Сознание помутилось на какой-то момент, осознала себя уже лежащей на постели.

Одежда казалась лишней, мешала, особенно в области груди. Груди, которая налилась и требовала незамедлительных ласк.

Лукрецкий склонился надо мной и лениво расстегивал пуговичку за пуговичкой на кардигане, поглаживая освобожденную кожу кончиками пальцев. Каждое такое прикосновение приносило с собой короткое облегчение.

Мне с трудом удалось сосредоточить внимание на лице мужчины. Лукрецкий самодовольно лыбился. Подобное выражение лица подходило больше какому-нибудь олигофрену, нежели нормальному взрослому мужчине.

–  Не думал, что ты так остро отреагируешь, - произнес он, а я разозлилась. Ярость вперемешку с раздражением создали удивительный коктейль, ненадолго отгоняя бешеное возбуждение и прочищая мозги. Схватила за руку Лукрецкого. Схватила с силой, ну, насколько смогла.
– Не сопротивляйся, сладкая, все равно не поможет, - посоветовал он.

–  Нет, - у меня хватило не только сил оттолкнуть от себя чужую руку, но и сесть. Быстро запахнув расстегнутый до конца кардиган на груди, сползла с кровати. Ноги дрожали и не слушались, но мне каким-то чудом удалось сделать несколько шагов к двери.

–  Даже так?
– заинтересованно процедил Лукрецкий, который не стал мешать и не попытался удержать. Бросила быстрый взгляд через плечо. Мужчина вальяжно развалился на опустевшей постели и подложил руки под голову.
– Надоест мучиться, позови.

Придерживаясь за косяк, покинула комнату.

«Бежать!», - единственная мысль, которая вертелась в голове. Бежать подальше. Бежать быстрее. Куда угодно, только бежать. Бежать от Лукрецкого, чтобы не наделать глупостей. Бежать, но так хотелось остаться.

Посылая неуместные хотелки в задницу, желательно, в чью-то конкретную, я медленно добрела до двери. Черт, замков было безумное количество. Низ живота снова скрутило, и я облокотилась на стену, пережидая очередной приступ. Верхний замок, нижний. С ужасом поняла, что вот как раз самый нижний без ключа не открыть. Вот же зараза.

Появилась еще одна здравая мысль: позвать на помощь. Где-то здесь в коридоре я оставила сумочку с мобильным телефоном. Рухнула на колени, оглядываясь. Тумба оказалась пуста, как и пол рядом с ней. Неужели?..

Сволочь! Мразь! Скотина!

Впрочем, это ничего не меняло. Я не собиралась сдаваться на радость этому подонку. Борясь со слабостью и придерживаясь за косяк, мне удалось все-таки подняться на ноги.

Мне потребовалась чертова уйма времени, чтобы добраться до ванной комнаты.

Вслепую нащупав хлипкую задвижку, заперлась, создавая хоть какую-то иллюзию безопасности. С каждой минутой мне становилось все хреновей. Прикусив щеку с внутренней стороны, готова была завыть от отчаяния, ведь единственное, что хотелось произнести:

–  Ян!
– при желании выговорить полное имя мужчины не смогла бы. Но я упорно продолжала молчать. Молчать и сопротивляться.

Выкрутив вентиль с холодной водой до предела, подставила лицо под ледяную струю. Меня хватило лишь на пару секунд, которые принесли немыслимое облегчение. Но вода обжигала, а я не из тех, кто практикует купание в проруби. Наоборот, я очень теплолюбивое существо, предпочитала даже летом спать под пуховым одеялом, а зимой кутаться в меха. Пришлось отказаться от этой идеи.

Больше не могла оставаться в вертикальном положении, рухнув на колени. А кафель в ванной комнате оказался весьма прохладным. Прилегла, прислоняясь мокрой щекой к полу.

Устав бороться с почти полностью поглотившим сознание желанием, опустила руку между ног, начиная себя ласкать...

–  Это тебе не поможет, максимум отсрочит неизбежное, - насмешливо произнес Лукрецкий, склонившись надо мной. Лукрецкий, который как-то подозрительно легко справился с закрытой дверью. Я точно помнила, что закрывала.

Пусть задвижка на двери служила сомнительным препятствием для весьма накаченного мужчины, но дверь надо было еще выломать. Я ничего подобного не слышала. А ведь даже в моем состоянии должна была обратить внимание на соответствующий звук. Не мог же он все проделать бесшумно?

–  Переставай дурить, - мужчина выключил воду, а затем наклонился и поднял меня на руки.

–  Нет.

Никогда прежде мне не приходилось испытывать адскую боль от неудовлетворенного желания. Впрочем, я, вообще, считала, что это скорее миф, придумка для придания более выразительного окраса книжной любовной сцены. Но сейчас, уложенная на простынь и позволившая себя раздеть, готова была застонать в голос, чтобы унять адскую агонию.