— Как вам такое название? «Город не должен умереть!» — я решил ковать железо пока горячо. Семенов может быть уже придумал свое название с Майором Вихрем, но я его опережу.

— Ты это серьезно?

— Серьезнее некуда. Сейчас ребята уйдут, сядем, я все запишу. По дням. Кто, что, когда. Пишу я быстро, так что через неделю рукопись будет готова. Вычитываем и я несу…

— Кому? — Ася Федоровна снисходительно на меня посмотрела.

— Есть кому — я вспомнил про фронтового друга отца, Мезенцева. Тоже в СМЕРШе служил, сейчас в КГБ.

Страница машинописного текста содержит 1800 печатных знаков. Опытная машинистка печатает со скоростью 400 знаков в минуту. И делает три ошибки на лист. Это получается 6–7 знаков в секунду. То есть одна страница — за 5 минут. Средний роман — 12–13 авторских листов. Один авторский лист — 22–23 машинописные страницы. Машинистка наберет роман за 25 часов непрерывной работы.

Я посмотрел на минутную стрелку часов. Я выдавал всего сто знаков и десяток ошибок. Три дня непрерывно или неделя в спокойном режиме.

Дело было в библиотеке журфака на Моховой, куда я отправился сразу после встречи с Асей. Массивное здание с ротондой и высокими окнами. Внутри красивый «атриум» в древнегреческом стиле. Опять мраморные колонны, ковровые дорожки…

Ребята, конечно, удивились моему вниманию к женщине, но проявили уважение. Сразу после окончания шефской помощи, поехали обратно, а я засел за записи. Три часа делал алиби. Ясно же, что в ГРУ и в Главлите меня проверят. Какой-то студент залез в «святое». Хоть и рассекреченное. Поэтому позарез нужен черновик.

После стенографирования, забив на учебу, рванул на Моховую. Там нашлась вполне приличная «Башкирия» Уфимского завода. Не компьютер, конечно, с CTRLC и CTRL V и даже не печатная машинка с электроприводом, но на безрыбье и рак рыба. Первый лист я просто тренировался. Долбил пальцами по клавишам, приноравливался к ходу каретки. Раскладка была привычная — ЙЦУКЕН (по названию первых букв верхнего ряда). За 50 лет ничего не поменяется, так что мой слепой десятипальцевый метод, освоенный в 2010-м году, все еще работает. Я даже умилился.

Это умиление быстро закончилось после 2-го листа.

— Мне нужно 300 листов чистой бумаги — моя наивность поразила молодую, симпатичную библиотекаршу — А лучше 600 и копирка. Три копирки.

На этих словах девушка, скорее всего студентка старших курсов, прыснула.

— Молодой человек! Копирку я вам найду, но писчую бумагу в таких объемах распределяет лично замдекана.

Черт! Как же я мог забыть, что в стране дефицит. Тут даже с туалетной бумагой проблемы. Точнее будут проблемы. Просто потому, что туалетная бумага еще не производится. Первый рулон увидит свет в 69-м году. Дефицит еще не так масштабен, как это будет в 80-х, но что есть, то есть.

Оглядываюсь в поисках помощи. Студенты, в основном первокурсники корпят над учебниками. Делать нечего, надо идти к начальству. Взбегаю по лестнице на третий, административный этаж. Декан сидит в отдельном кабинете с приемной. В ней полно народу, секретарша, женщина бальзаковского возраста, фильтрует публику, стараясь не пускать попрошаек. В основном это двоечники, которые пытаются продлить зачетную сессию. А то и вовсе соскочить в академку. Меня, впрочем, долго не маринуют. Я захожу в кабинет, который обставлен совсем не в чиновничьем стиле. Легкая, красивая мебель, вместо тяжелых штор — прозрачные занавески. Обязательные портреты основоположников разбавлены Марком Твеном и Джозефом Пулитцером. Ах, да, они же были самыми известными журналистами своего времени. Смело. Просто огромная библиотека приковывает мой взгляд. С трудом отрываюсь от многочисленных томов, рассматриваю черно-белый телевизор Рубин.

Наконец, дело доходит до Заславского. Высокий, подтянутый, в больших очках с массивной оправой. Уже лысеет.

Декан откладывает какой-то документ, молча разглядывает меня и мой шрам.

— Русин. Алексей. Третий курс.

— Ах, да! — Заславский выходит из-за стола, жмет руку — Я уже хотел вызвать тебя сам. Звонили из органов. Просили выразить благодарность от лица университета. За активную гражданскую позицию. Что там произошло вчера вечером? Только честно!

Рассказываю о стихотворном вечере на Маяке, потом о драке у Елисеевского. Заславский просит прочитать стихи. Причем и мои, и диссидентов. Внимательно слушает.

— Талантливо, ничего не скажешь — хмыкает декан, что-то рисуя на листке бумаги — Есть в тебе что-то…

Заславский делает непонятный жест рукой. Берет трубку телефона, набирает чей-то номер.

— Паша, ты? Заславский беспокоит. Как мы? Да все так же, в трудах праведных. Готовим вам смену. А у вас что нового? Квакаете в своем мелкобуржуазном болоте? Молодцы. Я вот на счет чего звоню. Про вчерашний инцидент на улице Горького слышал? Не слышал. Плохо, плохо работаете.

Декан задумчиво смотрит на меня, прижимая трубку телефона к уху.