– Сегодня утром ты просто неотразим, – сухо произнесла я.

Майло подошел ко мне, взял за руку и поднес ее к лицу.

– На тебе они пахнут просто дивно.

– И тебе кажется, что чувственные ноты мне подходят? – тихо спросила я.

– О, чрезвычайно.

Он притянул меня к себе и прижался ко мне губами, и меня снова охватило непривычное чувство полного умиротворения, которое в последнее время я часто испытывала. Я была отдохнувшей, расслабленной и очень счастливой. Всего лишь год назад я пребывала в уверенности, что мой брак вот-вот рухнет. Теперь же мне казалось, что лучше и быть не может.

Тут Майло внезапно замер, немного отстранившись от меня.

– А когда принесли почту?

Я подняла на него глаза и заметила, что его взгляд устремлен за мое плечо. Очевидно, этот неожиданный поворот в его поведении произошел, когда он взглянул на небольшой столик за моей спиной, где стопкой лежала утренняя почта.

– Не так давно, – ответила я. – Ее принесла Винельда. Я еще не просматривала.

Майло выпустил меня из объятий, протянул руку и взял письмо. Было всегда ужасно трудно распознать его настроение, но я чувствовала, как оно переменилось, когда он принялся рассматривать конверт.

– В чем дело? – спросила я.

Он слегка замешкался, и, хотя выражение его лица не изменилось, меня охватила тревога.

– Кое о чем я тебе не рассказал, – признался муж.

Мне представился целый веер вероятного развития событий. С учетом довольно бурного прошлого моего мужа, можно было вообразить самые разные неприятности. Оставалось ждать, что он скажет дальше.

– У меня был скрытый мотив для того, чтобы заехать на озеро Комо, – продолжил он, даже не пытаясь меня успокоить.

– Вот как?

– Он связан с мадам Нанетт.

Я постаралась не выдать своего несказанного облегчения. Мадам Нанетт была няней Майло, женщиной, которая его вырастила. В чем бы ни состояла тайна Майло, она не могла быть такой страшной, как я опасалась.

– И что с ней?

– Когда мы были на Капри, я получил от нее письмо, которое переслали из Ладлоу. Она нашла место в Париже и со всей семьей собиралась на Комо. Из светской хроники она узнала, что мы в Италии, и поинтересовалась, не могли бы мы ее навестить.

Пока мы были за границей, Майло получил несколько писем, пересланных нашим поверенным, так что это не привлекло моего внимания. Но странно – что он предпочел не делиться со мной этим известием, пока мы находились на Капри. Это приглашение ведь не было какой-то неприятностью – совсем наоборот.

– Какая прелесть, – сказала я. – Я бы с радостью с ней увиделась.

Майло подошел к стоявшему в углу столику, взял нож для бумаги, вскрыл конверт и вытащил письмо. Быстро пробежал глазами текст, его лицо при этом оставалось бесстрастным.

Наконец он поднял глаза.

– Она собирается остаться в Париже. И просит нас туда приехать.

– У нее что-то со здоровьем? – спросила я взволнованно. Просить приехать – очень не похоже на мадам Нанетт. Хотя они с Майло прекрасно друг к другу относились, тесной связи они не поддерживали. Я встречалась с ней всего два раза: на нашей свадьбе и когда мы на Рождество оказались в Париже проездом.

– Она не пишет. Письмо очень короткое.

– Можно мне прочесть?

Майло молча протянул его мне. Я взглянула на лист. Это была плотная, высокого качества почтовая бумага с тисненым гербом – геральдическим знаком дома, где, видимо, мадам Нанетт работала.

Почерк у нее был исключительно красивый и идеально ровный.

Мой дорогой Майло!

Я все-таки не могу уехать из Парижа. Было бы просто чудесно, если бы ты со своей премилой супругой мог найти время приехать и навестить меня.

С любовью,

мадам Нанетт.

В приписке она указала свой номер телефона и попросила позвонить, как только мы приедем.

– Не очень-то много, – заметила я.

– Да, немного, – согласился Майло.

Краткость, с которой было написано письмо, отчего-то меня тревожила, хотя я и не знала, почему.

– Не возражаешь, если мы отправимся в Париж? – спросил муж.

– Конечно, нет. По-моему, нам нужно выехать как можно скорее. И лучше прямо сейчас начать собирать вещи, – ответила я, мысленно принимаясь делать необходимые приготовления. – Завтра можем сесть на поезд.

Майло вдруг улыбнулся одной из тех своих улыбок, от которых мне становилось не по себе.