«Веру к делу не пришьешь», – мысленно повторил служебную присказку Харченко. Для формальности он спросил:

– У вашего сына были враги? Вы кого-то подозреваете?

– Тут и думать нечего – это Алиса, кто же еще! Девка все себе урвать хочет.

– Кто такая Алиса? – заинтересовался Харченко, записывая имя в блокнот.

– Алиса Никитина, алчная женщина, с которой Саша жил. Вскружила ему голову, поселилась у него, деньги тянула, а теперь квартиру оттяпать захочет.

– Они официально были женаты?

– Нет, слава богу. Но это ее не остановит, у нее взгляд – будто в глазах знаки доллара светятся.

– Лев Николаевич, я понимаю ваше горе. Но, если отношения вашего сына с Никитиной не были зарегистрированы, вам нечего опасаться, – попробовал успокоить посетителя Харченко.

Однако Волков продолжал умолять, взывал к чувству долга, и полковник сдался:

– Хорошо, мы проверим обстоятельства смерти вашего сына. Я поручу это дело… – Харченко недолго подумал и решил: – Лучшему следователю.

Юрий Григорьевич вспомнил о Петелиной. В последнее время он ограждал ее от расследований, связанных с жестокими убийствами, она и так нервная, искрит с коллегами, как оголенный провод под дождем, а это дело легкое, очевидное. Пусть займется. Поговорит с врачами, встретится с пресловутой Алисой Никитиной, может, девушка не столь меркантильна, да и Волков через несколько дней успокоится. Услышав правду от беременной, он смирится, с женщиной в положении мужчины обычно не спорят.

Проводив расстроенного горем гостя, Харченко спустился в кабинет Петелиной. После дежурных фраз о самочувствии он рассказал ей о неожиданном деле, описал состояние обратившегося к нему человека, формальный характер просьбы и заверил:

– Дело легкое, и в суд передавать не придется. А зачту, как полноценное расследование.

Петелина тем временем чертила что-то на бумаге. Движения ее руки были твердыми, прямыми, скорее говорившими о внутреннем напряжении, чем о расслабленности. Выслушав начальника, она подняла взгляд, прищурилась.

– Я заметила, Юрий Григорьевич, что все сложные дела вы отдаете другим следователям. Я уже ни на что не способна?

Харченко поморщился и выдавил улыбку:

– Лена, ты в особом положении. Я хочу, чтобы ты родила здорового ребенка.

– Намекаете на мой возраст?

– Ну что ж ты все в штыки принимаешь, – обиделся полковник. – Я делаю как лучше. Умер молодой человек, надо отца успокоить. Там и расследовать нечего. Привлеки оперативников, пусть побегают, поговорят с медиками. С Валеевым, опять же, поработаешь.

– Опять же, – прицепилась к словам Петелина и ткнула карандашом в бумагу так, что грифель сломался. – Все так и рвутся устроить мою личную жизнь. Как же, баба беременна, и без мужика. А вдруг отец не Валеев?

– В каком смысле? – озадачился Харченко.

– Вы так обо мне печетесь, Юрий Григорьевич, что некоторые начинают думать, что это ваш ребенок.

Елена встала у окна, повернулась в профиль, огладила животик. Харченко смутился, зачем-то поднял сломанный карандаш, неуверенно погрозил им:

– Глупости-то не болтай, Лена.

– Это не я болтаю, это коллеги судачат. – Елена оперлась руками о стол, подалась к начальнику тяжелой грудью, понизила голос: – Всех к себе вызываете, а ко мне сами ходите, спрашиваете о здоровье, ограждаете от трудностей. Вам бы построже с подчиненной.

Харченко отшатнулся:

– Вот и займись смертью Волкова. Это приказ!

– Раз дело легкое – пусть Валеев разбирается, – отмахнулась Петелина.

– Под твоим руководством, – забасил полковник, покидая кабинет строптивого следователя. – Доложишь потом.

– Прям напугали.

Елена похлопала в ладоши закрывшейся двери и сильно прикусила губу. Что стало с ее характером? Она не может контролировать эмоции, даже помощь и заботу воспринимает в штыки.

Майор полиции Марат Валеев испытывал душевный подъем, день начался хорошо: есть труп, получено оперативное задание. Хорошо не в смысле, что появился труп, хорошо, что позвонила Лена, сама позвонила, пусть по работе, зато они спокойно поговорили, без нервов и недомолвок, почти как раньше, когда они жили вместе и любили друг друга. Марат и сейчас ее любил, а вот Лена… Она забеременела и отдалилась.

Марат десятки раз пытался встретиться с ней, звонил, уверял в теплых чувствах, спрашивал о будущем ребенке, и каждый раз щекотливая тема заставляла Елену закрыться. Вот она рядом, а словно за матовым стеклом – не разглядишь, не достучишься. Одно было ясно: прежние отношения не вернуть. Ребенок делит жизнь на «до» и «после». Или он станет папой и мужем, или отодвинется в разряд коллег, с которыми пересекаются только по работе.