18 июня 1824 года: «Я встретил вчера человека, подпоручика л. – гв. Измайловского полка Козлова 2-го, который нес на полевой пикет к своему господину головную подушку; я предаю на благорассудок гг. офицеров, прилично ли, стоя на всяком карауле, и тем более в лагере, а еще и на полевом пикете, искать своего покоя; подобная нежность достойна смеха, пусть же г. подпоручик Козлов 2-й повеселит тем своих товарищей, в которых, в том надеюсь, подражателей не найдет».

Что это, придирки самодура или нормальные требования к расхлябанности и разложению дисциплины генерал-инспектора?

Его современник Филипп Вигель подчеркивает: «Он был несообщителен и холоден, весь предан чувству долга своего; в исполнении его он был слишком строг к себе и другим. В правильных чертах его бледного белого лица видна была какая-то неподвижность, какая-то безотчетная суровость. Скажем всю правду: он совсем не был любим».

Любить изо всех сил старающегося быть строгим и требовательным командиром парня действительно было не за что. Авторитета у него не было никакого, в пирушках он не участвовал, в гусарских приключениях не светился, панибратством не занимался. Николай просто искал свое место в армии, которое никак не мог сам для себя определить. На фоне овеянных славой «героев 12-го года» это была лишь смешная попытка показать свою значимость.

Вспыльчивый, как в детстве, Николай и в армии показывал свой крутой нрав. В 1820 году сразу 52 офицера Измайловского полка предприняли демарш, подав прошения об отставке из-за грубости великого князя. Общаясь с гвардейцами, тот за крепким словом в карман не лез. В 1822 году в Вильно перед строем Егерского полка наорал на капитана Василия Норова (будущего декабриста), пригрозив: «Я вас в бараний рог согну!» Вызывать великого князя на дуэль было не положено, вновь все кончилось отставкой и переводом из гвардии в армию.

В армии все тоже прекрасно ориентировались в дворцовых хитросплетениях и понимали разницу между братьями «екатеринскими» и братьями «павловскими». В Николае однозначно видели гены взбалмошного отца и тихо его ненавидели. Популярности у него не было никакой. Объяснять, что это были не его личные прихоти, а требования долга и устава, тот считал ниже собственного достоинства, офицерам же из не самых захудалых семейств, для которых и Романовы были выскочками на престоле, тоже зазорно было лебезить перед необстрелянным юнцом, признававшим не заслуги, а «фрунт».

Однако в этом деле он действительно знал толк. Как писал генерал-лейтенант Александр Михайловский-Данилевский: «Необыкновенные знания великого князя по фрунтовой части нас изумили, иногда, стоя на поле, он брал в руки ружье и делал ружейные приемы так хорошо, что вряд ли лучший ефрейтор мог с ним сравняться, и показывал также барабанщикам, как им надлежало бить. При всем том его высочество говорил, что он в сравнении с великим князем Михаилом Павловичем ничего не знает; каков же должен быть сей? – спрашивали мы друг друга».

Инженерному же делу он отдавался с упоением. Он ежедневно посещал подведомственные ему учреждения. Чувствуя в себе недостаток знаний, просиживал на лекциях офицерских и кондукторских классов Главного инженерного училища, занимался черчением, архитектурой, чтобы не попасть в глупое положение, утверждая проект, в котором ничего не понимал.

Вспоминают случай, когда Николай, налагая денежный штраф на одного инженер-офицера, у которого при строительстве свалился карниз, приказал сделать вычет и из своего жалованья, как лица, виновного в утверждении проекта.

Будучи в 1822 году в Вильно, он обратил внимание на то, что молодые люди, поступающее в гвардейские подпрапорщики, оказывались совершенно несведущими в военных науках. Желая устранить этот недостаток, он повелел собрать подпрапорщиков 2-й бригады 1-й гвардейской пехотной дивизии в бригадную квартиру и организовал соответственное их обучение под личным своим наблюдением. Этот опыт привел к тому, что, по возвращении гвардии в Петербург, великий князь представил проект об учреждении постоянной Школы гвардейских подпрапорщиков.

Именно благодаря ему была налажена подготовка кадров в Главном инженерном училище. «Кротость, согласие и беспрекословное повиновение властям, – напуствовал Николай учеников, – суть отличительные признаки посвящающих себя военной службе и в особенности вступивших в Главное инженерное училище… Порядок и строгое исполнение возложенных на каждого обязанностей, будучи непреложными правилами, удобоисполняемыми во всяком возрасте и звании, доведут до добродетелей, вышеупомянутых и необходимо нужных во все время жизни».