев по сторонам, юноша ничего не увидел, только колосья камыша гармонично склонялись под натиском ветра. Наклонившись, чтобы поднять упавший велосипед, Рыжий обнаружил разбросанную вокруг рыбу, бьющую хвостами по мокрой земле. Рыба извивалась, переворачивалась, жадно хватала жабрами воздух. В тот момент жутким зрелищем показалось юноше агония рыбы. Не отводя глаз от этого зрелища, он рукой стал искать дыру в мешке, через которую выскользнула вся рыба. К удивлению Рыжего, он дыру нашел, но она оказалась настолько мала, что даже самая маленькая рыбешка не смогла бы проскользнуть сквозь нее. Удары становились все менее энергичными. Рыба задыхалась. Парень смотрел, не отводя глаз, словно завороженный. – Черт! – бросив мешок рядом с умирающей рыбой и велосипедом, он, что есть сил, побежал домой. В этом скользком, холодном создании, Рыжий увидел какой-то знак свыше. И эти мужики, которые его ослепили, одурачили… «Что-то случилось, что-то не так!» – мелькало в голове бегущего юноши. Он побежал еще быстрее, задыхаясь, спотыкаясь, но не останавливаясь. Последний поворот дороги и дом. Вот он совсем близко, вот он! Перед калиткой Рыжий остановился. Упершись руками в колени, он часто дышал. Переведя дыхание, вошел во двор – ничего подозрительного там не заметил. Только куры клевали зерно, рассыпанное по двору. – Отец! Мама! Отец! – постепенно повышал голос, медленно идя вглубь двора. На его зов никто не отвечал. «Может на огороде?» – подумал. И резко толкнув ногой калитку, бросился через сад. Не чувствуя под собой земли, он мчался, задевая густорастущие кусты малины, зацепившись, кувырком покатился в кусты, сильно царапая лицо и руки. Сквозь подранную рубаху стали видны капельки крови. Боли он не чувствовал, вовсе ее не замечал. Что-то светлое на тропинке привлекло его взгляд. Вскочив на ноги, Рыжий медленно, страшась увидеть что там, шел вперед. Те, мучительно страшные, жестокие мысли, которые поселились в его голове, создавали адскую боль, которую раньше он никогда не ощущал, которую отвергал и боялся. Рыжий пытался задушить, выгнать, зарыть глубоко в своем подсознании свои мысли, но они не стали подчиняться своему создателю, а наоборот, повернулись к нему своим истинным лицом и, цепляясь острыми крюками за вены счастья и спокойствия, рвали их. Рыжий сделал еще несколько шагов, мутное белое пятно приобрело четкие очертания, и вместе с этим последний крюк рванул с такой силой, что ноги юноши подкосились – он с ужасом в глазах упал в траву. Сильный крик протяжным эхом раздался в этом тихом живописном крае… В саду на тропинке Рыжий обнаружил окровавленное тело отца. Мать он нашел в доме. Тело ее полностью было покрыто множеством синяков и ссадин, но в ее замученном теле еще струилась жизнь. Не зная, что делать, сын метался возле угасающей матери, рыдая. – Сы..н..ооо..к? – это последнее, что она смогла еле слышно произнести. Рыжий упал возле матери: – Мамочка, что, что дорогая? Скажи? – нежно гладил ее волосы, так осторожно, чтобы не причинить ей большей боли. Лежа на животе, она, собравшись с силами, чуть подняла голову и взглядом указала на покрытый пылью пол в глубине под кроватью. Сын не мог понять, что хочет сказать ему мать. Голова ее медленно опустилась… в последний раз. В состоянии аффекта и полного бессилия, Рыжий провел остаток дня и ночи в одной комнате с мамой, не отходя от нее ни на шаг. Похоронил родителей Рыжий сам, недалеко от дома. Спустя неделю, проснувшись рано утром и потерев лицо руками, он вспомнил о последнем жесте матери. Лежа без движений, протирая взглядом потолок, юноша думал, чтобы это значило. После случившегося, мысли Рыжего долго не могли лечь в правильное русло. Держась за край кровати, он заглянул под нее. На полу абсолютно ничего не было. Рыжий лег на кровать. Ничего не понимая, он снова нырнул под кровать, вглядевшись, в самом отдаленном углу он увидел маленький предмет, напоминающий горошину. По его лицу пробежало удивление: горошина странно блестела. Отодвинув кровать, он присел, медленно двумя пальцами положил горошину на ладонь. Сквозь открытое окно солнечный свет упал на ладонь Рыжего, стеклышко заиграло красным цветом. Вновь пальцы парня обхватили неизвестный предмет, и он поразил взор своей красотой, таинственной глубиной и чистотой. Лицо Рыжего исказилось. Глаза налились кровью. Дикой яростью наполнилось его нутро. Он понял все. Сжав маленькое стеклышко в кулаке, он посмотрел в окно. Дикое рычанье, переходящее в крик и плач, прокатилось по комнатам пустого дома. Злоба и желание мести овладели юношей. Через полгода Рыжий стал эгоистичным и черствым. Школу он забросил окончательно. Почти весь домашний скот был пущен на мясо, огород, правда, к осени был убран, но в следующем году он быстро зарос травой и сорняками. За последующие несколько лет в Рыжем не осталось ничего светлого. Он не лез днем к другим, да и другие обходили его стороной, а вот ночью… Рыжий, ранее так радовавшийся жизни, и подумать не мог, что его счастливую жизнь перечеркнет это стеклышко. Он понимал, что оно было не одно. Душевная боль со временем постепенно притупилась, и в сумерках ночи, облокотившись о стену родного дома, стоял другой человек, абсолютно другой… с другими жизненными ценностями и принципами. Глава 1 Расплата Городок, в котором жил Егор Павлович, был небольшой, местный люд бегал, как муравьи, с раннего утра до позднего вечера. Через городок проходили железнодорожные пути и протекала река, видимо, поэтому его и назвали – Межпутное. Корабли и баржи проплывали довольно часто, так что припортовая жизнь в здешних местах бурлила. Межпутное было расположено на очень отдаленном расстоянии от областного центра, и проверок в разных сферах жизнедеятельности оно не видело давно. Директора мелких и крупных фирм, баз, производств и тому подобных организаций с рабочим людом поступали так, как им заблагорассудится. Так было и с Егором Павловичем… Егор работал на рынке помощником директора. Собирал месячную плату с арендаторов рынка, а их было немало. Выполнял также мелкую работу: чинил крыши рыночных вагончиков, латал ямы в проходах рядов, был сантехником, слесарем, то есть всем тем, что подлежало ремонту, заведовал он. С одной стороны, он работал на рынке с утра до ночи, но с другой, как работник рынка не числился, и уже долгие годы. Как и всем, Егору приходилось забирать свои заработанные деньги с огромным скандалом, а порой задолженности доходили до целого года. Егору было уже за сорок. Жил он сам, семьи не было. Все время проводил на работе, ночевал в вагончике – это было его рабочее место. Но свое жилье Егор имел. Выходные чаще всего проводил дома. Родных и родственников у Егора в городке и округе не было. Мать умерла давно… Отец по образованию был археологом. Егор почти не помнил его, да и мало знал о нем. Мать с отцом разошлись, когда мальчику исполнилось только четыре года. Понять несмышленому ребенку, почему навсегда ушел отец, было трудно, да и мама вовсе не пыталась что-то объяснить сыну. Долгие годы об отце ничего не было слышно. И лишь, когда Егор вырос, возмужал, переступил порог во взрослую, самостоятельную, порой опасную жизнь, ему передали неприятную новость от старого маминого приятеля, когда-то дружившего с его отцом – «где-то пропал в экспедиции на севере». На что Егор в тот момент никак не отреагировал. Из родственников был еще родной дядя, работал вместе с отцом, но о нем также он ничего не слышал. В детстве и юности Егор был романтиком. Посещал кружок по рисованию. Рисовал довольно-таки неплохо, у него было своеобразное видение мира и свой взгляд на вещи. Но после окончания школы мать не разрешила поступать в художественное училище, не хотела, чтобы ее чадо находилось далеко от нее. На этой почве между ними возникали частые ссоры, но постепенно все забылось, и он забросил свое любимое дело. Горечь нереализованного таланта засела внутри Егора надолго. И в моменты, когда эта горечь вырывалась наружу, он глушил ее бутылкой «огненной воды» – так называл водку в моменты слабости и глупости. Пришлось Егору выпить и в этот весенний вечер. В конце рабочей недели Егор всегда шел домой. И сегодня, собрав со всех углов вагончика вещи в рюкзак, помощник директора направился к выходу. Дверь внезапно отворилась: – Здоров, начальничек, – на пороге стоял Фомич, дворник с соседней базы. Он окинув с ног до головы Егора презрительным, бегающим взглядом. – Э-э… Егорушка, а ты куда!? Нельзя, пятница, да и почти конец месяца! – преградив дорогу Егору, слегка уже выпивший дворник поднял руку с пакетом, – а у меня есть! – Фомич!? Ну как же так!? – хотел было возразить Егор. – Да, да, есть у меня, есть! – закрыв за собой дверь, Фомич увлек за собой Егора. Начальника не пришлось долго уговаривать. Отворив старую дверь холодильника, он достал из него все съедобное. Очередное застолье началось, как и всегда, с жалоб на плохую жизнь, скотское отношение начальства и поиска выхода из этих неразрешимых проблем. На улице стояла глубокая ночь, во дворе бегала облезшая собачонка. Остановившись напротив единственного окна вагончика, она с любопытством уставилась на машущие руками пьяные силуэты людей. Крики и смех в вагончике к восходу солнца понемногу стихли. Спящие тела дворника и помощника директора находились в полном беспорядке. Егор Павлович почти сполз с лавочки на пол, а вот Фомич устроился поудобнее – голову он положил на стол, правда, под нее подложил пустую бутылку, принесенную вечером, сам сидел на стуле, а вот ноги умудрился как-то взгромоздить на рядом стоящую тумбочку. Со стороны это выглядело так, как будто цирковой акробат замер на миг, выполняя сложный трюк. Казалось, ничто и никто не мог нарушить этого умиротворенного блаженства. Но вот резко со скрипом отворилась дверь, и солнечный свет с утренним свежим воздухом ворвались в это затхлое помещение. – Ну, так я и знала! Он как всегда на своем рабочем месте. – С иронией прокричала Нина Аркадиевна, бухгалтер рынка. Женщина она была строгая и крупная. Возмущений никаких не терпела. – Фомич! – ударила ногой по стулу. Фомич с испугу чуть не свалился на пол. – А ну вставай, пошел вон! – прокричала Нина. Фомич что-то промычал про себя, попытался встать, но стул под ним подкосился, и мужик с грохотом рухнул на пол. – Твою мать! – выругался он, – Нина, можно хотя бы сегодня спокойствия? – шипел Фомич, пытаясь подняться. Егор все это время находился в той же позе, слегка повернув голову в противоположную сторону от двери, от яркого пучка света, которое нацелено было ему точно в правый глаз. – Просыпайтесь, алкоголики, работа не дремлет! – на лице Нины Аркадиевны появилось подобие улыбки. Со стороны Егора послышался голос. – Сегодня же вы-ход-ной! – по слогам прошептал тот, как ученик начального класса читает отрывок из азбуки. Фомич тем временем поспешно выпал из вагончика, чтобы быстрее скрыться из глаз грозной женщины. Не раз он получал ее тяжелой сумкой по своему старческому позвоночнику. Нина подняла стул, на котором спал дворник: – Вставай, Егорушка, хватит пыль собирать! – А в чем собственно дело? – немного оклемавшись, Егор сел на лавочку. – А в том, мой дорогой, что я пришла тебе сообщить, чтобы в понедельник с утра ты на работе был как огурчик. Договорились? – В понедельник? – с удивлением переспросил Егор. – В понедельник, в понедельник! – насмешливо повторила Нина. – Хм…! А что такого в этот понедельник? Нина от такой наглости привстала со стула и оперлась о стол двумя руками. Егор, видя эту тучную грозную фигуру, прижался сильнее к лавочке, у него создалось впечатление, что гора надвигается на него. – Проверка! Проверка! – прокричала бухгалтер. – Хорошо! Я понял! – еле слышно произнес Егор. – Вот и славно! – Нина Аркадиевна выпрямилась во весь рост и без лишних эмоций вышла из вагончика. Егор некоторое время сидел в полном смятении. У него сильно болела голова. Он не мог понять, что произошло, как очутился на лавочке и где делся Фомич. Просидев еще более получаса и, немного придя в себя, он собрал вещи и поплелся домой. Как дошел до дома, он также смутно помнил. Очнулся от забытья, когда захлопнулась за ним входная дверь, и громкий хлопок ударил по голове. Но дверь внезапно снова отворилась – в проходе стоял сосед. – Палыч, привет! А мы тебя вчера ждали! – переминаясь с ноги на ногу, сказал Виктор. – А чего ждали, кому я такой понадобился? – спросил Егор, повернувшись к нему. – Палыч!? Ну что ты как маленький? – Ааа… Ты снова за квартиру?! – почесал затылок Егор, и его холодный взгляд упал на Виктора. – Ну, нормальные же деньги предлагаем, да и тебя здесь по целым неделям нет! – Виктор повысил голос. В подъезде снизу хлопнула дверь. От этого привычного звука, сосед притих. – Мне нужно хорошенько подумать! – продолжал Егор. – Ты уже три года думаешь, ну давай решайся, ну, нормальные же деньги… Чего ты!? Больше никто таких денег тебе не предложит. – Ну, это… – Егор искал способ избавиться от прилипшего соседа. Да и эти постоянные допросы ему уже изрядно надоели. – Квартира родителей – это память! – Ну, перестань, какая память, она уже столько лет пустует! Ладно, Палыч, подумай! – Виктор дружески похлопал Егора по плечу и скрылся за дверью своей обители. Егор так неподвижно и стоял бы в тишине возле двери на лестничной площадке, если бы не звонкий смех детей, раздавшийся этажом выше. – Это точно! Ах да! – произнес вслух Егор и, повернувшись к двери, потянул за потертую ручку. Интерьер его жилища напоминал затхлое убогое помещение середины двадцатого века. В коридоре на стене висел старый советский велосипед. Краска во многих местах облезла, провисшая рваная цепь и слой пыли свидетельствовали о том, что это не предмет передвижения, придуманный человеком, а часть интерьера, смело подобранного архитектором. Стены квартиры покрашены в синий цвет, придающий ей какую-то жгучую холодность и давящую унылость. Единственное, что привлекало внимание – старая резная мебель, врезки деревянной мозаики предавали ей грацию и дорогой вид, но состояние и этого антиквариата желало быть лучшим. Все здесь было устлано толстым слоем пыли. Но хозяина жилища это ничуть не смущало. Закрыв за собой входную дверь, Егор бросил вещи в угол и, не снимая обуви, прошел прямиком в комнату. Усевшись на диван, он наклонил голову, закрыв ее руками, словно от дождя, тихонько застонал. Головная боль с новой силой нахлынула из неоткуда. Чем дольше он оставался в таком положении, тем нестерпимее было ее выносить. Нахлынувшая в голову кровь создавала избыточное давление, словно незакрытый кран воздушного компрессора, подающий по трубам воздух в колесо машины. Пульсация в висках эхом отдавалась во всех частях тела, делая эту боль еще жгучее и невыносимее. – В чем дело? – закашлялся Егор и посмотрел на окно. За неделю отсутствия спертый воздух в квартире пропитался запахом плесени, которая просматривалась и в углах, и возле потолка, воняло чем-то старым, не приятным. В окно светило солнце. И хотя Егор находился в тяжелом, болезненном состоянии, так он думал, его заинтриговало увиденное. В комнате, словно в невесомости, парили миллионы пылинок. Одна пылинка дополняла другую и все вместе они образовывали легкую туманность. Егор сразу забыл о боли, всматриваясь в пространство комнаты. Узрев в этом что-то прекрасное, удивительное творение, чего раньше здесь не наблюдал. То, что казалось естественно отвратительным, у него вызвало чувство радости и восхищения. Легким дуновением он запустил миллионное, спиралевидное вращение частиц в комнате, это вызвало у него легкую улыбку. Движущаяся воздушная анимация длилась недолго. От резкого, глубокого вдоха, в горле сильно заскребло, сильный кашель заполонил пространство обители. Кашляя, Егор подошел к окну, с силой потянул ручку форточки, и еще раз … Несколько усилий не дали никакого результата. Засохшая кусками краска, набившаяся между деревянными створками грязь, вода, проникшая в деревянный каркас, препятствовали этому. Наконец после сильного рывка форточка отворилась, поток свежего воздуха ворвался вовнутрь. Но этого Егору показалось мало. Ухватившись за ручку оконной рамы, он рванул ее. Оторванную ручку бросил на грязный подоконник. Принесенная из коридора стамеска заставила окно распахнуться. Облокотившись на подоконник, Егор закрыл глаза, глубоко и жадно вдохнул свежий воздух. Головная боль ослабла, ему стало легче. Согнувшись от внезапно появившейся боли в боку, схватился за бок рукой, выругался: – Чертова лавочка! Сразу вспомнилась ночь в вагончике. Диван поманил его с новой силой, противиться этому желанию Егор не стал. Рухнув на него, уснул. Время, проведенное на нем, блеснуло яркой вспышкой сна. Перевернувшись на спину, Егор открыл глаза. Была глубокая ночь, свет от луны хорошо освещал комнату. С трудом поднявшись с дивана, протер глаза. Взгляд Егора невольно привлек диск луны, висящей у окна. Луна словно манила его к себе. Повернувшись спиной к ней, сел на подоконник. Из левого кармана достал спички и пачку сигарет. Закурил. Глубокими затяжками вдыхал воздух через губительную, ароматную сигарету, наслаждаясь недолгими мгновениями ложного счастья. Повернув голову в сторону стола, он заметил на нем прямоугольный предмет. «Хм… Что это?» – мысль скользнула в уставшем мозгу хозяина. Дотянувшись рукой, взял его сухими, загрубелыми пальцами. Старая фотография из прошлого дохнула ностальгией. «Батя!» – удивился. Отец Егора обнимал родного брата за плечи. «Совсем еще молодые!» – улыбнулся Егор. Положив обратно фото на стол, затянулся сигаретой. Запрокинув голову назад, закрыл глаза. Затянулся, снова взял фотографию. «Откуда она здесь, я ее впервые вижу!?» – сонно удивился он. Перевернул, ожидая, что она подписана, и не ошибся. «Не бойся потерять то, что имеешь, и ты получишь намного больше, чем можешь себе представить!» – строки, запутавшие его мозг, заставили задуматься. Под таинственными словами, указан адрес, совсем незнакомый Егору. «Как эти слова относятся к людям, изображенным на фото?» – Сев на диван с сигаретой в одной руке и фотографией в другой, задумался Егор. Потягивая сигарету, периодически просматривал то одну, то другую стороны фото: все те же таинственные строки погружали его в необъяснимую загадку прошлого. Проделывая это в очередной раз, он не заметил, как сигарета выпала из руки на пол. – О, черт! – произнес Егор. Подняв сигарету, потушил ее в переполненной пепельнице. Егор снова обратил свой взгляд на луну, его захлестнуло волной размышлений, несвойственных ему. «А ведь и правда! Мы сооружаем вокруг себя денежные стены и полагаем, что они прочнее железобетонных и делаем это всю свою сознательную жизнь и порой настолько сильно этим всем дорожим, что одна мысль о потере всего этого приводит нас в ужас. То, что нам нравится, то чем мы хотели заниматься после окончания школы или в более старшем возрасте, упускаем, как тоненькую нить от воздушного змея. А потом мы окончательно сдаемся, опускаем руки, работаем лишь бы кем, чтобы заработать на еду, на квартиру, на вещи, которые нам абсолютно не нужны… Зачем!? Это не мое. И впоследствии забываем для чего рождены, что должны сделать… Это какой-то обман, иллюзия, вводим в заблуждение самих себя! Одни находят силы остановиться и изменить в своей жизни все кардинально, а другие живут и не понимают, что уже мертвы. Черт возьми, я же такой же, как и все, как те люди, проходящие мимо меня, ждущие транспорт, чтобы выйти в тысячный раз на одной и той же остановке под названием – Конец. Жизнь сама погружает нас в обыденный круговорот, из которого вырваться могут только единицы. Но, впрочем, с одной стороны – это хорошо и удобно, ты спокойно работаешь, живешь, мелкие заботы и т.д. А с другой стороны – прожив хотя бы половину своей жизни, я или, может, кто-то другой так ничего и не поймет, а быть может, и не хочет понимать, в чем смысл его существования, какая перед ним или мной стояла изначально задача, что должен был сделать… Вот взять, к примеру, меня…, – неподвижное, лишенное всякой эмоции, лицо мыслящего уставилось в пространство, – я ничего не видел, нигде не был, только этот городок, этот вонючий город, а что город… я ничего не сделал такого, чем сам мог гордиться, за что себя бы мог уважать. Кто я, кто я такой? – Кричал внутри себя от дикой злости, сильного раздражения и непонятной обиды. Это его отражение в зеркале стало стыдить настоящего Егора, ругать его за бездействие. Оно противилось его эгоизму, слабости и жалости к самому себе. Хмель с новой, яростной силой ударил в голову, совсем по-иному. Он схватился руками за голову и зашипел, как змея. Крик, переходящий в рев, наполнил убогое помещение. Две половины одной личности боролись друг с другом, и личность Егора не заметила, как стала разговаривать сама с собой. – Посмотри на себя, ты посмотри, во что ты превратился!? Ты пьяница, ничтожество, ты малая часть планктона, которую съедят и не заметят, что тебя съели! – рычал Егор, смотря в пустую, темную стену. – Замолчи! Ты слышишь меня, замолчи! Закрой свой тухлый, ржавый рот! – пыталась вторая половина подсознания отбиться от своей сильной, прямолинейной половины устами Егора. – Ну, ответь мне, кто ты, ну кто? Ты же сама понимаешь, что ты пыль и тебе не устоять! Покинь хозяина, перестань отравлять его жизнь, его богатую внутреннюю сущность! – твердила первая, чистая, настойчивая часть подсознания. – Я никто! А ты кто, что ты сделала? А я тебе отвечу – ничего! – Рассмеялась слабая сторона. Дикий смех Егора прорезал сдавленный воздух помещения. За гримасой Егора наблюдал безликий, невидимый в комнате зритель, аплодируя и восхищаясь. – Замолчите оба! – Яростный, душераздирающий крик Егора прекратил эту трогательную беседу двух половин одного целого. Все повисло в воздухе: пыль, молчание, безмолвное поражение обеих сторон одной сущности. Тишина окутала все. Егор взялся руками за голову, потом закрыл руками лицо. Медленно пальцами стал ощупывать неровности, бугорки и впадины, изучая строение своего очень знакомого лица, продолжал: – Ах, ведь какая у меня была мечта, хм! Я, вроде, неплохо рисовал! Но, да ладно… – как бы оправдывал себя. – И вот я, что сделал, что видел, чего достиг… Ничего! Сам никому не нужен! Да и правду говорит сосед: «Зачем мне эта квартира?» Зачем? Зачем я сюда прихожу, зачем? Для чего мне это все!? – поток мыслей все больше и больше набирал обороты. Его мысли принимали хаотичный характер, порой, Егор сам абсолютно не понимал о чем они, зачем бегут в этой пустой голове». На улице все также было темно. Луна светила не так ярко. То слышны где-то вдалеке пьяные крики, то лай собаки эхом ударялся в соседнюю стену многоэтажного дома. Легкий ветерок приводил в движения листья на деревьях, создавая монотонную мелодию кратковременности жизни, мелодию, располагающую к медитации. Егор на мгновение забыл обо всем, лег на диван и прислушался к этому манящему за собой шелесту природы. «Как все прекрасно!» – подсказало ему подсознание. Он лежал и слушал, проникаясь каждым незнакомым звуком, каждым отрезком мелодии, так непохожим на остальные. Егор был похож на йога, не по принятой позе в момент медитации, а по состоянию души, отсутствию мыслей и по постепенному созданию картины прекрасного, высокого. Медленно погружаясь в сон, его подсознание рисовало поля, деревья, реки – настолько идеальный ландшафт, сказочный, дикий, нетронутый людьми, что он был прекрасен. Ему, парящему над всем этим, оставалось только восхищаться, он лишь касался своим взглядом и продолжал свое движение вперед. Прекрасные пастбища, величественные горы с падающими вниз водопадами вырастали перед ним, словно кисть гениального творца рождала шедевры. Взмахом рук он поднимался выше, к облакам, так легко ему еще никогда не было. Продвигался вперед: одна картина сменялась другой, совсем не похожей на предыдущую. И вот снова Егор в комнате, в темном углу. На фоне окна силуэт человека. «Кто он?» – мелькнула мысль сквозь сон. Руки того опущены в карманы, пристальный взгляд режет стекло окна, унося его мысли далеко. «С чем он боролся в эту минуту?» – этот вопрос волновал Егора так сильно, словно жизненный вопрос. Вопрос, из-за которого менялась его судьба, над которой он сам палач. «Но кто он? Кто? Кто?» – во сне сухие губы повторяли одно и тоже. *** Было уже утро. Семья Виктора, соседа Егора Павловича, по обыкновению, в это время находилась на кухне. По количеству человек она была небольшой, но потребность в дополнительной жилой площади имелась, так как они уже давно планировали зачать еще одного ребенка. Желание приобрести соседскую квартиру была огромное, но до сих пор упрямого соседа уговорить не удалось. Они уже было отчаялись, не веря, что это может когда-то произойти. Но несколько недель назад из почтового ящика Виктор достал обычное письмо, но его содержание оказалось довольно странным. Муж с женой в разговоре друг с другом решили, что это чья-то злая шутка. Но когда через несколько дней глухой звук в дверь разбудил их и человек, абсолютно ничем не выделявшийся из толпы, стоя на пороге квартиры, передал пакет с деньгами, как было указано в письме, их мнение изменилось. Вдохнув свежий глоток надежды, после встречи с незнакомцем Виктор, наспех одевшись, сломя голову выбежал из подъезда и направился совсем в противоположную, нежели всегда, сторону. После того случая прошло полторы недели. В дверь постучали. Виктор, вытирая полотенцем руки, поспешил отворить дверь. На пороге стоял Егор. Виктор удивился, его сосед никогда к ним не заходил. – Здравствуй, Палыч! Ты что-то хотел? – настороженно спросил Виктор, понимая, что это письмо внесло значительные коррективы не только в его жизнь, но и в судьбу недоброжелательного соседа. – Можно? – Да, конечно, заходи! В квартире соседа Егор был впервые. Осматриваясь по сторонам, он на мгновение забыл, зачем пришел. Жилище Виктора выглядело совсем по-другому, нежели его. Нельзя сказать, что здесь было что-то дорогое и изысканное – нет. Все было просто, каждая вещь находилась там, где ей и положено находиться. «Видно, что в этой квартире есть хозяин, не то, что в моей!» – улыбнулся Егор. Молчание прервал Виктор. – Ты что-то хотел? – Ах да, разговор есть срочный. – Проходи в кухню. – указал рукой Виктор. – Привет, Егор, садись! – предложила доброжелательная хозяйка. – Солнышко, пойди в комнату, поиграй! – Попросила она дочку. Девочка убежала, что-то напевая. – М…м, даже не знаю, как начать!? – после недолгой паузы, – я согласен! – Что сог…, – Виктор прервал сам себя, супруги переглянулись между собой. Егор продолжал: – Ну, я на счет квартиры… Вы не передумали? – Конечно, нет! Все в силе! – протараторил Виктор, который с трудом верил словам соседа. – Я согласен на ту цену, которую ты мне предложил. – Хорошо! – счастливому Виктору оставалось только соглашаться со словами Егора. Муж с женой не могли поверить в это. Продолжая переглядываться, они не знали, что им делать, плакать или смеяться от нахлынувшей радости. – Нууу… – продолжал Егор Павлович, – тогда давайте за оформление договоримся. Виктор, было, открыл рот, но сосед его перебил. – Я могу завтра, с самого утра! Да, только с утра! Я к вам в восемь зайду! – Может, чаю? – предложила женщина. – Да не надо, у меня еще дела! – отказался Егор, направляясь к двери. – До завтра! – расслабленной походкой Егор покинул уютную, но унылую, как ему показалось, квартиру Виктора. На пороге он резко остановился и обернулся, не для рукопожатия, а для того, чтобы увидеть каплю радости в чужих глазах. Счастливый сосед по взгляду Егора все понял. В его глазах были видны благодарность и упрек за то, что Егор мог осчастливить семью, приняв положительное решение раньше. *** После визита к соседям, Егор направился на пристань. Друг детства, которого Егор уже лет пять не видел, управлял буксиром. И сейчас он Егору понадобился…. В этом небольшом, компактном городке была одна центральная улица. Начиналась она на железнодорожном вокзале, а заканчивалась на речном. Если на один из этих вокзалов товар привозили, то с другого его отправляли дальше и наоборот. И только самая малая часть оставалась в городе. Город служил перевалочной базой. За счет этого он и существовал. Каждый день, с утра и до позднего вечера, толпы народу шныряли возле речного вокзала. Суматоха и постоянные крики были неотъемлемой частью этого места. Егор Павлович шел по узкому переулку среди двухэтажных, старых деревянных домов. Первые этажи – это были мелкие магазинчики и дешевые пивнушки, а на вторых жили сами хозяева. Рекламные вывески мелькали перед глазами, словно слайд шоу из далекого детства. Мысли о той фотографии не покидали его с самого утра. Первое, чего он не мог понять – откуда она появилась на столе, так как прежде он ее никогда не видел. «Прямо таки мистика…» – с ухмылкой повторял про себя Егор, минуя очередную лавку. А второе – то, что одна лишь старая фотография в один момент повернула его мысли в иное русло; из-за нее он направлялся в порт. Повернув на центральную улицу, направился вниз к вокзалу. Но, не доходя пару кварталов, снова свернул налево в переулок. Почему-то боялся и остерегался этого места, в это время не хотел встретить кого-то из своих бывших друзей или знакомых. Да и не нужно было идти ему туда. Буксир Антона, так звали его друга, находился на крайнем причале, где не было такой массы людей, только случайные зеваки захаживали поглазеть на различный водный транспорт, а его здесь было большое количество и разнообразие. Переулок, в который свернул Егор, вел прямо к пирсу, где был причален старенький, подлатанный буксир. Надеясь застать его там, Егор ускорил шаг. Плавательное средство медленно покачивалось со стороны в сторону. Мелкие волны били о бетонную перегородку суши и водного транспорта, издавая глухие хлопки. Шныряющие вдоль берега чайки перекликались между собой. Стоя у трапа, очередной подошедший зевака наблюдал со спины работу моряка, который в грязной, потертой гимнастерке тщательно драил палубу. – Эй, мужик, ты долго будешь ее драить!? – с иронией крикнул Егор. – Пошел вон! Надоели уже за целый день! – продолжая свое дело, дерзко ответил моряк. Егор ожидал услышать далеко не такой ответ друга. Словно чайка ударила его клювом в темя. – Антоха, привет! – поднимался по трапу Егор. Антон резко повернул голову: – Ооо, черт! Егор! Ты что здесь делаешь? – бросив машку на палубу, так называют швабру матросы, и, вытирая мокрые руки об рубаху, – извини, туристы за целый день замучили: одни глазеют, другие вопросами засыпают. – А как ты хотел, место здесь всегда людное было! Друзья обнялись рукопожатием. – Ты просто, или зашел по делу? Я судно готовлю к завтрашнему отплытию. – По делу! – перешел на серьезный тон Егор, – а во сколько ты завтра отплываешь? – Проходи в рубку, поговорим! Разговор друзей с самого начала принял серьезный, деловой тон. За рюмкой друзья разговорились. Антон пообещал Егору помочь, но его новость сильно огорчила моряка. На самом деле – это было минутное удивление и огорчение. После жизнь каждого из них ляжет в свое русло со своими заботами, желаниями и проблемами. Ты – маленькая пылинка, резкое дуновение ветра – и твоя судьба во власти более могучего противника. Рядом с подобной пылинкой движутся такие же какое-то время, а в определенный момент их дороги расходятся, но след близости, помощи, духовного родства остается. Было еще светло. Еще раз уточнив все моменты и нюансы о завтрашнем дне, Егор покинул друга и ушел с пристани тем же путем, пытаясь остаться незамеченным. Нина Аркадьевна любила прогуливаться после покупки рыбы у местных рыбаков по длинной набережной. Нервная и тяжелая работа требовала хотя бы какого-то уединения и покоя. Вода ей очень помогала в этом. Крик чаек, легкий ветерок и глухие удары волн о прибрежные строения, все это в какой-то мере расслабляло, успокаивало прогуливающийся люд. Один просто наслаждался природой, водной гладью, другой – расставлял в своей голове ступенчато жизненные приоритеты, а третий, после природной медитации понимал, что проблема, возникшая перед ним, всего лишь следующая ступень, на которую нужно поднять и поставить ногу. Третий – худощавого телосложения человек, не думал ни о чем, лишь тяжело пыхтя, тянул огромную тачку со множеством правильно уложенных картонных коробок. Нина облокотилась на ржавые металлические перила пристани, наслаждаясь копошением моряков на небольших судах. Разбор улова рыбаков также привлек ее. Ветерок заворачивал воротник плаща вперед, но Нину совсем это не тревожило. Снующие позади нее туристы абсолютно ее не интересовали, как вроде бы их и не было. Ее внимание привлек мужчина, спускающийся с буксира по трапу. Его силуэт показался ей довольно знакомым. Мужчина смешался с толпой, и женщина его быстро потеряла. Не придав этому большого значения, она тут же забыла о нем. Подранная, затертая дверь, обтянутая искусственной кожей, отворилась. Егор, пока еще в роли хозяина, вошел в квартиру. Не теряя времени, он собрал документы и вещи в походный рюкзак, найденный в шкафу, о существовании которого Егор ранее и не догадывался. Сразу же после сборов, он направился на работу. Чтобы не вызывать подозрения утром, ему пришлось спрятать рюкзак в вагончике сейчас. Близился вечер. Егор Павлович прогуливался по переулкам города как человек, попавший в него впервые. Останавливался возле пестрых магазинчиков, рассматривал фасады зданий, украшенных изощренной лепниной прошлого века, любовался изгибами улиц, наблюдал за прохожими, за всем тем, чего не замечал или попросту игнорировал ранее. Ему стало грустно от того, что, быть может, больше никогда не увидит своих друзей, знакомых, этот по-своему интересный городок. Достав сигарету, закурил. Продолжая свою вечернюю прогулку, он остановился возле неприметного магазинчика. Вывеска в виде огромного ботинка висела прямо над головой Егора. Взглянув на нее, он, не раздумывая, бросил окурок в урну и вошел в магазин. Его всегда восхищали те люди, которые носили хорошую, дорогую обувь. Егор к таким не относился. Дверь магазина открылась, колокольчик зазвенел. К посетителю сразу подбежал продавец. –Добрый вечер! – вежливо протараторил молодой человек. – Вам помочь в выборе модели? Пристальный взгляд его врезался в Егора. – Мне самую лучшую обувь! – Для чего вам, на каждый день, прогулки или спортивную…? – Длительные прогулки… – Для походов, хорошо! – перебил его работник. – Да, походы, именно это! – с улыбкой согласился Егор Павлович. – Присаживайтесь! Для вас у нас есть специальное предложение. – Он указал на пуфик, стоявший посредине помещения. Через несколько минут пара сапог с высокой шнуровкой стояли перед посетителем. Это были кожаные туристические сапоги с толстой подошвой. Примерив их, Егор удивился, они оказались очень легкие и очень хорошо сидели на ноге. Расплатившись за покупку, Егор вышел из магазина. С улыбкой опустил пакет со старой обувью в урну и немного уставший, но в довольно бодром расположении духа направился домой. *** После продажи квартиры, которая прошла успешно, и посещения банка, Егор Павлович, освободившись от одной проблемы – так он думал, явился к обеду на работу. По приходу он сразу же направился в бухгалтерию. Утренняя проверка особенно тяжело отразилась на Нине Аркадьевне. Наклонившись к столу, она искала успокоительные, так как проверка не принесла ничего положительного, а только одно разочарование и гнев со стороны директора. Дверь со скрипом отворилась, и силуэт Егора расплылся в глазах Нины. Она медленно поднялась со стула и оперлась о стол. Он заметил меняющееся лицо Нины, хотя и не смотрел на нее, боялся. Уверенным шагом подошел к столу за бланками – сбор аренды. – Ооо… явился! И где мы это были? – прошипела. Егор, стоя возле стола, пересчитывал бланки, как будто не замечая ее: – Дела! – Какие могут быть дела!? Все здесь в мыле от проверки, а у него дела! – повышенным тоном, переходящим в крик, принялась атаковать Нина Аркадьевна. – Все нормально? Обошлось? – равнодушно спросил Егор. – Какое обошлось… Нам столько штрафов навесили, что дай бог расплатиться месячной арендой. – Расплатитесь! – так же равнодушно продолжал Егор. – Расплатиться, то расплатимся! Только зарплаты нам долго не видеть! – Так мы ее и так давно не видели! – досчитав бланки, положил определенное число в карман и уверенной походкой направился к двери. – И еще, зайди срочно к шефу, он уж очень хотел тебя видеть, – с язвительной улыбкой она провожала Егора со своего кабинета. – Погоди, а что значит расплатитесь!? – Нина Аркадьевна остановила у двери вопросом Егора, на что тот, уставившись в потертую дверь, негромко ответил: – А то и значит! *** На дорогом ковре в самом центре кабинета директора стоял Егор Павлович. Спокойно, с полным равнодушием ко всему, смотрел в окно, а вокруг него бегал невысокого роста, толстоватый мужичок – тот самый директор рынка, которым всегда пугала Нина Аркадьевна персонал. Практически все сотрудники рынка знали, что директор на ковер приглашает с одной целью – обругать, облить словесной грязью, но ни в коем случае не решить ту или иную проблему. Возражать и перечить – это подписать себе увольнительную и остаться без зарплаты. Постоянно поправляя незастегнутый пиджак на животе, директор кругами ходил вокруг Егора, поучая, как нужно работать, и, в который раз напоминая о его обязанностях. Только изредка, когда шеф стоял перед ним, Егор Павлович кивал головой, в знак того, что он соглашается с его поучительными наставлениями. Милая беседа длилась минут двадцать. У провинившегося работника от стойки смирно – затекли ноги. Закончив свой монолог, толстяк достал с правого кармана платок и вытер вспотевший лоб. Этим жестом выговор сотрудникам заканчивался. Директор упал в кресло, и Егор впервые, пока находился в его кабинете, взглянул на маленькое тело, развалившееся в большом, кожаном кресле. – Ну что, мой дорогой! Из-за ваших оплошностей зарплаты вам, как минимум, два месяца не видать. На что Егор ответил презрительной улыбкой, чем сильно задел хозяина рынка: – Он еще и ухмыляется! Тебе смешно? – А, что мне еще остается делать! – позволил дерзить директору подчиненный. – Ах ты нахал! Пошел вон отсюда! – вскипел маленький, толстый мужичок, вскочив с кресла. Этот кабинет подобной дерзости от подчиненных не видел ни разу. Никто не смел хамить этому человеку, занимающему в этом городе значимое положение. – Бери охранника и чтобы к вечеру все деньги были собраны и сданы в бухгалтерию, ты понял меня? – приказал Егору. Тот в ответ кивнул головой. – Вот и хорошо, а теперь иди! Дверь за Егором закрылась. Он чувствовал, что мог сорваться в любую минуту. То, что накопилось у него внутри, могло вырваться фонтаном ярости. У него хватило сил сдержать себя. Из-за одной ошибки он мог погубить весь, точно рассчитанный им, план дальнейших действий. Егор Павлович впервые в жизни решил все кардинально изменить, впервые заставил себя подчиниться своим же планам, не давая тем самым, себе ни грамма расслабления, ни капли отдыха. И, может быть, он в эти мгновения гордился б, что смог себя перебороть, пересилить, убедить. Но гордиться не было времени. Только изредка в его голове проносились обрывки мыслей: «А смогу ли выдержать это испытание до конца. Получится ли все…» Эти слова, вопросы, эти недавно появившиеся мысли могли нарушить планы совсем другого Егора, разрушить, поломать все его внутреннее желание, больное стремление. Впервые за всю свою серую жизнь возникло желание изменить свое мышление, ведущее к гибели сознания и самого себя. Допустить, конечно же, этого он не мог. У входа в здание администрации его ждал охранник, с которым Егор Павлович отправился по торговым рядам. Сбор денег проходил как обычно. Егор выписывал квитанцию, арендатор расписывался в учетной книге и деньги Егор клал в карман, конечно же, временно. Охранник находился все время возле Егора. Так было и в этот раз. Все шло своим чередом, по порядку, пока в одном кармане не закончились бланки. Опустив руку в другой карман с бланками, Егор остановился. В мозгу у серого работника рынка мелькнула внезапно зловещая мысль. – Принеси из бухгалтерии еще квитанции, у меня закончились! Чего-то я не досчитался… – заполняя последнюю квитанцию, искоса поглядывая на охранника, попросил Егор. – Не положено! – отрапортовал тот. – То, что не положено, это ты правильно говоришь, но уже заканчивается рабочий день, ты сам видишь, что народ расходится, – показал рукой по сторонам рынка, – а деньги я сегодня должен все собрать. Михалыч (так звали директора) нас с тобой по головке не погладит, – настаивал на своем Егор. Охранник нехотя согласился и направился в сторону бухгалтерии. Егор ему вслед: – Давай быстрее! – Да иду я, иду! Загоняли все, вроде мальчик я им! – недовольно процедил тот. Как только охранник скрылся за углом, Егор моментально направился к вагончику. Быстрый шаг резко перешел в бег. Завернув за угол, Егор ускорил свой темп бега; так как до вагончика оставалось приличное расстояние еще ускорился, собрав всю волю и силы. Внезапно дорогу бегущему преградил высокий мужик крупного телосложения: – Эээ… Палыч, куда ты так спешишь? – Пропусти, спешу! – пытался отмахнуться Егор, глотая большими порциями воздух. – Нет, Павлович! Ты мне сегодня обещал отремонтировать дверь. – Я сделаю, сделаю! Давай завтра!? – умоляюще твердил Егор. – Сегодня и никаких завтра! – строго сказал мужик, весь напрягшийся от злости и раздражения. У Егора совсем не было времени для дальнейших переговоров, так как он считал, что уже должен был вернуться охранник, и тогда было бы уже поздно осуществлять свой опасный план. Резким ударом двумя руками в грудь заставил мужика упасть на выносной прилавок с калошами и дешёвой обувью. Прилавок перевернулся. Не раздумывая, Егор продолжил свой марафон к вагончику. Лежащий среди обуви мужик что-то кричал ему вслед и грозил кулаком. Влетев в вагончик, Егор отдышался, схватил рюкзак, выбежал, не закрыв за собой дверь. За вагончиком тянулся деревянный старый забор, во многих местах доски отходили настолько, что пролезть не составляло труда. Егор воспользовался этим. Пробираясь по тесным улочкам, глухим переулкам, не привлекая к себе внимания, он несся к пристани. Ему казалось, что весь центральный рынок мчался за ним, и с каждой минутой толпа разъяренных людей увеличивалась. Страх рос внутри него, будто снежный ком, катящийся с горы. Эта надуманная угроза придавала ему сил, впрыскивая очередную дозу адреналина в кровь. В свою очередь, охранник сработал оперативно. По словам свидетелей и по доводам Нины Аркадьевны, которая вдруг вспомнила, кому принадлежал тот силуэт на причале, преступник, в лице Егора Павловича, направился именно туда. Большая черная машина ворвалась на пристань, разгоняя людей по сторонам, будто волны, удаляющиеся по бокам от плывущего вперед корабля. Резко затормозив, машина медленно катилась вдоль пристани. Сидящие внутри ее всматривались в причаленные корабли и другие плавательные средства, но ничего подозрительного они не обнаружили. Тогда машина направилась вверх по набережной, против течения реки, так как большинство судов уходило именно в ту сторону. Егор выбежал из переулка на набережную, ему оставалось метров двести до буксира, но силы были на исходе. Прямо на него мчался джип директора, его он мог отличить от тысячи других, подобных машин в Межпутном не было. Раздумывать было некогда. Он бросился бежать, ноги подкашивались, острая боль в боку затрудняла продвижение к намеченной цели. Расстояние между бегущим и машиной быстро сокращалось. Вбежав на деревянный помост, Егор что есть силы закричал: – Отчаливай! Отчаливай! Отч… Внезапно доска под ним с треском ломается, и правая нога уходит вниз. Егор падает на помост. Оглядываясь назад, ухватившись руками за доски впереди себя, пытается подтянуться, но зажатая нога, словно попавшая в капкан, не дает ему это сделать. Выскочивший с машины охранник, крича и ругаясь, бросился бежать к лежащему Егору: – Попался гнида! – Ааа… черт! – в гневе рычал Егор. – Только не сейчас! Поднявшись с помоста, он ухватился за часть сломанной доски, пытаясь ее вырвать. Но это оказалось не так-то просто, гвозди крепко были зажаты древесиной. Охранник уже вбежал на помост, до Егора оставалось считанные метры. Резким рывком изо всех сил он рванул доску вверх. Под натиском гвозди поддались и, издав скрипучий звук, оставили свое долгое место пребывания. Охранник, подбегая к сидевшему на помосте Егору, замахнулся было ногой. Освобождая в этот момент ногу, Егору показалось, что это все. Спланированный побег не удался, не хватило самого малого. Егор не выпускал доску из рук, конец одного из торчащих гвоздей блеснул от упавшего на него луча солнца. Но в следующий момент резкий удар в живот поверг Егора на помост. – Получи! Вот ты и попался! Сюда, сюда, я поймал его, – повернув голову в сторону машины, кричал охранник. Егор мельком увидел, как буксир медленно начал отчаливать и, забыв про свою боль, отбросив все мысли о неудаче, сильным взмахом доски, ударил по ноге противника. Ржавые гвозди вонзились внутрь человеческой плоти. С громким ревом охранник упал, уцепившись руками в доску. Два металлических острых предмета нашли новое место пребывания – ногу охранника. К ним уже бежали директор и Нина что-то крича. Егор поднялся, схватил рюкзак и, не оглядываясь, двинул к уходящему буксиру. До конца пирса оставались метры. Антон дал задний ход, но расстояние от буксира до пирса не на много сократилось, и бегущему другу все равно нужно было прыгать. Приближаясь к буксиру, Егор замахнулся и бросил рюкзак на палубу. До этого момента он бы побоялся сделать такой рискованный трюк, как для Егора – это было слишком, но сейчас он сделал это не раздумывая. В конце дистанции последовало ускорение, и в следующий момент Егор висел на планшире – верхней часть фальшборта. Антон пытался помочь другу, но тот кричал: – Вперед! Вперед! Я в порядке! Через минуту Егор сидел на палубе, оглядываясь на пристань. Вдалеке слышна была какая-то ругань, крики. Буксир спокойно разрезал гладь воды, медленно набирая скорость. *** Постоянные изгибы реки напоминали извивающую змею, ползающую между камней. На многих поворотах в нее врезались небольшие каменистые гребни. Постепенно обтачиваемые водой, они с веками исчезали из виду, оставляя небольшой зализанный выступ. За каменистыми валами, словно ковер, была устлана степь, которая изредка переходила в небольшие леса, будто оазисы в бескрайней пустыне, островки живительной влаги и источники жизни. Степь плавно окутывала каменистые валуны у берега, образуя маленькие бухточки. Егор сидел на лавке в рубке и наблюдал за этой красотой. Немного расслабившись, он только теперь почувствовал, как усталость стала заполнять все его тело. Тяжелые, свинцовые веки медленно закрывались и, упершись боком в рюкзак, Егор Павлович погрузился в глубокий сон. Антон, стоя у штурвала, изредка поглядывал на друга. Жалость и сострадание мелькнули в его глазах. Он не пытался узнать, в какой водоворот событий попал Егор и не выискивал морали, так как сам прекрасно понимал, что жизнь в этом городишке была несносной. Каждый ее обитатель любыми способами боролся за свое существование. У кого-то хватало сил и энергии сбежать с этого заключения, кто окончательно не был сломлен – был счастливчиком. Капитан плывущего буксира считал Егора таковым. Чуть заметная улыбка играла на лице Антона, но в глубине души корабельная, якорная цепь морским узлом была обвита вокруг его второй половины сознания, свободного, не привязанного к этому старому буксиру. Егор спал и не думал, что только один человек, искренне и безвозмездно помогает ему. Если бы не Антон – друг детства, то у него, Егора, ничего бы не получилось, и этот переломный момент в его жизни оказался бы для него губительным, смертельным. В этот момент жизни, все-таки нашелся человек, который сделал больше, чем все остальные, дорогие его сердцу люди за всю прожитую жизнь. Конечно, Антон тем самым подставлял под удар собственную грудь, но этот риск был оправдан. Он был не из тех, кто завидовал чужим достижениям и успехам, он просто наблюдал и радовался. Он подавал руку помощи тем, кому его помощь необходима. Антон знал, что они – слабые, и погибнут без его помощи. Но свою добродетель этот моряк проявлял не ко всем. С легкостью и точностью он определял, чье нутро вшивое и грязное, а чье чистое. Он ввинчивал в собеседника свой пронзительный взгляд с опцией глубокого сканирования. Взгляд, который не содержал фальши, который нес свет. Для чистых и честных людей, он не жалел ничего. Все кардинально менялось, если Антон слышал, хотя бы малейший запах лжи или понимал, что с ним пытаются играть. Таковым был этот речной волк. За очередным поворотом реки на правом берегу Антон увидел несущийся джип, тот самый, который поднимал пыль за бегущим Егором. – Егор! Егор! Вставай! Быстрее! Егор! – тормошил он спящего друга. Тот не понимая, что случилось, резко открыл глаза: – В чем дело, что? – Смотри! Наверху! – указывая рукой на берег, по которому, поднимая пыль, подпрыгивая на ухабах, мчалась машина. Сон быстро прошел и Егор, сидя в той же позе, наблюдал молчаливо за джипом. В рубке повисла тишина, каждый боялся нарушить ее. – Я тебя подставил! Теперь они за тобой будут охотиться!? – подавленно сказал Егор. – Перестань! Меня не так просто найти! И тебе тоже вчера повезло, что ты меня на пирсе нашел. Я теперь у вас в городе редко бываю! Ах да, теперь… – Антон посмотрел на друга, и они оба рассмеялись. В рубке опять повисло молчание, только двигатель плавательного средства монотонно скреб в головах плывущих. Это молчание прервал Антон. – За следующим поворотом будет железнодорожный мост. Я тебя высажу напротив того валуна, – он указал рукой на земляной вал, – нас из-за него не будет видно, так что ты сможешь незаметно уйти. Пройдешь поле, там увидишь железнодорожную станцию, но будь осторожен. Я на ней не был, но по слухам, она какая-то необычная… Остатки сна окончательно покинули Егора. Он подошел к другу, доверительно положив ему руку на плечо: – Спасибо тебе! – Да брось! Все нормально! – Антон смотрел на старого друга и продолжал, – то, о чем мечтал я, сделал ты. Не важно, кто тебе в этом помог, какими правдами и неправдами тебе это удалось. Но главное, что у тебя все получилось. И еще, – Антон придвинулся к Егору еще ближе, но что-то заставило прервать свою речь. В глазах речного волка мелькнула грусть, но он понимал, что они еще встретятся, хотя до этого поворота событий они не виделись очень долгое время. Но людей сближают не вечерние посиделки, а помощь в экстремальных ситуациях, когда под удар попадают все. И главное то, что никто не считает, какую каждый вынесет для себя пользу. Слова Антона очень сильно повлияли на Егора в дальнейшем, придали внутреннюю уверенность, стойкость перед лицом сложных ситуаций. За долгие годы это первый человек, который сказал ему, что он сделал все правильно. Буксир подошел к берегу насколько мог, чтобы не сесть на мель. Друзья крепко обнялись. – Давай, давай, тебе нужно спешить! – подгонял друга Антон. Егор прыгнул в воду, моряк подал ему рюкзак. Держа рюкзак над головой, Егор поплыл к берегу. Выжимая на берегу мокрую рубаху, смотрел вслед за уходящим буксиром, красиво разрезающим водную гладь. Рубаха быстро высохла на Егоре, солнце и легкий ветерок этому поспособствовали. К станции Егор добрался очень быстро, так ему показалось. Мысли о родном крае сменялись мыслями о расставании с другом. *** Темнело. Молодая луна стала прорезаться сквозь медленно плывущие облака. Легкий ветерок обдувал обветренное лицо Егора, сидящего в высокой траве неподалеку от длинной бетонной стены, огороженной сверху колючей проволокой. «Ну, вот тебе и станция…» – подумал тот и лег в траву. Прежде чем устроится на ночлег под открытым небом, Егор исследовал воинскую часть, как потом оказалось. Почему она находилась именно здесь, вдалеке от населенных пунктов, Егору было непонятно, но этот вопрос он отбросил моментально. С северо-востока в часть врезались полотна железнодорожных путей, в ней они и заканчивались. С приходом сумерек путник более тщательно исследовал место. Недалеко, между путями и металлическими воротами, он увидел состав во главе с локомотивом. Солдаты не спеша загружали вагоны деревянными ящиками. Сделав вывод, что состав завтра или послезавтра двинется в путь, Егор расположился неподалеку от воинской части в высокой траве рядом с путями, чтобы в случае движения поезда незаметно вскочить в него. Как только голова Егора коснулась рюкзака, он крепко уснул. Прерывистое пение птиц вывело его из спящего состояния, но открывать глаза Егору не хотелось. Исходящая теплота от земли напоминала лежащему в траве теплоту мягкой постели, домашний уют прошлого. Где-то вдалеке послышался лай собаки, по-видимому, за стеной части. Скрип ворот и медленный, правильно чередующийся стук железных колес окончательно вывели Егора из сонного состояния. Подняв голову выше травы, он увидел, как состав из восьми вагонов миновал черту воинской части. Набирая скорость, он двигался вперед, в сторону находящегося в укрытии Егора. Ухватив рюкзак, тот пополз в сторону путей. Всматриваясь поочередно в каждый вагон, он искал поручень, ступеньку, за которую смог бы уцепиться и продолжить свой путь впервые в своей жизни таким способом. Улыбка мелькнула на грязном лице путника, когда тот заметил открытые двери последнего вагона. Когда локомотив медленно проплыл мимо Егора, он, поднявшись на ноги, присел, словно готовясь морально и физически к старту спринтерской дистанции. В момент, когда предпоследний вагон поравнялся с ним, Егор рванул, что было сил. Скорость поезда была уже приличной, последний вагон уверенно догонял бегущего впереди него Егора. Импульсивно оборачиваясь, чтобы не пропустить открытые двери, Егор бежал, не смотря под ноги. Еще несколько шагов, цепляясь за что-то твердое левой ногой, он падает, но его взгляд остается приклеенным к открытому проему вагона. Времени на выяснение причины падения у него не было. Ухватив упавший рюкзак, Егор двинул вперед за удаляющимся вагоном. Сосредоточив все свои силы на заданной цели, ускорился, тем самым сокращая расстояние между собой и дверью. Мгновение и вслед брошенному рюкзаку в открытый проем вагона влезает и сам Егор. Лежа на грубом, деревянном настиле вагона, Егор тяжело, часто дышал. Грудь сдавило, во рту пересохло. Откашлявшись и успокоившись, он сел, наблюдая плавно меняющийся вид за дверью вагона. У него получилось, он смог. Резкий, истерический смех переплетался со стуком колес о бесконечные металлические рельсы. Смех сидящего в вагоне был похож на смех психически больного человека. Пронизывающие ноты болезненно въедались в уши стоящего в дальнем темном углу солдата. Смех так же резко закончился, как и начался. Взгляд Егора приклеился к видам родной природы, он погрузился полностью в созерцание живописных картин, и совсем не заметил, как тень из дальнего угла выплыла на яркий свет. Щелкнувший затвор автомата вывел из забытья любовавшегося видами человека. Медленно повернув голову, он увидел рядом стоявшего солдата с автоматом в руках. – У нас нежданный гость! – сообщил солдат по рации. Через час тусклый свет, исходящий из небольшого окна темного, просто оборудованного помещения, падал на лицо понурого Егора. Перед ним за столом сидел майор военной части, той самой части, из которой час назад выехал состав. Позже его остановили и подозреваемого Егора отправили назад. Пронизывающий убийственный взгляд майора ввинчивался в лицо сидящего напротив Егора. Правильные, резкие черты лица человека в пагонах, выступающий вперед мощный подбородок выказывали в нем сильный, волевой характер. Широкие плечи, худощавое телосложение и проницательный взгляд выдавали в нем истинного военного и отличного исполнителя. Тишина давила на сидящего Егора. Громкие шаги солдатских сапог по бетонному полу усиливали внутреннее напряжение. Майор с допросом не спешил, он чего-то выжидал, высматривал то самое важное, что при разговоре понять было трудно. Искоса поглядывая на человека в пагонах, Егор понимал, почему этот военный тянет с допросом. И вдруг спокойный голос начал: – Какие твои мотивы, Егор? С какой целью проник на движущийся военный состав? – Добраться до ближайшей железнодорожной узловой станции, вот мой мотив, а она, я думаю, далеко отсюда! – Это ты правильно думаешь! Но ты понимаешь, что проник на военный объект и это может быть расценено, как проникновение с целью кражи военных секретов или техники! – Да вы что! Мне это абсолютно не нужно! – убеждал Егор. – Куда ты направляешься? – с обжигающим холодом в голосе спросил начальник. – На север, хочу найти отца! У меня во внутреннем кармане фотография, – ответил подозреваемый и кивком головы указал, в какой именно стороне пиджака находится фото. – Показывай! Егор запустил руку во внутренний карман. Но к своему удивлению ничего там не обнаружил. После этого он стал обыскивать все карманы пиджака и штанов. Удивление отразилось на лице Егора. – Оказывается, нет и фото! Единственного доказательства, – спокойным голосом сказал военный. – Я вас уверяю, оно было! – стал оправдываться подозреваемый. Майор тяжело вздохнул, достал сигарету из выдвижного ящика стола, закурил. Клубы дыма грациозно заиграли в лучах солнца, проникающих через небольшое оконце. Массивная решетка на нем придавала этому месту жестокую реальность. – Ну, что ж Егор Павлович… Я обязан передать это дело военному суду, – подозреваемый понуро опустил глаза в пол, майор продолжал, – вы проникли на засекреченный военный объект… – Да не проникал я! – Не перебивайте меня! – грубо сказал военный, – так вот… Вдруг массивная металлическая дверь заскрипела, и в помещение вошел военный более высоко ранга, чем майор. – Товарищ подполковник… – вскочил со стула майор и хотел было докладывать. – Сиди майор, – махнул рукой военный, плотного телосложения, среднего роста, – что здесь? – Проник в движущийся состав! – Да это я знаю! Откуда ты? – обратился подполковник к сидящему Егору. – Межпутное, – глядя на подполковника, ответил тот. – А-а, наслышан я об этом городишке… Неподалеку отсюда. Люди бегут из него, словно муравьи из горящего муравейника, – подполковник в упор посмотрел на Егора. – Я один из них! – спокойно ответил тот. Подполковник посмотрел на майора: – Вы вещи его проверяли, что-то подозрительное нашли? – Проверяли, но ничего такого… Подполковник стоял молча, заложив руки в карманы штанов. Пронизывающий взгляд военного обжигал сидящего подозреваемого. – Конвойный! – громко произнес подполковник. Голос эхом ударился о голые, кирпичные стены. Дверь отворилась, – увести подозреваемого! – Встать! На выход! – скомандовал конвойный. Дверь захлопнулась, и шаги двух идущих людей затихли в глубине коридора. Переведя взгляд с двери на майора, подполковник произнес: – Слышь, майор, ты человек новый, у нас здесь таких беглецов много… если бы мы по каждому дело открывали, то ты сам понимаешь, нас бы сверху по головке не погладили за это! Нужно отпустить его, тем более у нас завтра состав прибывает, дел по горло! – Ну… – затянул военный на стуле, – что нам с ним делать? – Вместе с этим составом до первой станции под надзором конвоя поезда пусть и едет! Это и в наших интересах, чтобы он вокруг нашей части не околачивался и не вынюхивал ничего! – Хорошо, как скажете, товарищ подполковник! – неуверенно ответил майор. Сырая, мрачная камера-одиночка навеяла на Егора грусть. «А так все хорошо начиналось! Все шло по плану, и тут…», – оборвал себя на мысли Егор, когда в противоположном темном углу услышал шорох. – Кто здесь? – тихо спросил он. В углу шорох повторился сильнее. – Рядовой Соловейчик! – прозвучал молодой звонкий голос из угла. – За что в камере? – всматриваясь в темноту, спросил Егор. – Да так, отлучился с поста! – А-а… – А ты кто такой? Я тебя первый раз вижу! – спросил солдат. – Егор! – Как ты здесь оказался? Вроде не шпион, – улыбнулся Соловейчик. – В состав залез, в последний вагон… далеко до ближайшей станции… – Понятно! Ты такой здесь не первый! Мы таких пассажиров сразу отпускаем, я не понимаю, чего тебя в камеру посадили!? – Да я и сам не понял! Майор сказал, что у вас здесь все строго, проверка… – еле слышно ответил Егор. – Ну, если майор… – почесал затылок солдат и продолжил, – слухи ходят, что из-за таких мелких происшествий майор доносы пишет на подполковника! Метит на его место! А подполковник хороший человек, он за своих солдат горой стоит, но и расслабиться никому не дает. Ждут, по-видимому, нас в части перемены… – закончил речь Соловейчик, протяжно вздохнув. – А чего вы молчите? Сообщите подполковнику! – Так бояться все, у майора, наверное, крыша сверху имеется…, он выкрутится, а мы… – прервал себя на слове солдат. – Так, может, я чем могу помочь? – предложил Егор. – А, что ты… – солдат замолчал и встал с койки, сделал несколько шагов вперед, остановился напротив небольшого оконца, продолжил, – а и вправду, тебя-то отпустят, не сомневайся! Тебе нужно подполковнику передать записку так, чтобы это увидел майор. – Но сначала нужно записку написать, но на чем? Соловейчик запустил в карманы штанов руки и из правого достал свернутый клочок бумаги. В свертке находился сухой табак. – Эх, жалко табачок, сам собирал! – опечалился солдатик. Егор вспомнил, что во внутреннем кармане пиджака во время допроса что-то зашелестело. Запустив руку, он вытянул небольшой целлофановый пакетик с семечками. – Ну вот, можно сюда табак пересыпать, а семечки съедим! – сказал Егор, улыбаясь. Лицо солдата тоже озарилось улыбкой. Начертав небольшим карандашом несколько строк, Егор сложил листок несколько раз и спрятал в кармане штанов. Через сутки, утром, конвойный вывел Егора к составу поезда. У последнего вагона его ждал майор, который вел допрос. Протягивая ему рюкзак с вещами и документы, майор произнес: – Хорошей дороги Егор, не попадайся больше! На первой железнодорожной станции сойдешь с поезда! Егор молча выслушал, и без единого слова в ответ влез в вагон поезда. Подполковника он так и не видел. Состав резко дернулся и покатился вперед. «Жаль, что не удалось передать записку!» – подумал разочарованный пассажир, сидя у открытых дверей вагона. И вдруг рядом с движущимся составом к открытым воротам части шел подполковник. На оклик Егора тот обернулся: – Товарищ подполковник! Возьмите! Вагон поравнялся с идущим военным, и пассажир протянул сложенную записку. – Что это? – Берите! Здесь важная информация для вас! – сказал Егор. Подполковник взял записку, развернув ее, прочитал, тем временем железнодорожный состав, миновав линию ворот, продолжил свой путь. «Остерегайтесь майора! Это опасный, скрытный человек!» – эти две маленькие строчки заставили подполковника остановиться. Подняв голову, он посмотрел вслед уходящему поезду. Была уже глубокая ночь, когда одинокий путник стоял возле полуоткрытой двери товарного вагона. Вдалеке виднелись огни станции. Глава 2 Железный гигант серии «Л» Для Степана морозное январское утро началось как обычно. Проснулся он очень рано и поспешил на работу, пока еще спала его ворчливая, всем не довольная жена. Работал посменно, да, в общем-то, график работы его понять было сложно – он все время проводил на работе. Если Степана не было на выезде, то найти его можно было в депо поселка Старый Оскол. Машинист со стажем подходил к весьма знаменательной дате – пятьдесят лет, которая должна была наступить через три месяца, но сотрудники станции уже ждали это событие и подкалывали будущего юбиляра. Застолья в депо всегда проходили шумно, длительно и почти всегда с какими-то происшествиями, хотя начальство это не приветствовало. Бывало, что доходило и до лишения премии. Степан – человек спокойный, уравновешенный, вывести его из себя было практически невозможно, но если это случалось, попадало всем, кто оказывался под рукой. Сила и выносливость дана ему от природы. По профессии он машинист локомотива, такой же, как и остальные в депо, но у него было одно маленькое отличие – его локомотив отличался от остальных. И этим Степан очень сильно гордился. Уже пять лет он закреплен за паровозом серии «Л», выпущенным в 1938 году. Судьба этого паровоза во время второй мировой войны была героической. Проработал он всю войну, побывал и на передовой, попадал неоднократно под авианалеты, но все-таки остался в строю. Всю вторую половину двадцатого века его участь была печальна, как и судьба большинства паровозов. Отправили его ржаветь в самый дальний тупик железнодорожного вокзала Старого Оскола, на кладбище отработанной техники, где простоял он до начала двадцать первого века. Все, что можно было снять и сдать на металлолом, сняли. Деревянная часть – будка машиниста, полностью прогнила, во многих местах виднелись огромные сквозные дыры. Однажды у Степана появилось время для небольшого отдыха, и он побрел в сторону кладбища вагонов и локомотивов. Среди плотного, многослойного бутерброда Степан заметил паровоз. Не привлечь внимание машиниста ржавый монстр не мог. Этот паровоз его очень заинтересовал. Когда выпадала возможность, машинист его осматривал. У него возникла идея восстановить это чудо инженерной мысли. Степан был человеком здравомыслящим и понимал, что без помощи и поддержки руководства это сделать будет невозможно. Сначала нужно было уговорить начальство, приведя доводы, что восстановление этой машины принесет огромную пользу не только для поселка Старый Оскол и его железнодорожной станции, но и для всей железной дороги. Долгие месяцы он усердно оббивал пороги кабинетов начальников железнодорожной станции: доказывал, настаивал, просил. Уговаривал перетянуть локомотив в депо для детального осмотра и составления более глубокой и точной сметы, примерная у него имелась. В итоге Степан достиг цели. Библиотека стала вторым домом Степана, там он проводил все свободное время. Строение паровоза этой серии он понял быстро, так как в технике разбирался. Постепенно он сделал полное описание тех частей и механизмов, которые имелись на паровозе, какое было их состояние, что подлежало ремонту, а что полной замене. Выписал список деталей, которые нужно найти на таких же кладбищах поездов нашей страны. Затем начались долгие, тяжкие недели, месяцы чистки и восстановления узлов и механизмов гиганта человеческой мысли, уцелевших от вандалов и времени. Чем больше Степан работал над его реконструкцией, тем больше он восхищался и удивлялся тому, что человек мог создать такое, что именно паровозы и железная дорога вмиг изменили представление людей о перемещении пассажиров и грузов на огромные расстояния. Вначале Степан сам проводил ремонтные работы, но такой локомотив без внимания работников депо не остался – сотрудники сами предлагали свою помощь, и доктор этой машины, конечно же, не отказывался от нее. Плотники помогли восстановить деревянную будку машиниста. Когда заканчивалась работа над экипажной частью паровоза, Степан решил покрасить его, чтобы показать начальству. Это был правильный ход: внешний вид локомотива сильно изменился с того момента, когда его только затянули в депо. После осмотра начальником станции восстановление машины пошло намного быстрее. В консультанты к Степану направили машиниста, который в прошлом работал на этом паровозе. Владимир Ильич – так звали седого, восьмидесятилетнего старика, который проработал чуть больше года на этом локомотиве серии «Л» перед тем, как локомотив списали и отогнали туда, где и нашел его Степан. Слухи о локомотиве быстро облетели Старый Оскол, и Владимир Ильич сам поспешил к начальнику станции с предложением помочь, но руководство станции на предложение Ильича посмотрело сквозь пальцы. Однако настойчивость пожилого человека сделала свое дело. Он нашел Степана, который так сильно обрадовался, что немедля направился к начальству с жестким требованием допустить к работам бывшего машиниста. Работа по восстановлению продолжилась с большим количеством специалистов и с большим напором. Дата окончания работы была установлена. На первый запуск собралась вся станция. Зашипев, испуская клубы пара, под аплодисменты паровоз серии «Л» выехал из депо. Радость и восхищение окутали это место. Маленькая частичка из прошлого ожила сейчас, в третьем тысячелетии, напоминая о том, что прошлое и будущее связано между собой тонкой, а иногда невидимой нитью, порвать которую может любой, но восстановить не каждый. На глазах Ильича заблестели слезы, которые он и не пытался скрыть. Это были слезы радости после тихих лет забвения. И только один человек был спокоен – Степан. Его уверенность и настойчивость передались всем участникам реконструкции паровоза. В тот же день Степан и Владимир Ильич отправились в первую пробную поездку. После месяца стажировки Ильич пожал Степану руку и сказал: – Спасибо тебе, дорогой! Для меня это было второе рождение, будто мне прикрепили крылья! – Ильич, я с радостью разделю место в будке машиниста с вами, для меня это будет огромная честь! – Нет, Степан, теперь ты здесь главный, стар я уже для этого. Ты все сделал правильно. Вот только одно плохо, – Степан с удивлением и настороженностью посмотрел на дедушку, – то, что таких людей как ты, самоотверженных, настойчивых, которые не только не боятся смотреть препятствиям в лицо, а осознанно идут напролом, вот таких-то и не хватает в нашем обществе. Через два месяца Владимир Ильич слег от непонятной болезни. Врачей он к себе не подпускал, знал, что ничем они ему не помогут. И, конечно же, он знал причину своей болезни – старость. После непродолжительной болезни Владимира Ильича не стало. Долгое время из головы Степана не уходили мысли об этом человеке. Размышляя и анализируя, он все понял. В конце пути судьба предоставила старому машинисту то, что забрала вначале. Отдав все силы, старенький организм неспособен был восстановиться после такой тяжелой работы. Остановить Владимира Ильича тоже никто не мог, ведь судьба дала человеку второй шанс в конце жизненного пути, от которого тот не смог отказаться. Степан знал, что душа Ильича неотделима от этого паровоза. Через некоторое время на паровом котле машины большими красными буквами было выведено ВЛАДИМИР ИЛЬИЧ. Многие думали, что это в честь государственного деятеля – Ленина, но это было совсем не так. Степана назначили машинистом и ответственным за машину. И уже через неделю паровоз тянул пассажирский состав между двумя крупными городами, выполняя свою основную задачу, как и предвидел его машинист, привлечь большее число пассажиров. Личная жизнь Степана, в отличии от его работы, была унылой и мрачной. Домашний уют его не интересовал, его не тянуло домой. Этому была одна большая причина – ворчливая, всегда недовольная всем, сожительница Зойка. Почему сожительница – да потому, что именно Степан не хотел с ней расписываться, отношения были пущены на самотек. Ссоры – это было постоянное явление в этом доме. Почти после каждой ссоры Степан бежал из дома, но хитрая и расчетливая Зойка сама возвращала его, так как знала – она получит то, что хочет. А хотела она, конечно же, деньги, сама Зойка работать совсем не спешила. Кто был прав, а кто виноват – в этом тяжело разобраться, но в этой семье каждый стоял на своем и уступать друг другу никто не хотел. Единственный взрослый сын Степана жил самостоятельной жизнью. Навещал отца очень редко, так как его мать жила далеко от Старого Оскола. Частный дом принадлежал сожительнице, так что Степан был свободен во всех отношениях. «Уйти от Зойки!» – эта мысль проскальзывала у него в голове давно, но всегда его что-то останавливало. А в последние годы боязнь остаться без женского внимания, хотя и такого, привязала к Зойке окончательно. Может быть, в этом то и была основная причина того, что заставляло его оставаться подолгу на работе, а не только паровоз. Из нажитого за душой Степан абсолютно ничего не имел, а то, что имел под подушкой – отдал сыну, не хотел, чтобы деньги, которые припас на черный день, достались неблагодарной бабе. Этим зимним утром Степан вышел пораньше. По графику сегодня был еженедельный рейс. Перед каждым рейсом он проверял и полностью смазывал любимое детище. Степан любил зиму и не только потому, что ему очень нравилось носить фуфайку, шерстяные валенки и ватные штаны. Из-за такого внешнего вида Степану дали прозвище – Партизан. На что он только улыбался и всегда отмахивался. А еще любил зиму он за то, что вырывающиеся клубы пара из-под несущейся машины образовывали завихрения, которые, переливаясь на солнце, исчезали в морозном пространстве при сильном порыве ветра. Каждый рабочий день машиниста паровоза начинался одинаково, это уже превратилось в традицию – войдя в ангар, Степан, стоя перед огромным железным монстром, восхищался им. Постоянно всматривался в механизмы, узлы, считая их прекрасными творениями. Из-за чего сотрудники стали считать его немного странным. Что-то магическое было в этой машине, что так сильно притянуло к себе маленького человека. Смазав движущие части, Степан поднялся в будку машиниста, чтобы выпить чаю перед рейсом. Услыхав хлопок дверью, он выглянул в окно паровоза. – Эй, Степан, спустись, разговор есть! – Возле паровоза стоял невысокий мужчина худощавого телосложения, с маленькими, тоненькими черными усиками. Это был заместитель начальника станции – человек непредсказуемый, очень скрытный и недальновидный, по крайней мере, таким считали его подчиненные. С окна будки машиниста показалось удивленное лицо Степана. Михалыч – так звали заместителя, здесь, в этом ангаре. Раньше никто его никогда здесь не видел, и если он сам соизволил наведаться, «то повод был не из приятных» – блеснула мысль в голове машиниста. Какое-то внутреннее напряжение сковало на мгновение действия Степана, он с трудом спустился вниз. Михалыч пожал ему руку. – Как дела с машиной? – Да все нормально, проверил, смазал… Готов к выезду! – неторопливо ответил машинист. Повисшее молчание еще больше насторожило машиниста. Заместитель, всматриваясь в непонятные для него узлы машины, не спешил говорить, чего пришел. – Степан, послушай, здесь такое дело… – Чувство тревоги охватило машиниста и быстро росло. Михайлович сделал небольшую паузу. – Не томи! Говори! – не выдержал Степан. – Твои рейсы пока отменили. Степан оторопел от услышанных слов. Желания и внутренних сил что-то сказать у него не было. Все тело, мышцы, суставы перестали слушаться, язык окоченел, и выдавить из себя хотя бы какой-то протест он не мог. – Да все будет нормально! – Стал успокаивать его заместитель начальника, так как заметил сильное беспокойство Степана, и продолжал, – все решится, я не знаю, по какой это причине. Это все сверху, ты же понимаешь, – он показал указательным пальцем вверх, – но я думаю, что в скором времени эту проблему решат. Наверное, график новый… Заместитель после этого монолога резко развернулся и направился к выходу. – А мне что делать? – Крикнул вслед ему Степан. Заместитель остановился, словно перед ним из-под земли моментально выросла стена, повернулся на голос сзади: – Ах да, я совсем забыл, зайди в кабинет к девяти часам. Анатолий Семенович хочет тебя видеть, и не туши самовар. В словах заместителя начальника станции прозвучали холодные, глухие нотки, предвещающие приближение переворота. Кто зачинщик – для машиниста паровоза пока что было неясно. Особенно Степану не понравилось, что это касалось того, что он больше всего любил, локомотива, хотя это была всего лишь паровая машина. Раньше внутренне чувство никогда не подводило машиниста. Ему почему-то показалось, что за него все решили и большой жирный крест повис над его головой. Он бы и дальше так стоял в задумчивости, если бы его кто-то не дернул за плечо: – Степан, Степан, ты чего? Тяжелая голова машиниста медленно поднялась, и он увидел перед собой сварщика из соседнего ангара. – Ты в порядке, что с тобой? – Пристально всматриваясь в глаза Степана, встревожено спросил сварщик пятого разряда. – Ааа… да так! Просто задумался! – махнул рукой и поднялся в будку паровоза. *** Дверь приемной начальника станции открылась и на пороге секретарь узрела Степана. – Проходите! Анатолий Семенович вас уже ждет! – с натянутой улыбкой проговорила Вера. Бросив хмурый взгляд на нее, он зашел к начальнику. Кабинет начальника станции абсолютно ничем не радовал глаз вошедшего посетителя. Обычно у подобных лиц, занимающих соответствующие должности, все было в кабинете по-иному. Два недорогих шкафа тридцатилетней давности еще довольно таки хорошо выглядели. Потертый ковер в центре кабинета потерял свой первоначальный цвет, рисунок на нем давно не просматривался. Рабочий стол и три стула под стеной – раритет выпуска сороковых годов двадцатого века – ну просто таки в отличном состоянии. Дверь кабинета за Степаном захлопнулась: – Вызывали? – Дорогой Степан, проходи, проходи! – вскочив со своего стула, с улыбкой на лице Анатолий Семенович подошел к машинисту. Такой жест со стороны начальника был огромной редкостью, но машинист паровоза был весьма известным и уважаемым человеком на станции и в городке, прославившимся благодаря легендарной машине. Анатолий Семенович – мужчина лет сорока, среднего роста, самого обычного телосложения, ничем не выделяющийся из толпы. Взяв Степана под руку, показывая свое к нему уважение, начальник подвел его к стулу у стены. Машинист неторопливо сел на стул, не отводя пристального взгляда от Анатолия Семеновича. Тот присел рядом. – Да, Степан, я хотел тебя видеть. Подозрения твои небеспочвенны. По тебе вижу, хочешь получить вразумительные ответы! – слегка наклонил голову, не отводя глаз от машиниста. – Хочу! – в полголоса проговорил Степан. – Дело здесь очень сложное и неоднозначное! Начну издалека. Как бы это непечально звучало, но рейсы на паровозе ты выполнять не будешь. – Почему это? – Вставил Степан. Анатолий Семенович встал и подошел к окну. – Видишь ли, скажу откровенно, этой паровой машиной заинтересовалось вышестоящее руководство, и его отгонят в другую область. – Куда? – Неважно, это совсем уже не важно! Спорить машинист не хотел, да и знал, что это ничего не решит. – Вернее сказать, его забирают для съемок фильма, – проговорился начальник, – да, да, я понимаю, что в восстановлении этой машины есть и твоя заслуга… Степан его резко перебил, повысив голос: – И моя заслуга? Да я его сам сделал, если бы не мои усилия, то он бы до сих пор бы ржавел или его бы порезали на металлолом! – Да, да, дорогой мой, не горячись! Но ты пойми, что я тоже выполняю чьи-то поручения. Ну да ладно, тебе выплатят за твои труды премию. Я думаю… Да что здесь думаю, знаю, что для тебя это огромная потеря. Но это жизнь, Степан, и бывает так, что и за нас решают другие. – Тогда я отгоню паровоз и останусь работать там на нем! – молниеносно решил машинист. – Это исключено! В этом нет надобности. Паровоз отгонят другие специалисты, – свысока, но с нотами интеллигентности, ответил Анатолий Семенович. Степан смотрел в пол. В конце он слышал начальника через слово. Кровь прилила к голове, в висках он почувствовал стук, словно молотом по наковальне кузнец выстукивал мелодию траура, которая раскатистым громом отдавался в затылке. Темный занавес опустился перед глазами. Все, чем жил человек, забрали, отрубили одним взмахом топора, наточенным до такой степени, что пролетающее мимо перышко при легком касании лезвия разделилось надвое. Окончив свой монолог, начальник сел за свой рабочий стол. Молчание прервал Степан: – И что мне теперь делать, куда меня поставят? – Видишь ли, – продолжал Анатолий Семенович, – станция у нас полностью укомплектована, да и рейсы периодически сокращают, работы для тебя у нас нет! Хитрый ход начальника Степан совсем не понял, да и как он мог понять… Два года назад этим паровозом заинтересовался очень крупный бизнесмен и начальник станции понял, что на этом можно хорошо заработать. После продажи локомотива, он точно знал, недовольство работников увеличится. Уволить Степана – и проблема решится сама собой, а остальные со временем забудут. – И, что теперь мне делать, увольняться? – В голосе машиниста появилась хрипота. – А что делать? Да, мой дорогой! Но ты не переживай так сильно, все мы тебе выплатим и отпускные, и… – Анатолий Семенович резко замолчал, но через мгновение продолжил, – иди дорогой, иди. Завтра со спокойной душой придёшь, напишешь заявление, получишь деньги, – Степан встал, – иди, иди! Начальник стоял и смотрел вслед уходящему, расстроенному, опустошенному Степану. Язвительная улыбка блеснула на лице, но какая-то струна доброты дернулась внутри него, но не издала звук. – Вот и хорошо, все решилось наилучшим способом. – Сложив руки за спиной, начальник устремил свой взгляд на проходящий товарный состав. Нельзя было сказать, что Анатолий Семенович, был человек гнилой натуры, жадный или эгоистичный. «Или ты их, или они тебя!» – это правило отца он запомнил на всю жизнь. Жил по этому правилу и не отклонялся от него ни на шаг. Продвигался Анатолий по карьерной лестнице довольно таки быстро, с хрустом ломая чужие судьбы. В финансовых вопросах и аферах, которые он разработал и внедрил обманным путем, для собственного обогащения, ему не было равных. Неучтенные вагоны, да, что там вагоны – составы; железнодорожники, не дополучившие свои честно заработанные гроши, и самое последнее – машинист паровоза Степан. Эти черные делишки так бы и продолжались, если бы не одно но – тело начальника станции, спустя два года после продажи паровоза было найдено зимним утром за ангаром его же станции, с проломленной головой. Причину такого убийства, жестокого – по мнению одних, – ожидаемого, по мнению других, расследовали быстро, даже очень быстро. Местный алкоголик, чтобы наскрести на самогон, без особого труда пробрался в ангар депо в поисках металлолома и, покидая его, возле двери столкнулся, как не странно, с самим начальником станции. Погоня за воришкой была недолгой. За поворотом тому что-то ударило в голову – наверное «белочка». Алкоголик резко развернулся и со всей силы ударил начальника по голове краденым ключом. Кстати, этим ключом пользовался Степан, когда чинил паровоз. Ну а для полиции – это было пустяковое дело. Покинув кабинет начальника, Степан вышел на перрон вокзала и сел на первую попавшуюся лавочку. Впервые в жизни он был пассажир, а не управляющий локомотивом. В ту минуту на станции было спокойно, только одинокий локомотив медленно курсировал то в одну, то в другую стороны. Какая-то странная серая пустота наполнила голову Степана. Перед глазами плавал белый туман – как бывает, когда ты теряешь что-то родное, любимое и очень ценное для тебя. Со стороны казалось, что этот одинокий человек ждет свой поезд, но поезд Степана прошел мимо, не остановившись на его станции, и для, уже бывшего, машиниста паровоза серии «Л» следующих составов больше не ожидалось. Сидя на лавочке, он не хотел, вернее не мог ни о чем думать, ничего слышать и видеть. Закрывшись ото всех, он изолировал себя сам от всего негативного окружения этого мира, в котором он изгой, выброшенный системой и теми, кому он отдавал себя. Но Степан сделал ошибку, цена которой – извлечен как элемент последовательной цепочки действий и событий. А может, этот элемент стал просто никому не нужен, устарел, сломался… Это знали все и только он один об этом и не догадывался. Время для него остановилось, повисло в воздухе. У птицы, пролетающей мимо него, Степан отчетливо видел вибрацию многих перышек при очередном взмахе крыла. Слышал удары ее сердечка, слышал, как кровь внутри маленького создания бурлящим потоком проносится по сосудам. Вздохи ее были настолько сильны и глубоки, что Степану казалось, что это работал многотонный пневмомолот. Внезапно стук о шпалы проходящего локомотива вывел его из забытья. Руки стали понемногу замерзать, и он машинально спрятал их в карманы. Выпрямившись, Степан вдохнул холодный воздух, да так, что он попал не только в легкие, но и в голову. Благодаря этому, Степан почувствовал трезвость ума и возврат к здравому мышлению. Оглянувшись по сторонам, он пошел прочь со станции. Недалеко от железнодорожной станции жила одна милая старушка, которая славилась своим самогоном. С двумя литрами этой жидкости и закуской из местного магазина Степан направился по улице, но не в сторону дома, а совсем в ином направлении. С этого момента у него не было никаких забот, проблем, обязанностей. Свободно шагая по заснеженной дороге, он просто любовался этим морозным январским днем, проезжающими машинами, куда-то спешащими людьми. Очертания города были уже позади идущего, но Степан не останавливался. Что двигало этого опустошенного внутри человека: грусть, обида, злость или, быть может, чувство вины… Они оставили его, забыли совсем. Его душа сейчас находилась на безлюдном перекрестке: где прошлое и будущее, день и ночь, не имели никакой власти, была лишь холодная пустота в мыслях и действиях. Дорога впереди уходила влево, дальше за полем виднелся лес. Всматриваясь вдаль, возле окраины леса Степан заприметил медленно поднимающийся ровно вверх дымок от костра. Возникший интерес к месту, откуда исходил таинственный дымок, притянул Степана. «Может это лесорубы?» – подумал он. Но никаких признаков того, что здесь валили лес, не было. Самый короткий путь лежал через поле, но снега было настолько много, что утонуть в нем не составляло никакого труда. Идея пойти через поле отпала сама собой. Вариант второй – это примыкающая к дороге лесопосадка, к которой он и направился. Минуя лесопосадку, Степан поднялся на бугор, за которым отлично просматривалось то место, откуда исходил дым. Возле костра Степан увидел сидящего к нему спиной мужчину. На звуки приближающихся шагов, мужчина обернулся и встал. Гость не торопясь подошел. – Можно? – указывая на костер, спросил Степан. – Конечно, садись! – ответил тот. Гость сел на бревно вблизи костра, мужчина сел на свое место. Немного осмотревшись, Степан увидел небольшую палатку. «Значит, он здесь ночует. Путешественник что ли?» – подумал Степан. Некоторое время они молчали, иногда поглядывая друг на друга. Мужчина заметил, что его гость осматривается, привыкает, поэтому первым не начинал беседу. На костре жарилось мясо, и Степан стал искать пакет с едой, о котором совсем забыл. Запустив руку в пакет, достал бутылку и два стаканчика. Наполнив первый стакан, он подал его хозяину этого места. Тот не спешил принять его от Степана. – Водка хорошая, проверенная неоднократно. Бери, за знакомство… – Степан, поняв, что мужчина сомневался, наполнил второй стакан, они выпили. – Егор! – протянул руку Степану. – Степан, – ответил гость. Трудно было узнать в сидевшем возле костра того Егора, который всего лишь полгода назад покинул родной край в поисках новой жизни. Покинул с желанием разобраться в самом себе и, конечно же, увидеть мир, так как, кроме родного городка, он нигде и не был. Главная идея – найти отца, понемногу угасла в душе Егора, лишь, когда периодически напоминала о себе, он менял свое местонахождение, продвигаясь на север любыми бесплатными способами, чтобы больше увидеть неведомых путнику мест. Одет Егор был почти так же, как и Степан: толстые ватные штаны, валенки и фуфайка. Как внешне он выглядел, его это не тревожило, главное чтобы было тепло, так как зима здесь была лютой. Лицо его покрывала небольшая борода, из-за которой трудно было узнать в этом человеке, прежнего работника рынка. Выпив по второй и закусив тем, что было у Степана, так как мясо на костре еще не дожарилось, Егор первым начал разговор: – Какими судьбами ты сюда забрел? Мало встретишь порядочных людей в такую пору. И Степан поведал Егору все, что случилось за сегодняшний день и то, чем и как он жил последние годы. История Степана настолько тронула Егора, что в конце он не выдержал. – Н-да, по-скотски они с тобой поступили! – Поправив шапку, сказал тот. Степан в ответ только что-то недовольно буркнул себе под нос, опустив голову, продолжил, – таких резких поворотов в жизни у меня давно не было! Как-то все не склеилось у меня, загнали в тупик, как скотину. – Он взял бутылку, открутил крышку и разлил по стаканам. Степан, недолго думая, залпом осушил свой. – Да и с этой сучкой, Зойкой… не нужен я ей, ей только деньги подавай. Куда идти? Эх… – пожав плечами, продолжил, – не знаю даже, как так получилось, что жизнь почти прожил и ничего не нажил. – Так это не главное. А может оно и не нужно ничего!? – вставил Егор. – Как это? – удивленно посмотрел на него Степан, потирая покрасневшую от мороза щеку. – А вот так! – Спокойно ответил он своему незваному гостю. Небо затянуло темной простыней, и только вдали виднелись маленькие огоньки из окон деревянных изб. Степану настолько понравилось это место: покрытые белыми кристаллами деревья, загадочный незнакомец, с которым, как оказалось, приятно вести беседу, тепло от костра при хорошем морозе, щипавший за нос. Все это отбросило недавние воспоминания об утреннем жизненном перевороте, человеческой злобе, жадности и эгоизме. Это внесло разнообразие в монотонность жизни. Собеседники жевали уже готовое мясо и просто общались. Егор проникся к Степану глубоким сочувствием, и ему хотелось помочь ему, да и с попутчиком было бы гораздо веселее. Степан, же в свою очередь, был настолько удивлен, что незнакомый человек, готов был помочь ему совсем бескорыстно. С таким явлением, а для машиниста это было действительно – явление, даже больше – чудо, он никогда в своей жизни не сталкивался. Допив, что осталось на дне бутылки, Степан поправил неловко шапку на голове: – Ну что ж, Егор, пора мне, пойду уже. Вон звезды на небе как ярко светятся. Они оба подняли головы вверх. – Оставайся. Место в палатке есть, да и вдвоем будет теплее, палатка хорошая. Сейчас дровишек в костер подкину. Оставайся! Егор из-за палатки вынес охапку дров. Бросил их в костер так, что искры столбом полетели вверх, осветив место пребывания людей. – Ну, так что, пошли спать!? – Умеешь ты уговаривать! – с улыбкой ответил Степан. В отличие от Егора, Степан этой ночью не спал. Или сон совсем не шел, или место ночлега было для него непривычным. Степан взвешивал все за и против относительно предложения Егора. Ответ Степан нашел быстро. Но основная головоломка, которая волновала машиниста, крутилась вокруг начальника станции. То, что он продал паровоз, это было не трудно понять, но для чего увольнять его, машиниста и неплохого специалиста по ремонту и обслуживанию… Ведь он точно знал, что работа на станции для него всегда была. Здесь что-то было не так. С одной стороны, Степан твердо решил идти с Егором, но с другой, ему очень хотелось разобраться в вопросе, касающемся его любимого детища. Возможно, поднялся бы сильный скандал. Степан себя знал, если он за что-либо брался, то доводил дело до конца. Но это могло бы затянуться на долгие месяцы. Зная Анатолия Семеновича, который от своего никогда не отступится, Степан в мыслях включил задний ход. Степан открыл глаза, мороз щипал за щеки. Ветер порывами дергал стенки палатки, и на время, позабыв о своих мыслях, машинист стал вслушиваться в шум ветра, звуки леса. Но мысли погрузили его снова в свой несущийся поток. Прошедший день в жизни Степана был необычным, напряженным. Лежа в палатке в этом лесу, зимой, анализируя все, машинист все больше понимал, что в этом пространстве последовательных действий, именно последовательных во времени, ничего просто так не происходит. Многого понять и объяснить он не мог. Но одно Степан понял правильно – черная полоса когда-то должна закончиться. И встреча с одиноким скитальцем в лесу произошла неслучайно. «Должно же измениться что-то в лучшую сторону, должно!» – подумал Степан и подложил руку под голову. Что касается его сожительницы Зойки, то этим он даже не хотел занимать место в своей голове. «Не проблема это, не проблема!» – твердил себе. Это словно затерявшаяся в глубине кармана бумажка, скомканная и выброшенная. Что-то новое и привлекательное показалось ему в этом маленьком тряпичном помещении. Последний раз Степан ночевал так в туристическом походе в девятом классе. Ностальгия нахлынула на Степана. «Как это было давно, – подумал он, – но, на самом деле, это было вчера, я же это хорошо помню! Как будто вчера.… И после вчера не было ничего и сразу же наступило сегодня, а выброшенные дни, получается, были прожиты впустую!? Как молниеносно летит впереди тебя время, которое догнать и остановить невозможно. А так бы хотелось схватить его за хвост и остановить, но это невозможно!» – на этом мысли о прошлом у Степана резко оборвались. И сразу же странная фраза завертелась в голове, как будто подсознание все это время вращало огромный каменный жернов, чтобы найти ответ на вопрос, который поставил его хозяин. «Нет человека, нет проблемы! – крутилось и повторялось снова и снова в голове. – Вот почему он хочет меня уволить, не все здесь чисто с паровой машиной, и замешан не только он, начальник. Ну да ладно. Выбор свой я сделал, а теперь нужно поспать». – С этими мыслями он повернулся на бок и уснул. *** Егор открыл глаза, было уже светло. Повернув голову, он обнаружил, что гостя в палатке нет. Услышав треск дров в костре, он выглянул из палатки. – Доброе утро! – Степан обрадовался показавшемуся из палатки Егору. – А я чайник уже поставил, чай сейчас будем пить. Егор тем временем вынырнул из матерчатого домика, протер лицо снегом, потянулся и сел у костра. Степан разлил в металлические чашки чай и одну подал Егору. – Ой,… хорошо как! – Егор почувствовал, как горячий чай обжигал все внутри, вызывая тем самым легкую дрожь. – Ну что ты решил? – А день сегодня хороший! Давно я такого не помню! – загадочная улыбка скользнула по лицу Степана, которую не мог не заметить Егор. – Да! Ну что ж, пора собираться. По направлению к поселку Старый Оскол, по обочине, шли два человека. Издалека было видно, что разговор их был серьезен и порой даже эмоционален, по жестикуляции не трудно было это определить. Пробираясь по тесным улочкам, путники остановились возле одноэтажного ничем не примечательного дома. – Подожди меня здесь, я недолго, – Степан указал на лавочку близ калитки. – Может, тебе помочь? – снимая рюкзак, спросил Егор. – Не надо, я сам, – отмахнулся Степан и скрылся в глубине двора. *** Хлопнув за собой дверью, Степан, не снимая обувь, проследовал в комнату. На диване лежало бесформенное тело Зойки. – О, и где это тебя носило? – С упреком спросила женщина. – На работе! – Не замечая Зойки, отрапортовал Степан. Достал из старой тумбы большую дорожную сумку. – И куда это ты намылился? – В командировку! – И надолго? – Надолго! Собирал в сумку только необходимые вещи: теплую одежду, металлическую посуду, два импортных, небольших, фонарика и многое другое. Сумка была собрана. Во внутренний карман положил документы. После небольшой паузы лежащую Зойку окатил ледяным взглядом, состоявшим из ненависти и презрения к данному созданию. Пристальный взгляд Зойки следил за действиями сожителя. Быстрым движением открыл стеклянную дверцу шкафа, в котором плотно стояли пыльные книги. Вытянув из нижнего ряда четвертую слева, открыл ее. Свои сбережения Степан хранил именно в этом тайнике. Книги Зойка никогда не читала, говорила: «Меня тошнит, когда я начинаю читать эти книжонки». Увидев сбережения, Зойка резко поднялась с дивана. Удивительно, как такое тучное тело с такой скоростью поднялось со своего ложа. Картина происходящего резко изменилась: глаза нападающей расширились, дыхание участилось, она, словно разъяренный бык, готова была нанести сокрушительный удар. Налитыми кровью глазами она видела не Степана, а красный лоскут ткани в руках тореадора. – Это, что у тебя такое? – завизжала женщина. – Деньги! Мои деньги! – Положив деньги в карман, с насмешкой ответил сожитель. – Что значит мои! Стоять! Ты в моем доме живешь и здесь все мое! – продолжала в таком же тоне. – Уже не живу! – поднял сумку, резким движением закинул на плечо. – Куда ты? Не пущу! – молниеносно Зойка очутилась возле Степана и перегородила своим телом выход из комнаты, вцепившись обеими руками в сумку. – А ну отдай, гад, это мое!? – орала Зойка. – Успокойся, дура, отцепись! – пытался высвободиться Степан. Ему это напоминало комическую трагедию, в которой Зойка играет роль жертвы. Смех одолевал уходящего Степана, бегущего с этого отвратительного, смрадного, ненавистного места. – Отдай мои деньги и пошел вон отсюда! – Заработай их сначала, а затем забирай! – Скотина! Гадина! Антихрист! – Дергала сумку озлобленная баба. Поток ее брани не прекращался до тех пор, пока Степану это не надоело. Обхватив своей крупной, жилистой рукой Зойкино лицо, он резко толкнул ее: – Отвали, сука! Достала ты меня, – освободив свою сумку от рук врага, бросив взгляд на распластавшееся тело Зойки, сплюнул на пол и вышел из дома. *** Получив в бухгалтерии расчет, Степан вышел на улицу. Возле станции железнодорожного вокзала его ждал Егор. – Ну, вот и все! – в голосе машиниста появились нотки горечи и разочарования. – В чем дело? Пошли! Чего мы здесь стоим? – обратился он к внимательно смотрящему на него Егору. После долгого молчания Егор спросил: – А ты мне можешь показать тот паровоз? Машинист сначала удивился, нахмурился, ничего не ответил, задумался. Он и сам не прочь взглянуть на свое детище. – Да, в принципе можно. Я сомневаюсь, что в депо знают о моем уходе. Пойдем! – Твердо решил машинист, и друзья сорвались с места. Массивные ворота были открыты. Машина, служившая людям почти столетие, не считая время простоя, стояла у входа, по-видимому, готова к рейсу. Егор разинул рот от удивления, как только они оказались на пороге депо. – Ого, какой он! И это ты сам его починил? – Почти, – улыбнулся Степан. В депо было тихо: ни стука, ни шагов, ни гула локомотивов. «На удивление очень тихо» – подумал Степан, осматриваясь по сторонам. – А в средину можно? – Ну, раз мы уже здесь, тогда пошли! Взобравшись в будку паровоза, Егор осмотрелся. Как ребенок, всматривался в каждый датчик, кран, заглянул даже в тендер – специальный вагон, предназначенный для перевозки топлива для локомотива. В топке бушевало пламя. – Можно взглянуть? – Егор указал рукой на топку. Степан дернул за ручку, дверца топки отворилась, и сильной тепловой волной ударило Егору в лицо. – Ааа! Ого… – Откинув голову назад, вскрикнул тот. – Закрывай, закрывай! – Это тебе не костер в лесу. – Согласен! Ты бы меня предупредил! Егор потирал лицо, поправляя сдвинувшуюся шапку. – А почему уголь горит? – спросил Егор. – Он всегда должен гореть! Егор посмотрел в окно будки, как будто они двигались по заснеженной железной дороге, по обочинам мелькали обмерзшие деревья и солнечные лучи ослепляли выглядывавшего машиниста. Вынырнув из рамки окна, он заговорчески посмотрел на Степана. Тот в свою очередь прямо вбил свой взгляд в хитрые глаза Егора. Оба молчали. – Что? Куда? Ты хочешь…? – Да! Да! Давай! А почему бы и нет! – стал поджучивать машиниста. – Тебе не обидно, что они с тобой так поступили? Давай, Степан. Нас никто не видел. Никому и в голову не придёт, что это ты! – Ты чего! Кроме меня, здесь никто и не умеет. – Да ладно тебе, Степан, – Егор специально давил на него, называя его по имени. – Ну, давай, напоследок, я же вижу, что ты хочешь! Егор задел машиниста за живое, за ту струну, от вибрации которой ему становилось еще больнее. В будке паровоза повисла тишина. – Ладно, но тебе придётся вручную стрелки переводить, сможешь? – Конечно, – обрадовался тот. Забросив рюкзак и сумку в будку, Степан захлопнул дверь. На манометре давление показывало тринадцать атмосфер. – Бери лопату, будешь подкидывать уголь, – смахнув капли пота, выступившие на лбу. «Ну что ж, покатаемся! Вспомним былое…», – эта мысль сильно развеселила и тем самым придала жизненной энергии Степану. Подкачав воду до отметки и открыв сифон – устройство, для искусственной тяги, машинист реверсом перевел ход вперед и отпустил главный тормоз. Паровоз затрясся. Егор с ужасом взглянул на друга. Но ужас новоиспеченного кочегара резко прошел. Отпустив мальчика – так называли малый тормоз, паровоз дернулся и медленно выкатился из депо. Егор с подсказками Степана перевел две стрелки и паровоз серии «Л» стремительно набрал скорость и скрылся за поворотом. – Больше угля, больше! – Кричал главный дирижёр. Широкая улыбка озаряла его лицо. – Слушаюсь командир! – Отвечал по пояс раздетый Егор. Пот стекал ручьем, затекая в глаза и уши, но кочегар справлялся достойно, иногда испуская шипенье и какое-то протяжное, еле слышное, рычанье. Для него это было увлекательное приключение, и в тоже время очень нелегкое, как признался он позже другу. Из-за клубов пара испускаемых машиной, сложно было увидеть что-то впереди несущегося монстра. Но для новоиспеченных друзей это не было помехой, а наоборот, словно в тумане сна за окнами проплывали поля, деревья, одинокие домики и бескрайние, заснеженные долины. Степан абсолютно забыл, что этой машиной он управляет в последний раз. Для него это очередной рейс и через неделю будет такой же, и повторяться это будет вновь и вновь. Но внезапное сообщение по рации диспетчера о том, что впереди, в десяти километрах от них, идет встречный состав, резко развеяло радостные мысли товарищей. И Степан понял, что их видели, так как рация после предупреждения не успокаивалась… – Черт! – Что будем делать? – Егор прекратил посылать лопату за лопатой уголь в топку, остановился и посмотрел на хозяина этой машины. – Через пару километров будет съезд в тупик, должны успеть. Возле стрелки Егор спрыгнул в глубокий снег. Из-за поворота показался встречный поезд, неумолимо приближающийся к ним. – Давай быстрее! – Кричал Егору Степан, уцепившись в деревянную боковину. Схватив ручку, Егор сильно дернул, но она не поддавалась. Противовес завалило снегом и, окутанный льдом, он крепко примерз к основе. Приближающийся локомотив издал длительный гудок. Десятки попыток «стрелочника» оказались безрезультатными. – Ну, что ты там возишься!? – Ааа, да пытаюсь я. Пытаюсь. Не получается! В приближающемся составе ударили по тормозам. Стальной скрежет разнесся по округе. Расстояние между локомотивами сокращалось. Егор был истощен после усердной работы кочегаром. Руки тянули холодную ручку стрелки. Глаза бегали от судорожного испуга по сторонам. Мысль о неминуемой катастрофе отравляла мозг. Безрезультатные попытка за попыткой все больше угнетали его. Паника въедалась своими острыми когтями в уставшее тело. В очередной раз Егор пытается перевести стрелку, руки соскальзывают, и он падает в сугроб, ударяясь спиной о что-то твердое. Приближающийся локомотив, как лезвие гильотины, вот-вот вонзится в тела весельчаков, задумавших играть по-взрослому. Егор, раскинув руки в стороны, пытаясь ухватиться за мерзлую почву, пополз назад, прямо на него, будто несся палач, закинув за голову топор. Отталкиваясь ногами, чтобы убежать от него, Егор уперся во что-то твердое – мерзлое полено. Ударом ноги выбил полено и стеклянными глазами смотрел на него, и только крик Степана вывел Егора со ступора, из плена собственных страхов. В следующий момент Егор наносит удар за ударом по противовесу стрелки. Отбив ее от примерзлой земли, падая, хватается за ручку. Стрелка переведена. Со стоном снова падает в снег, будто на мягкую перину, устланную белоснежной простыней. Все это происходило чуть более минуты, но для Егора – это была часть жизни длинной в целую вечность. Состав пронесся мимо, но Егор его не видел и не слышал. Успел ли перевести стрелку, он не знал. Только понял, когда массивная фигура Степана нависла над ним, загородив проплывающие облака. Ухватившись за поданную руку друга, Егор поднялся. Все обошлось. Паровоз стоял в тупике. А два товарища, захватив свои вещи, направились по путям вперед, навстречу холодному ветру, бившего им в лицо, и той неизвестности, в которую их направляла судьба. Глава 3 Храм на холме Один день сменялся другим, за неделей следовала неделя, за месяцем месяц. И все это время друзья двигались в заданном Егором направлении, на северо-восток. Желание увидеть родственников, а может, и отца, которого он смутно помнил, не покидало его с самого начала бегства из родного городка. «Немного погостить и идти дальше!» – так думал Егор. Степан не противился желанию друга, ведь теперь он был абсолютно свободен. Позабыв о паровозе, а о сожительнице Зойке, которую в общении с другом ни разу не вспоминал, и подавно. Путешествие стало смыслом их жизни, движением вперед, поэтому надолго оставаться на одном месте ни один из них не хотел. По мере необходимости останавливались в деревушках и небольших городках для поиска разовой работы. Такую им было найти несложно, потому что оба были отличными специалистами. Работали, если даже плата за труд была невысокой. Работа заканчивалась, и скитальцы продолжали путь далее. Запасались только самыми необходимыми продуктами и вещами, так как все это приходилось нести на себе. Степан сменил свою старую сумку на удобный рюкзак, а обувь на более удобную, поскольку их скорость передвижения зависела и от удобной обуви. Чем она удобнее и легче, тем меньше болели ноги в конце дня. Движение друзей вперед было насыщенно постоянными беседами, спорами друг с другом, рассказами о случаях из их жизни. И после нескольких месяцев совместного путешествия они знали друг о друге буквально все. Два человека сильного пола были звеньями этого общества, которое с каждым последующим движением секундной стрелки их угнетало и делало слабыми. И только, вырвавшись из этой цепочки и встретив друг друга, они получили оба то, чего никогда до этого не имели – настоящего друга и понимающего товарища. Судьба им дала новый глоток свежего воздуха и стремление идти вперед, жажду удивительных открытий и познаний прекрасного, новые знакомства с людьми, возможность помочь тем, кому действительно нужна была помощь. Продвигаясь вперед, путники замечали, как равнинная местность сменялась земляными холмами и одинокими каменными глыбами, которые перерастали в огромные скалы. Многие из них напоминали наклонившиеся картонные коробки, словно искусный каменщик тщательно, под линейку, отсек ненужные фрагменты. Но не это впечатлило скитальцев, а то, как небольшие покрученные деревья приспособились расти на идеально гладких склонах, уцепившись корнями в маленькие расщелины и углубления. Огромное стремление к жизни приспособило эти маленькие, тоненькие деревца к трудным условиям. Они отдали свою стройность, свою пышность кроны ради того, чтобы удержаться, выжить, как любое живое существо жертвует последним, чтобы остаться в этом мире. Сильный порыв ветра и треть из них падет от неумолимой стихии. Путники решили расположиться на ночлег на одном из таких валунов. К огромному их удивлению у подножья распростерлась река, которую, судя по карте, Егор не должен здесь увидеть. Прокладыванием маршрута заведовал именно он, редко советуясь с другом. – По ней мы и спустимся! – скомандовал Егор, всматриваясь вдаль, где река скрывалась от взглядов скитальцев. – Но это будет завтра, – ответил с легкой иронией Степан, присматривая место для ночлега. Укрепив палатку на вершине среди деревьев и на скорую руку подкрепившись с дороги, Егор примостился на самом краю камня, абсолютно не страшась высоты, на которой находился. Перед ним открывался восхитительный пейзаж. Река, воды которой были прозрачны и спокойны, напоминала серп, острым концом которого упиралась в гору, видневшуюся вдалеке. По берегам реки рос лес. Степан в это время помешивал перловую кашу в котелке. Попробовав на вкус, снял с огня. Накрыв крышкой, присоединился к другу. Молчание расслабило и успокоило путников после дневного похода. Легкий ветерок и звуки природы неслись непрерывной музыкой. Слившись с природой, ни один из них не хотел нарушать молчание. Завораживающая картина притянула их взгляды – уходящее солнце, тени деревьев, медленно плывущие вокруг своих хозяев. Первым молчание прервал Егор: – Зачем нам все это? А, Степ? Сидели бы сейчас в тесной коморке, где-то в деревушке и грелись у печки. – И что же в этом правильного!? Ты что устал?– не спеша ответил Степан, искоса удивленно посмотрел на друга. – Все нормально! Ты прав, мой друг! Ну, а как же все? Получается, что большинство сами загоняют себя в клетку, украшают ее, делают дорогие ремонты, и думают, что это правильно и красиво. И что их жизнь после этого полностью обустроена и улажена. – А зачем тебе все это!? Многие, прожив свою длинную жизнь, не видели того, что видели мы за этот довольно небольшой промежуток времени. Черное одеяло полностью укрыло гору со скитальцами, и только мерцающий свет от костра падал на спины отдыхающих. – Просто нам повезло, – продолжал Степан. – Тем более, это дело каждого, как построить свою жизнь. Для многих счастье, когда блестит или шелестит руке, а для немногих – когда следующий день они встретят в непривычной для себя обстановке, с другими людьми или новыми непреодолимыми препятствиями, которые… – Так-то оно так! Но ты же не думаешь, что мы до конца своих дней будем скитаться? – Егор посмотрел на друга. – Думал, – в словах Степана промелькнула нотка уныния и глубокого разочарования. – Настанет день, что кто-то или что-то помешает нам идти дальше. А сейчас мне интересна моя жизнь и спасибо тебе, что помог ее изменить. – Степан признательно взглянул на друга. – Да ладно тебе, а то сейчас слезу пущу! – рассмеялся тот. Улыбнувшись в ответ, Степан встал и подошел к почти потухшему костру. Подкинув заранее нарубленных веток, он пошел спать. Товарищ же его лег на теплый камень, прогретый солнцем, подложил руки под голову и стал наблюдать за звездным небом. Сон его в этот вечер не смог заманить так быстро, как Степана. *** Утро, на удивление, оказалось теплым и солнечным. Сколотив из бревен плот и соорудив из коры весла, друзья уже второй час плыли по реке. Степан лежал на рюкзаках в носовой части и читал газету, купленную неделю назад в очередном поселке. Егор сидел на корме, управляя рулевым устройством в виде весла. Течение несло плот. Любуясь береговыми пейзажами, товарищи отдыхали после утренней физической работы по сколачиванию плавательного средства. Огромные, острые каменные глыбы, нависшие над водой, образовывали причудливые гроты и ущелья, отлично просматриваемые с центра реки. Изредка проскальзывали пологие берега, покрытые лесом и кустарником. – И чего там интересного пишут? – спросил капитан. – А… Так, ничего, – отмахнулся от друга Степан, перелистывая страницу газеты. – О, интересная статейка! – Ну! – Геологи в семидесятых годах прошлого века нашли в горах полезные ископаемые, – Степан замолчал. – Какие? – Цинк, олово и т. д., а вот странно… – Что там? – заинтригованно прилип взглядом к Степану. – Да нашли какой-то редкий минерал… – Какой? – Да не уточняют! Только экспедицию сразу засекретили. – Что еще? – Да особо ничего, много воды в статье, как и вокруг нас, – улыбнулся Степан. – И фотографии никакой? – Нет! Егор задумался. Ведь речь шла о том месте, где, по слухам, работал отец. И его загадочное исчезновение, может быть, как-то связано с этим. Дочитав статью, Степан отложил ее в сторону. Проплывающие мимо окрестности привлекли его внимание, усевшись на рюкзак, он крутил головой с одной стороны в другую. На лице Степана медленно натягивалась улыбка и, поднявшись во весь рост, расставив руки в разные стороны, он как закричит: – Хорошо-то как, благодать! Эхо ударилось о скалистые берега, исчезло на противоположной стороне, в глубине леса. – Ты чего? – завопил Егор, подпрыгнув от страха на деревянной колоде. Друг рассмеялся. – Да ну тебя! – капитан бросил весло и сел на рюкзак. – Бери, рули сам! В плавании прошла большая часть дня. Течение понемногу набирало обороты. Заметив это, они оба сели на весла, в руках появилась напряженность. Впереди, в полукилометре, река резко меняла свое направление. Каменные породы стояли на пути реки. Чем дальше плот несло вперед, тем больше друзья ощущали внутреннюю тревогу за собственную жизнь. Егор как-то хаотично стал крутить головой по сторонам, не смотрел, а слушал. – Что такое? – спросил Степан. – Ты что-то слышишь? Степан напряг свои слуховые рецепторы. – Ничего! – Вот и я ничего не слышу! Все это как-то странно. Какая-то необъяснимая загадка засела в голове Егора, которую он не в силах был разгадать, а тем более объяснить. В воздухе царила мертвая тишина: ни пения птиц, ни шума ветра, никаких звуков. Река на повороте сильно сужалась. Лес остался позади, и реку, словно в клещи, зажали каменные стены. Плот резко дернулся вперед, словно невидимая рука толкнула его. Поток воды нес их в каменные ворота, из которых дороги назад не было. Да и некуда было причалить, чтобы миновать эту часть реки, пройдя по суше. Плот стремительно набирал скорость. Изгиб реки скрывал то, чего больше всего опасались друзья. Чем больше они входили в поворот, тем больше их худшие догадки и опасения подтверждались. Поворот пройден и перед плывущими на плоту открывалась изумительная картина. Страх и реальность стояли рядом, обнажая перед путниками свое злое лицо, свои острые зубы. Раздался резкий крик Степана: – Пороги! Держись! Степан только успел привязать к себе рюкзак, как на плот хлынула вода. На плоту сразу же почувствовали ее бодрящую свежесть. Свое начало река брала где-то далеко в горах, талые снега с вершин гор пополняли ее, тем самым поддерживая низкую температуру воды. Впереди из бурлящей пучины вынырнул огромный каменный зуб. Обточенный водой, словно наждаком, он был грозен и опасен. Егор немедля стал грести веслом, чтобы уйти вправо. Течение было сильное, а масса плота делала эти попытки почти незаметными. Волнорез так и остался прямо по курсу плавательного судна. Друзья уже готовы были принять удар. Но Степан, быстро сообразив, уперся веслом в камень. Но полностью оттолкнуть плот ему не удалось. Удар пришелся на левый борт, но плот выстоял, благодаря усилиям Степана.

Конец ознакомительного фрагмента.