Смотрю на часы. Шесть утра… Где-то неподалеку мирно сопят друзья, слышу мощное похрапывание Димона. Литвинов вызывает меня жестом на выход. Вздохнув, надеваю светлые брюки, рубашку. Натягиваю парусиновые туфли и выбираюсь из палатки. Солнце только-только встает, окрашивая море в какой-то неописуемый цвет. Мы отходим подальше, за границу нашего лагеря. Рядом с нашей Волгой стоит незнакомая черная ее копия.

– Физкульт привет отдыхающим! – Андрей с удовольствием меня разглядывает – Загорел, оброс, чертяка…

– Ну, не так уж я и оброс! – трогаю свою бороду – Хотя да, волосы давно не стриг. Негде… Ты откуда здесь?

– Мезенцев за тобой прислал.

– За мной?

– Да. Срочно тебя вызывают – Литвинов тычет пальцем в небо – Наверх.

– На самый верх?

– Выше некуда. К Хрущеву. Еле разыскал вас.

– Я же оставлял наши координаты – с тоской оглядываюсь на спящий лагерь. Вот и кончился мой отпуск. Совсем кончился. А мы на вечер договорились нагрянуть к Женьке с ответным визитом. Он меня с Робертом Рождественским хотел познакомить…

– Собирайся, Леш.

– А ребята?

– Долгие проводы – лишние слезы. Оставь им записку.

– Андрюх, я так не могу. У меня там девушка, друзья…

– А я могу к тебе всю ночь из Ялты гнать, а потом по побережью разыскивать?!

Прислушиваюсь к Слову. После приснопамятного общения с Логосом я стал намного лучше понимать гармонию музыки внутри себя. И сейчас Слово звало меня в дорогу.

– Ладно, подожди пять минут.

Я быстро бросаю одежду в рюкзак, пишу ребятам записку с извинениями. Оставляю ее на плоском камне, который мы используем в качестве стола. Прижимаю сложенный лист фотоаппаратом. Еще раз с сожалением оглядываю бухту, море и наш лагерь. Целую спящую Вику и сажусь в машину к Литвинову. Лейтенант тихо выруливает на дорогу, стараясь не разбудить моих друзей.

Я даже не удивляюсь, когда узнаю, куда мы едем. На крымскую дачу Хрущева на склоне горы Могаби в парке Нижней Ореанды.

– Степан Денисович тоже там будет? – интересуюсь я.

– Мне не докладывают – пожимает плечами Литвинов.

Едет он быстро, уверенно. Дорога вдоль моря отвратительная, но абсолютно пустая в этот ранний час, и Андрей держит скорость под сто. Проезжаем Судак, Алушту, Гурзуф… По пути пытаюсь выведать у него нынешний расклад в верхах, но Литвинов молчит как партизан. Все, что удается узнать – следствие по заговорщикам продолжается, и ведет его КГБ. Решение, как наказывать Семичастного с Шелепиным уже принято – они отправятся в тюрьму и надолго. Брежнев написал в ЦК покаянное письмо. Похоже, что его могут и простить. Что касается «недозаговорщиков» – половина старого Политбюро отправилась послами в Африку и другие отдаленные континенты.

Вот так в неспешных разговорах, через пять часов утомительной дороги, мы доезжаем до высокого черного забора госдачи № 1. У ворот «припаркован» БТР, стоят на посту солдатики. Еще на подъезде нас тормозят, утомительно долго проверяют документы и досматривают машину с рюкзаком.

Встречать нас выходит лично Литовченко. Тоже загорелый и веселый – видно, хорошо выспался. В отличие от нас с Литвиновым.

Весело напевает песню Бернеса начальник Хрущевской охраны:

Смеемся, обмениваемся крепкими рукопожатиями, проходим еще два поста охраны. Телохранители Никиты Сергеевича из 9-ки вооружены автоматами и выглядят грозно, но на нас смотрят приветливо. Некоторые даже узнают и кивают нам с Литвиновым. Похоже, меня тут еще не забыли.

Пока идем по аллее, рассматриваю дачу Хрущева. Ничего особого. Двухэтажный длинный дом из желтого песчаника, пальмы. Какое-то крытое здание с большими окнами – похоже, бассейн. До моря всего метров 50–60, пляж длиной в полкилометра. С одной стороны территорию дачи отгораживает высокая скала, с другой – высокие щиты.

Солнце жарит, я начинаю потихоньку потеть. Может, скинуть рубашку? Нет, наглеть не стоит.

Наконец, мы доходим до галечного пляжа. Недалеко от воды натянут обычный полотняный навес из белой ткани, стоят три лежака, круглый столик и два плетеных кресла. В одном сидит пузатый Никита в простых сатиновых трусах темно-синего цвета. Во втором – его сын, Сергей. В модных, красных плавках. В воде играют двое загорелых до черноты пацанов. Внуки?

– А вот и Алексей! – Хрущев встает, обнимает меня. Я пожимаю руку Сергею, оглядываюсь. Пляж пустой, далеко в море маячит военный сторожевой катер. Литвинов и Литовченко тоже здороваются с Хрущевыми, но сразу же уходят.

– Давай, кидай свои вещи и переодевайся – командует Никита Сергеевич, кивая мне на простую пляжную кабинку, что стоит у стены.

Делать нечего, кладу рюкзак на лежак, иду надевать плавки. Потом уже не спрашивая разрешения, бросаюсь в прохладную воду, и недолго, минут пять, плаваю. Смыв пот и пыль дальней дороги, выхожу на берег. Тут уже появилось третье плетеное кресло, на столе стоит белое вино и легкая закуска: виноград, сыр разных видов. Хрущев разговаривает по телефону, точнее больше слушает, что ему говорит его невидимый собеседник. Лицо его мрачное.