Ярослав был прав. Он больше не сможет оправиться. Рука безвольно повисла вдоль туловища, а смартфон упал на мягкий ковер, который покрывал мраморный пол ресторана. Оттуда все еще доносился голос Александра, зовущего его имени, а суетящийся вокруг персонал ресторана, интересовался все ли в порядке и не нужно ли ему чем-то помочь. Вот только вряд ли они бы смогли что-то сделать.

Вы знаете, как разбиваются сердца? Как будто хрустальные вазы или вещи из фарфора при неумелом обращении. В ненадежных руках они становятся хрупкими, подвержены риски, быть уничтоженными. Можно разбить сразу, а можно нарушить целостность изделия, которое будет покрываться бесчисленным количеством трещин. И один неловкий удар разрушит его, а прекрасная вещь разлетится на тысячи мелких осколков, которые уже будет невозможно собрать воедино никогда.

Его родители, его лучший друг — все это лишь трещины. Трещины, с которыми он жил много лет, окружая свое сердце надежной защитой, думая, что больше никогда в своей жизни не позволит никому сделать себе больно. Подпуская близко лишь тех, в ком был уверен на все сто процентов. Но как часто и бывает, самый большой удар мы получаем именно от тех, от кого ждем меньше всего. Кто, казалось бы, никогда не сможет разрушить наше хрупкое доверие.

Как же сильно мы порой заблуждаемся.

Все что нас не убивает, делает сильнее. По крайне мере, именно так думал Паша, философски рассуждая, что уж хуже точно быть не может. Он выдохнул дым сигары, сидя на крыше своего дома с бутылкой виски, пачкой сигарет и рассветом на пару. И зачем он позвонил Ярику? Наверняка испортил ему вечер и большие планы. Сейчас, поди, изведется весь, притащится, беспокоится, будет. Меньше всего ему хотелось сейчас чувствовать чью-то заботу.

Кенар затушил окурок, и потянулся к пачке, дабы достать еще одну сигарету.

— Сам виноват, — буркнул он себе, и посмотрел на пустую бутылку из-под добротного виски, который еще остался с Нового года. И, правда, хороший напиток, крепкий. Вот только у него ни в одном глазу ещё не было и толики градуса. Стало обидно ещё и на это, пришлось снова закурить и мрачно посмотреть на светлеющее предрассветное небо. Может ему собаку завести? Она-то уж точно никогда не подставит и никуда не сбежит, преданные существа. Хотя ведь может попасться такая, как Пуся.

От этой мысли Кенар скривился — с его-то везением и собака у него будет, оторви и брось. Нет уж, никаких больше животных. А заодно и баб с их тараканами.

Шум позади и переругивающиеся голос его друзей, заставили Канарейкина поморщится. Не оглядываясь, он уже знал, что за делегация пожаловала к нему на крышу. Вот даже не посидишь, голову не проветришь на краю без этих лиц полукриминальной наружности.

— Говорил же он тут! Видите, живой. Здоровый, бухает и курит. Наш Пашенька — птица гордая. В полет с депрессией не отправиться.

— Чего ты радуешься, как дебил, а если бы он прыгнул?!

— Не говори глупостей. Он же не соплежуй какой-то, чтобы из-за шалавы какой-то на асфальт с разбега, — мрачный голос Сергея отозвался теплотой в душе Кенара и он махнул рукой друзьям, продолжая сидеть на холодной плите. Рядом мелькнула чья-то яркая шубка, знакомый цветочный, едва уловимый запах духов коснулся его носа, когда Кристина села рядом с одной стороны, приняв неожиданную помощь Сергея. Ярик пристроился по другой его бок, бренча пакетом полным бутылок с явно не детским шампанским, а сам Радов аккуратно вытащил закуску. Кенар кинул взгляд в пакет и поморщился.

— Че серьезно? Водка?

— Тяжелые времена требуют суровых решений! — проскандировал Ярослав, выуживая первую бутылку, и озорно взглянул на Кристину, которая фыркнула.

— Открывай, давай, клоун, я тебе не кисейная барышня, — она махнула рукой, давая понять, что готова выпить. На это Паша только бровь вскинул.

— Тебя-то они на что приманили?

— Сказали, нужна баба, чтобы ты в чью-то грудь порыдал и понял, что мы не все конченые суки, — она изящным движением выудила зажигалку, закуривая одну из этих тонких дамских сигарет, выдыхая дым, глянув на него спокойным взглядом. — Вижу, грудь моя тебе не понадобится.

— Ярик просто истеричка и как обычно преувеличил масштабы трагедии, — усмехнулся Паша, устраиваясь поудобнее между этими двумя.

— Я бы сказал, что надо сделать, но ты не согласишься, — скрипнул зубами рыжий и Паша повернулся в сторону Сергея, вдыхая морозный утренний воздух.

— Не соглашусь, — отозвался Кенар и покачал головой, словно разгоняя неприятные мысли.

— А зря, я бы ей волосы выдрала, — вклинилась Гриднева, поправляя волосы и туша окурок. Она дождалась, пока Ярослав с пыхтением откроет бутылку и по праву ее пола, первой отпила горькую, чуть, поморщившись.

— Господи, какая гадость.

— Солнышко, может, надо было все же вино? — заботливо спросил Сергей, вызвав усмешку у остальных.

— Я тебе сейчас дам, солнышко, — прошипела Кристина, отдавая бутылку Павлу. Первый круг прошел тяжело, но с закуской дело пошло приятнее, а главное теплее. На крыше все же поддувало и притом изрядно.

— Кстати, что теперь? — спросил Ярик, делая очередной глоток, с отвращением передергивая плечами, — все же гадость эта ваша водка.

— Да ты просто пить ее не умеешь, — фыркнул Сергей.