Сказки Рускалы. Царица Василиса

Сердце Василисы Дивляновны разбито, но долго ли ведьме-домовухе тосковать, когда в женихи сам Кощей бессмертный метит? Лицом пригож, златом-серебром богат, и не старый вовсе – надо брать! Могла ли Вася знать, что впридачу корону царскую да сомнения сердечные получит? Станет ли Дивляновна царицей-матушкой? Сдюжит ли с самой Смертью справиться? И на что Кощею пойти придётся, чтобы их любовь отстоять?

В тексте есть: магия, любовный треугольник, сильные чувства

От невыносимой жары воздух сделался тягучим, как растаявший мед. Мать Сыра Земля покрылась грубой коркой, трещинами пошла. В иссохшей почве урожаи гибли, а с ним и надежды на сытую зиму. Ни капли дождя за четыре седмицы, хоть плачь.

В Глухомани на солнцепеке жизнь останавливается. Ни один селянин в огород не выходит, скотину из загонов не выпускает — себе дороже. Воды на полив натаскать неоткуда. Единственный пруд извело пекло проклятущее, а от речки до села не дойдешь с тяжелой ношей — сам дух испустишь по дороге. Пробовали на телегах везти, так кони на полпути мылом исходят. Скотину жалко, а людей и подавно.

Бабка Малуша все силы кинула на борьбу с засухой. Заговаривала небо на дождь: молнии в поле заиграли — капли на землю не упало. Шептала колодцам, чтоб полными держались, но вода вмиг уходила. Без толку все. Малуша всерьез задумалась — а не мор ли на Глухомань наслали? Я на опасения мудрой ведьмы головой кивала — о большем не просите. С той поры, как мы Кышека из палат царских вытурили, два года миновало. Но по сей день сердце не на месте.

Дела домашние исполняла — их всегда с горкой. Соседям, если просят, не отказывала: воды нашептать для хозяйства и скотины — мелкая ворожба не в тягость. Да и отвлекает от мыслей ненужных. Нет-нет вспоминала Ярку, ком в горле глотала. Бывший друг или любимый — кто бы ни был, теперь в теплых отношениях с вечностью.

Ох и тяжко после возвращения из столицы. В избу зайду — кругом все наше с Яркой. Тоска душу раздирала. Староста Немир смотрел, смотрел, как домовуха себя изводит, да и приказал срубить избу для меня в начале деревни. Славный дом получился. Горница светлая, печка новенькая. Кресу мужики просторную конюшню справили. Найтмар доволен, а я тем более. Плотник местный мебель смастерил — глаз не отвести. Дерево добротное из Торгограда заказал, лаками покрыл. Из старой избы только домовенка принесла. Опять же подругой разжилась — с чертовкой мы теперь в добрых отношениях. Досаде в Глухомани понравилось, дом Соловья заняла и о гадании не вспоминала, стала травницей — талант у неё.

Селяне с благодарностью встретили душный вечер: солнце скрылось — и то радость. После заката люди выходили поделиться скудными новостями. Глухомань мало-мало оживала.

В гости заглянула моя чертовка. Устроившись за столом в горнице, Досада ждала, пока я закончу колдовать над зельем. Битый час готовила, а толку никакого. Дюжину раз ингредиенты путала. Хотела отвлечься, мысли в порядок привести, а только хуже сделала.

— Скоро уже?

— Копытом не стучи.— Половицы дрожали под пятками от нетерпеливого постукивания подруги. — Лучше расскажи, чего нового в Глухомани.

— Откуда мне знать? — Досада прекратила барабанную дробь. — Сижу целыми днями в погребе, бочку с квасом обнимаю.

— Вот так все лето пройдет в погребах.

— Уж лучше в погребах, чем на солнце поджариться. Страх что творится. Ты про дочку пивовара слыхала?

— Что случилось? — Отщипнув лист крапивы, я пыталась сообразить, к месту ли он в зелье.

— Пошла на речку искупаться, упала без чувств да так и пролежала, пока отец не хватился.

— Жива?

— Жива-то жива, обгорела порядочно. У Малуши лечится.

— Да чтоб тебя! — Я с обидой плюнула прямо в зелье.

— Ради солнца, — умоляющим тоном протянула Досада, — скажи, что скоро закончишь.

— Не скажу.

— Ох, Вася, лучше бы за вышивку сели.

— Сначала масло льняное, потом крапива. Запомни, Василиса Дивляновна, а нет памяти — запиши.

— Присядь уже, — махнула рукой чертовка, — ежу понятно — не твой сегодня вечер.

— Что со мной творится? — плюхнулась на лавку рядом с подругой. — Все из рук валится.

— Голову в порядок приведи, Василиса. Тебе вон избу какую отгрохали, обставили

— живи не кручинься, а ты чего?

— Чего?

— Людям чуть не из-под палки помогаешь, с соседями поболтать не выходишь вечерами.

— Не могу я, подруга. Ну не могу!

— Ой ли? — прищурилась Досада.

— Глянь, — заметив за окном необычную для душного вечера суматоху, я с интересом вглядывалась в сумрак, — чего это люди забегали?

— Колдуна встречать бегут, — небрежно бросила подруга.

— Какого такого колдуна? — опешила я.

— Малуша наняла, чтобы с засухой помог разобраться.

— Отлично! В Глухомань — самое потаенное место Рускалы — пригласили колдуна, а ты смолчала?!

— Чего ты завелась-то? — Досада вылезла по пояс в окно, разглядывая бежавших селян. — В полон сама себя взяла, ничего не интересно тебе. Заведу беседу, а ты мимо смотришь, не слушаешь. К людям-то когда в последний раз выходила?

Ответить нечего. Каждое слово — правда. Звала Малуша помочь с обрядами, а я на просьбу не откликнулась. Немир твердил, чтоб зашла к нему обсудить засуху— не удосужилась. Не ладилось с волшбой в последнее время. Начинала колдовать, а в душе тоска зеленая. Думы в голову про Ярку лезли, самой уж поперёк горла, а ничего поделать не могла.