Под брезентами и запасными парусами нашлось еще несколько прочных, крепко закупоренных ящиков. Некоторые из них вынесли на палубу и ударами топора сбили крышки. В каждом оказалось по двадцать пять ружей Ремингтона и столько же штыков.

Офицер, в восторге от такой находки, язвительно посмеивался, потирая руки. Он снова подошел к Фрикетте и забормотал с ужасным акцентом:

— Оказалась, как я и думал, военная контрабанда. О, меня не проведешь! Ружья для этого канальи Менелика, негуса note 10 Абиссинии.

Молодая девушка с минуту смотрела на офицера с изумлением от этого открытия, последствия которого начали только теперь для нее выясняться. Однако она овладела собой и смело спросила:

— Какое же отношение имеет ко мне военная контрабанда?.. Я не коммерсантка… и не снабжаю оружием воюющих.

— Увидим, так ли это.

— Надеюсь, вы не станете обвинять меня в проступке…

Офицер грубо перебил ее.

— Факты налицо и сами говорят за себя… Прежде всего, кто вы?

— Прежде всего, по какому праву вы меня допрашиваете?

— По международному праву всякого сражающегося арестовать военную контрабанду, предназначенную его врагу… Ну же, отвечайте.

— Когда вы станете говорить более вежливым тоном.

— Ну хорошо. Потрудитесь же, сударыня, объяснить мне, кто вы и что вы здесь делаете?

— Я мадемуазель Фрикетта и еду по морю, катаясь.

— Мадемуазель Фрикетта! Разве это имя?

— Да, имя француженки-патриотки.

— И вы катаетесь?

— Да, Боже мой, совершаю прогулку по Таджурскому заливу и его окрестностям. Я в качестве фельдшерицы принимала участие в мадагаскарскои кампании, заболела лихорадкой, чуть не умерла и теперь пользуюсь случаем подышать воздухом в ожидании возможности вернуться во Францию.

— Но зачем вы именно здесь?

— Я остановилась в Джибути на обратном пути из Мадагаскара, потому что боялась переезда через Красное море, и в ожидании более благоприятного времени года катаюсь по морю, как только представляется случай.

— Все это неясно.

— Вы сомневаетесь в моих словах?

— Может быть.

— В таком случае я вам не стану больше отвечать.

С этими словами она спокойно уселась в своей качалке.

Итальянец теперь допрашивал хозяина. Последний признался, что принял в Цемле партию оружия.

Цемла — английское владение, и это обстоятельство, видимо, затрудняло офицера. Он спросил:

— Почему же ты поднял французский флаг?

— Потому что находился недалеко от французских вод и надеялся, таким образом, обмануть тебя.

— Но ведь ты идешь из Джибути?

— Да, я заходил туда за водой, и женщина попросила отвезти ее в Обок. Я согласился, мне было это выгодно, так как я ехал в Асаб.

— Женщина не знала, что ты везешь оружие?

— Не знала.

— Ты лжешь! Она француженка и, думая, что не станут подозревать женщину в подобной торговле, осталась на борту, чтобы легче провести нас.

— Нет!

— Ты врешь, повторяю тебе… А знаешь ты, что тебя ждет?

— Знаю. Меня могут повесить.

— Да, и наверное повесят — после суда.

— На то воля Аллаха!

Во время этого разговора молодая девушка сидела в своей качалке в спокойной, удобной позе. Офицер снова подошел к ней и уже менее грубым тоном сказал:

— К моему великому сожалению, я вынужден объявить вам, что вы моя пленница.

— Почему это?

— Вы на арестованном судне, до дальнейшего распоряжения на вас смотрят как на соучастницу в преступлении, которое повлекло за собой его арест.

— Но это не имеет смысла! Как это! Я, едва оправившись от болезни, еду из Мадагаскара… книги пароходного общества в Джибути могут доказать вам, что я еду из Мадагаскара, куда прибыла из Японии… что я покинула Европу год тому назад… И вдруг меня арестуют…

— Военная контрабанда несомненна.

— Но ведь я к ней не причастна. На ящиках адрес одной английской конторы в Бирмингаме… они из Цемлы, где я никогда не бывала.

— Вы выскажете ваши доводы перед военным судом. Пока же вы остаетесь моей пленницей.

Фрикетта, возмущенная таким решением, пожала плечами и ничего не ответила.

Экипаж шхуны без церемонии заперли в трюм. Пароход взял ее на буксир и с торжеством, будто пленил целый флот, повел в Массову.

Фрикетта же, спокойная по-прежнему, будто ей не грозило ужасное обвинение, думала про себя: «У меня уже давно мелькало смутное желание присутствовать при борьбе негуса с итальянцами. Эти господа доставляют мне случай, надо им воспользоваться!»