Дон Нигро «Потерянное поколение/Lost Generation». 3 актера (1 женская и 2 мужские роли). Эрнест Хемингуэй, Скотт и Зельда Фицджеральд. Несколько десятилетий сложных взаимоотношений, спрессованные в одну пьесу. Не любовный треугольник, а, скорее, философский, основанный на разных подходах к жизни, людям, работе. Три блестящие роли, пожалуй, для молодых актеров. С другой стороны возраст героев не задан.
«Все вы – потерянное поколение» [1] .
Действующие лица
ЭРНЕСТ
СКОТТ
ЗЕЛЬДА
Декорация
Многозначное пространство, которое одновременно кафе в Париже, бревенчатый дом в Айдахо, полевой лагерь в Африке и все остальное. Стол и несколько стульев. Диван. Кресло. Кровать. Другая простая мебель, если необходимо. Старая «Викторола» и несколько виниловых пластинок. Окно с карнизом, на котором может стоять человек, дверь. Время и пространство здесь очень подвижны. Париж в двадцатых годах прошлого столетия, Голливуд в начале сороковых, Айдахо в начале шестидесятых, взаимопроникают в другие времена и места. Никаких затемнений и смены декорации по ходу спектакля.
1
Это эпиграф и к роману Эрнеста Хемингуэя «Фиеста».
1. Дождь поливает дорогу в яблоневом саду
2. Охота на крупного зверя
3. Беззаботные люди
4. Французский авиатор
5. Значение слова «поденщик»
6. Килиманджаро
7. Злобная пародия
8. Кровь в воде
9. То, что уничтожит тебя
10. Поющая телеграмма
11. Утопая в «Лебедином озере»
12. Пожранная эвкалиптами
13. «Спаси меня, вальс»
14. «Ночь нежна»
15. Кошки знают, как позаботиться о себе
Действие первое
Картина 1: Дождь поливает дорогу в яблоневом саду
(Мы слышим поскрипывающую старую запись «Блюза Бил-стрит/Beale Street Blues» и звуки вечеринки, на которые накладывается рев льва, пение тропических птиц, паровозные гудки, стук колес, крики зрителей корриды, мелодия, которую выводит француз-аккордеонист. Свет падает на ЭРНЕСТА, который сидит на маленьким столом во французском кафе, а может, и в полевом лагере во время сафари, и пишет. Декорация – несколько пространственно-временных мест, которые накладываются и сливаются друг с дружкой. Любая часть сцены становится тем временем и местом, где находятся люди в конкретный момент действия. Картины плавно перетекают одна в другую без затемнений, пауз и смены декораций).
ЭРНЕСТ. Дорогу в яблоневом саду поливает дождь. Дождь поливает дорогу в яблоневом саду. Накрыв яблоневый сад, дождь поливает дорогу. Господи! Для взрослого человека это чертовски глупый способ зарабатывать на жизнь.
СКОТТ (появляется из глубины сцены, со стаканом в руке). Вдоль дороги дождь поливает яблоневый сад. Дорога в яблоневом саду вымокла под дождем. Дождь падает на дорогу, рассекающую яблоневый сад. Зеленый свет отражается от воды.
ЭРНЕСТ. Скотт, я пытаюсь работать.
СКОТТ. Послушай, Эрнест, я хочу извиниться за вчерашний вечер.
ЭРНЕСТ. Какую часть вчерашнего вечера?
СКОТТ. Вероятно, за большую. Вообще-то я вчерашний вечер помню не очень хорошо, но практически уверен, мне должно быть стыдно. Я знаю, что вел себя ужасно.
ЭРНЕСТ. Ты всегда ведешь себя ужасно.
СКОТТ. Только когда я пьян.
ЭРНЕСТ. Ты всегда пьян.
СКОТТ. Пишу я трезвым. Если только не напиваюсь до того, как начинаю, но не думаю, что такое случается часто. Впрочем, полной уверенности у меня нет, потому что вспомнить я обычно не могу, поскольку пьян. В любом случае, прости меня. Ты знаешь, я воспринимаю тебя, как свою творческую совесть.
ЭРНЕСТ. Нет у тебя никакой творческой совести.
СКОТТ. Вероятно, нет. Поэтому ты мне так нужен.
ЭРНЕСТ. Не хочу я быть твоей творческой совестью. Сам будь своей чертовой совестью. Просто перестань хныкать и снимать перед всеми штаны.
СКОТТ. Ты о том, как я обнажаю душу в своей прозе?
ЭРНЕСТ. Нет, я о том, что вчера вечером ты снял штаны в ресторане.
СКОТТ. Ладно, с этим все понятно, но ты согласен с тем, что писатель должен обнажать свою душу?
ЭРНЕСТ. Не думаю я, что ты должен что-то обнажать, особенно зад.
СКОТТ. Ты думаешь, не такой я и хороший писатель?
ЭРНЕСТ. Послушай, не хочу я в это влезать.
СКОТТ. Нет. Скажи мне. Я готов принять твой вердикт. Ты думаешь, таланта у меня нет?
ЭРНЕСТ. Талант у тебя есть. Просто ты глуп.
СКОТТ. Твое мнение так важно для меня, Эрнест. Я про талант. Не про глупость.
ЭРНЕСТ. И ты слишком много говоришь. Особенно о писательстве. О том, что пишешь, вообще нельзя говорить. Теряешь то, о чем начинаешь говорить.
СКОТТ. Поэтому я так много говорю. Стараюсь потерять все. Я похож на треснувшую глубокую тарелку. Суп капает и капает мне на штаны. Вот почему я продолжаю их снимать.
ЭРНЕСТ. Тебе следует оставить меня в покое, чтобы я смог поработать.
СКОТТ. И какой после этого из тебя друг, если ты говоришь такое в час беды?
ЭРНЕСТ. Тот самый друг, которому нужно поработать.
СКОТТ. Если хочешь работать – валяй, я тебя не останавливаю.
ЭРНЕСТ. И как я, по-твоему, могу работать, если ты тараторишь без умолку.
СКОТТ. Джеймс Джойс мог работать под разговоры людей.
ЭРНЕСТ. Джеймсу Джойсу не приходилось вкладывать в слова какой-то смысл. Мне приходится.