Шрифт:
Та почти не упиралась.
В ванную комнату было два входа: из зала и прямо отсюда – из спальни. Слышно было, что в ванной уже льется вода. Света сказала: «О, как ты быстро! Задерни шторку!» – и послышался стук крышки унитаза.
Ефим соскочил. Его трусы оказались радом на паркетном полу. Он их мгновенно натянул, чтобы чувствовать себя гораздо уверенней – голый человек, как улитка без панциря – намного уязвимее, особенно в паху. («Холодный пол, черт!») Пытаясь не издавать шума, он заглянул в зал. Никого. Светка с дочкой в ванной – их слышно.
Его брюки, рубашка, кофта и куртка лежали на кресле. Тут же валялись носки, а у дверей стояли ботинки.
Ефим моментально оделся. И обулся.
Ключ от номера лежал рядом на столике. Он машинально сунул его в карман.
Тихонько открыв дверь, он выскользнул в коридор, пытаясь бесшумно защелкнуть замок. Получилось – бесшумно защелкнул.
Первым делом, он спешно пошел почему-то налево – ему казалось, что лифт должен быть там. Так и оказалось.
Лифт сразу открылся, стоило нажать кнопку вызова. Он вошел. Надавил на единицу. Двери закрылись, лифт медленно поплыл вниз. Заложило на мгновение уши. Потом отпустило.
Ефим перевел дух.
«Так! Что всё это значит? – думал он, разглядывая себя в огромном зеркале, которое являлось стенкой кабины лифта. Внешне всё было, как вчера… А что, кстати, было вчера?»
А вчера, десятого ноября, он прилетел в Москву, чтобы сегодня попасть на день рождения Палыча. Вчера утром его встретили, потом они заехали к Палычу на работу, свои вещи он оставил там… Там они немного выпили. Палыч дал сопровождающих,… А вечером вместо гостиницы Ефим поехал…
Он сунул руку во внутренний карман куртки.
«Портмоне?» На месте. Расстегнул. Паспорт, вложенный в портмоне, – на месте. «Слава Богу!» Кредитные карточки, пара дисконтных на бензин и в «книжный», визитки, один отсек полный всяких Долларов и Евро, второй – крупных российских денег. Денег много. «Нормально!»
Во втором внутреннем кармане куртки была ещё пачка Евро – штук сто, то есть, если верить номиналу, сто тысяч Евро в банковской упаковке и несколько (довольно много!) изрядно помятых купюр помимо упаковки сложенных пополам. «О-па? Не понял! На хрена столько нала? Ладно, потом разберемся, всё потом! Это, вообще-то, хорошо! – увидев деньги, он почему-то позабыл про все другие проблемы (а проблемы были – как минимум хотелось в туалет!). – Так, что там ещё есть?»
В остальных карманах куртки и брюк тоже были деньги, но мелкие деньги – мелочь всякая: десятки, полтинники, сотки… и фишка казино «Метелица» в 1000 Е. «Это откуда?»
Ещё была почти полная пачка легкого «Marlboro», помятый носовой платок да зажигалка «Zippo», подаренная Санычем на сорокалетие. В кармашке для телефона этой его новой, ещё хрустящей, куртки (он точно вспомнил, что купил её вчера, когда они поехали в центр и заехали в один из бутиков у ЦУМа) был его сотовый телефон «Nokia, N6680».
«Проверим!» Он нажал зеленую кнопку вызова на телефоне. Высветился последний номер. «Что за номер?» Он не мог вспомнить. Нажал, чтобы пошло соединение. Но умный телефон проинформировал: «Связь отсутствует».
«Ага, в лифте всегда так! – решил Ефим. – С улицы позвоню».
Но ещё у него в руках был ключ от номера, из которого он только что сбежал!
Звякнув, лифт остановился. Почти бесшумно, как будто шёпотом, открылись двери.
Ефим сунул ключ в карман.
В холле стояли, сидели и перемещались люди в зимних одеждах, уборщица безнадежно мыла пол.
Ларьки ещё не открылись – бабы в синих халатах расставляли внутри товар.
Всё это Ефим заметил, не задумываясь, – он спешил к выходу.
У выхода, сказав «Доброе утро» двум крепким парням-охранникам в коричневых костюмах с плоскими алюминиевыми значками на карманах, он вышел на улицу, заметив, как они ему кивнули в ответ.
На улице пробрасывал снег. Было ещё темно и холодно. Хотя фонари горели и машины мчались, как обычно они мчатся по Москве без тормозов и правил, не взирая на темень, слякоть и скользкий асфальт, а в темном небе красовались рубиновые звезды Кремля, один хрен было мерзко на душе и очень тоскливо на сердце. Как и должно было быть! Нету в этой Москве того «домашнего тепла», который есть в Родном Городе, даже если ты в нём, в этом Городе, выныриваешь рано утром из занесенной снегом гостиницы или из запотевшей сауны, или из другого какого уютно-веселого местечка, с похмелья, изрядно помятый, осенью, зимой, в слякоть, в мороз или в снег. В Родном Городе лучше – ты точно знаешь, куда направиться, даже если ты ещё и отговорку не придумал (по дороге что-нибудь в голову да придет). А в Москве – все чужаки, особенно, сами москвичи! Всегда одиноко, не знаешь, куда идти, как добраться, кругом огни, машины, воняет соляркой и чем-то ещё из метро… И люди толпами снуют.
Плюнув, Ефим пошел на Красную Площадь, к Собору Василия Блаженного. Почему именно туда? Кто его знает – пошел зачем-то туда! Патриот, наверное! Подняв воротник и втянув голову в плечи, спасаясь от небольшого ветра и мокрого снега.
Пройдя прилично, метров сто пятьдесят, уже почти начав подниматься по аллее к подземному переходу, он вдруг остановился и замер – что-то показалось! Несколько секунд он стоял, как вкопанный и… Обернувшись, Ефим увидел слева от входа в гостиницу синюю, неоновую надпись «Манхэттен-экспресс».