Шрифт:
– Торюмон Хидео, – представился отец, хотя в этом не было надобности. – Мой сын Рэйден. Мои сослуживцы Икэда Наоки и Нисимура Керо. Я привел их в качестве свидетелей, желая избавить вас от лишних хлопот.
Мы по очереди поклонились чиновнику. Когда я вновь поднял взгляд на дознавателя, в ворота за его спиной вошли двое. Одним был настоятель Иссэн, другим же…
Длинная грубая накидка с капюшоном. Пояс – прочная верёвка. Из-под капюшона вместо человеческого лица на меня уставилась рыбья голова. Покрытая капельками росы, голова отблёскивала тусклой медной чешуёй, пучила белые эмалированные глаза с черными дырами зрачков, приоткрывала губастый рот.
Под служебной маской карпа скрывался каонай.
Безликий.
Живое напоминание о воздаянии за попытку обойти закон кармы, дарованный нам милосердным буддой Амидой. Парии, отщепенцы, отверженные – даже к нечистым эта [6] и лишённым сословия хинин [7] относились лучше, чем к мерзким каонай. Бывшие люди, лишённые не только сословия и чести, но также лица и имени. Единственные, кого можно убить безнаказанно – так веками убивали друг друга наши предки до сошествия Чистой Земли на острова Восходящего Солнца. Убить – и остаться самим собой, а не стать вместилищем для духа убитого, предоставив ему возможность жить вместо тебя.
6
Эта – неприкасаемые, чья жизнь и работа связаны с грязью и смертью: мясники, кожевенники, мусорщики, уборщики нечистот, собиратели трупов.
7
Хинин – неприкасаемые, лишённые сословия. В хинин человека могли перевести временно, в наказание за преступление, вернув сословное достоинство по истечении срока. Но имелись и постоянные (урождённые) хинин.
Впрочем, убивали каонай редко: люди не желали марать о них руки.
И вот эту дрянь – язык не поворачивался назвать безликого человеком! – старший дознаватель Сэки привёл с собой в наш дом!
Лицо отца затвердело. Глава семьи скрыл гнев под личиной спокойствия, но я-то хорошо видел, каких трудов ему это стоит. Как же я понимал сейчас отца! Увы, мы ничего не могли сделать, находясь полностью в воле дознавателя. Обычно лицо каонай – серая морщинистая маска, заменявшая им лицо – было замотано тряпкой с двумя дырами для глаз. «Тряпичника» мы, не раздумывая, погнали бы прочь плетьми – что делали все достойные люди, едва завидев безликого в приличном квартале! Но медная маска карпа свидетельствовала: этот каонай находится на службе. Его нельзя побить, прогнать, облить – во всех смыслах – грязью без серьёзных последствий для забияк.
– Прошу почтить своим присутствием моё скромное жилище, досточтимый Сэки-сан, – учитывая сложность положения, вежливость отца была на высоте. – Прошу и вас, уважаемый Иссэн-сан.
На безликого в рыбьей маске отец не смотрел, словно его здесь и не было. Я изо всех сил старался следовать примеру отца, но взгляд нет-нет, да и возвращался к долговязой фигуре. Каонай следовал за старшим дознавателем как на привязи; мой же взгляд следовал за ним самим. Так человек спешит отвернуться от нищего калеки или прокажённого – и невольно, с болезненным любопытством, оглядывается.
Мне было стыдно, очень стыдно. Но я ничего не мог с собой поделать. От этого я стыдился и злился ещё больше. Я чуть не забыл, зачем дознаватель вообще явился к нам домой.
– Желаете чаю?
– Благодарю, нет. Уверен, нам всем хотелось бы как можно быстрее разобраться в сложившейся ситуации. Дело не слишком приятное, следует покончить с ним.
Это не был ритуальный вежливый отказ, положенный при церемонии встречи гостя. Сэки Осаму говорил откровенно, с грубоватой прямотой, за что я был ему благодарен всем сердцем. Действительно, чем быстрее он разберётся с нашей бедой – тем лучше.
– Как вам будет угодно, Сэки-сан. Если вы передумаете – только скажите.
– Вы очень любезны. Итак, мне сообщили, что ваша жена публично объявила вам о подозрении на фуккацу. Она полагает, что имело место незарегистрированное перерождение, и в вашем теле находится другая личность.
– Так и было.
– Что именно?
– Жена объявила мне подозрение.
– Вы отрицаете перерождение?
– Отрицаю. Я – Торюмон Хидео, старшина караула…
Дознаватель остановил отца:
– Не сейчас, Хидео-сан. Будем придерживаться установленной процедуры. На предварительном этапе мне достаточно вашего отрицания. Ваша жена назвала причину, почему она заподозрила перерождение?
Отец замялся, прикусил губу.
– Я настаиваю на ответе, – дознаватель нахмурился. – Говорите!
– Нет, не назвала.
– Почему?
– Сказала, что стыдится. Она не назвала причину, но я догадываюсь.
Черты Сэки Осаму затвердели:
– Прошу вас, изложите свои догадки.
– Вы настаиваете?
– Да. В противном случае я уйду, а вас накажут за ложный вызов.
Отец покосился на сослуживцев, топтавшихся за его спиной. Нисимура понял намёк и поспешил отойти прочь, к дровяному навесу. Менее сообразительный Икэда замешкался, и Нисимура увлек его за собой. Отец глянул на меня. На отцовском лице отразилось сомнение.
Кажется, он гадал:
«Отослать сына к навесу? Объясниться с дознавателем с глазу на глаз? Или разрешить мальчику слушать?»
Пауза неприлично затягивалась. Не придя к однозначному решению, отец заговорил, понизив голос. Мне не терпелось узнать, что же произошло между отцом и матерью, и я остался стоять, где стоял. Отвернулся, делая вид, что разговор меня нисколько не интересует, и принялся ловить каждое слово, благо со слухом у меня всё было в порядке.