– Нет. Он в искусственной коме, идет операция. Подождите, вам потом расскажут.

Оля села, ей казалось, что этого не может быть, потому что не может быть. Нет, это происходит не с ней, и вообще она спит и видит этот ужасный сон. Вот сейчас проснется, вздохнет и обнимет его.

Крановщика отправили домой, тот нехотя ушел. Зазвонил телефон, но Оля не стала отвечать, а отключив его, спрятала как можно дальше. Мысли зациклились. Она хотела подумать о чем-то хорошем, что сейчас придет доктор и скажет, что все хорошо, но ее женская интуиция говорила другое. Все плохо, слишком плохо.

Лишь спустя несколько часов к ним вышел уже другой доктор, наверное, это был хирург. Он стал перечислять травмы, сыпать научными терминами, которых ни она, ни Веселов не понимали.

– Можно к нему?

Доктор тяжело вздохнул и, кивнув, разрешил только ей пойти с ним. Поднявшись на этаж выше, они зашли в реанимацию. Множество приборов, проводов, трубок. Что-то мигало, где-то что-то тикало и тихо гудело.

– Прошу вас, он сейчас…

Доктор еще говорил, а Оля уже шла к большой койке, где лежал не то человек, не то что-то непонятное, словно существо из другого мира.

– Пока искусственное дыхание, он не может говорить, да и не услышит. Он в коме. Так ему лучше.

Оля видела фильмы про катастрофы, где героя увозят в больницу, а после его сшивают по частям. Но то ли видеть на экране, а то ли чувствовать запах и этот буквально звенящий звук смерти.

Оля хотела остаться, но ей не разрешили, сказали, не сейчас, да и бесполезно сидеть, завтра планировалась еще операция. Когда на горизонте стало светать, она вернулась домой. Комнаты опустела и стали чужими. Оля прошлась по их маленькой квартире, ее им купил папа Вадима, он продал дачу и машину и взял приличный кредит. Они уже думали о детях, в маленькой комнатке сделают детскую, вместе смотрели обои и даже подбирали кроватку. Пальцы дрожали, а в горле все время стоял холодный ком.

– Мамочка, – наконец придя в себя, Оля решилась позвонить. Она, как могла, все объяснила, а после, без сил опустив руки, заплакала.

Мама приехала через час, выслушала дочь, прижала ее как в детстве и, дав выплакаться, уложила отдохнуть.

– Я не могу, мне надо ехать.

– И чем ты ему сейчас поможешь?

– Мам, я должна быть там, ему больно, плохо.

– Мы поедем, но пока отдохни. Уже звонила Галине Анатольевне? – Оля отрицательно покачала головой. – Ложись, вздремни немного, а я позвоню.

Оля легла на диван, укрылась пледом, что принесла ей мама, и почти сразу провалилась в тягучий липкий сон. Через пару часов она проснулась, голова гудела, шея ужасно затекла. В соседней комнате слышались голоса.

– Здравствуйте, Галина Анатольевна, – мама Вадима указала на кресло.

– Присаживайся. Мы позвонили, сейчас они снова оперируют, к пяти разрешили приехать, а пока надо просто успокоиться.

Оля смотрела на маму Вадима. Кажется, она была самой здравомыслящей в этой ситуации. Подогрела чаю, усадила всех за стол.

– Что произошло, того не изменить, поэтому, Олечка, будем ждать. Я съезжу в церковь…

– Я с вами, – Оля просто не хотела оставаться дома одна.

– Хорошо, допивай чай и поедем.

Молиться – значить льстит самому себе, полагая, будто словами можно изменить прошлое. Оля не верила в молитвы и все же поставила свечку. Она опять вспомнила, как они гуляли по парку под дождем, а после на последние деньги, что наскребли в карманах, съели одну пиццу на двоих. Ей его не хватало, хотелось взять его руку и приложить к своим губам. И вот теперь он там, лежит, и над ним колдуют хирурги.

Они все вместе приехали в больницу, но пропустили только Галину Анатольевну и Олю. Ничего не изменилось, все те же трубки и множество приборов, которые пугали не меньше, чем вид искореженного тела ее мужа. Мама Вадима сразу засыпала врачей вопросами, она в свое время училась в мед академии, а после поменяла профессию, поэтому понимала, что происходит.

– Привет, милый, – стараясь не заплакать, сказала она.

– Он вас не слышит, – сказала медсестра и что-то подкрутила на приборе.

– Я знаю, в коме, – Оля знала, что сейчас ему лучше быть там и не чувствовать били. – Я тебя люблю, – она пододвинула стул и, присев, осторожно прикоснулась к его обнаженному плечу.

Однажды в детстве Оля видела, как разделывали корову в деревне, это было ужасное и в то же время столь интригующее зрелище. Она никогда не задумывалась, что там внутри тела, снаружи понятно, но там… Она смотрела, как складывали в тазик кишки, потом вырезали печень, сердце, легкие. И вот теперь, смотря на своего Вадима, она вспомнила те моменты из жизни.