Руслана Селиванова по заданию редакции отправилась освящать праздник летнего солнцестояния в сибирскую глубинку. По дороге на Вилюйск самолет попал в грозу и упал в тайге. Все погибли, спаслась одна героиня, повредившая себе обе ноги. От животных-людоедов Лану спасает таинственный незнакомец, житель лесного зимовья, обладатель сверх технологичных вещичек, каких еще нет на Земле и загадочной внешности. За три дня он ставит Лану на ноги, заботливо ухаживая и называя необычно — Созидающая Совершенство. Лана проникается симпатией к спасителю, больше всего ее страшит разлука. Спаситель со странным именем Рау тоже не прочь остаться с симпатичной девушкой. Движимая любопытством, она приоткрывает завесу тайны личности Рау. И делает единственно верный вывод, предпочитая чувства, вспыхнувшие к Рау.
Глава 1
Глава 1
— Руся, ну посмотри какой красавчик! — Круглолицая брюнетка с чуть раскосыми, черными и блестящими как жучиные крылышки глазами, взобравшись с ногами на диван, едва удерживала толстый потрепанный альбом фотографий и пожирала глазами черно-белое групповое фото курсантов-выпускников летного училища. — Сергей Воскресенский, Черкассы… Смотри ка, тут есть его домашний адрес. Я ему напишу.
— Люся, я с тебя смеюся, — подразнила подругу, освобождая место для подноса с чаем на журнальном столике, заваленном семейными реликвиями. — Это дядин альбом. В память об учебе. Мой дядя старше тебя лет на двадцать с хвостиком. А тут он курсант еще, вернее выпускник. Тогда еще странная история вышла. Он, вроде, в день выпуска встретил девушку — свою судьбу. Говорил, она ему жизнь спасла. Тетка, жена его постоянно злится, когда он ее вспоминает. На год выпуска посмотри.
Со стороны брюнетки слышится тихий шорох страниц и вздох восхищения. Кажется, Люся нашла страницу, где курсантов сняли на физической подготовке топлес.
Мы подружки — не разлей вода еще с детского сада, и дружба стала еще крепче, когда в аварии погибли мои родители. Наши отношения не пошатнулась, когда одноклассники, ознакомившись со сказкой Пушкина «Руслан и Людмила», придумали мерзкую дразнилку. Мы стойко игнорировали подколки, но с тех пор обеим разонравились собственные имена. Я предпочитала краткую Лану, а подруга переименовала себя в пафосную Люсьену.
Проигнорировав протянутое блюдце с зефиром, подруга уставилась на обложку.
— Тысяча девятьсот восемьдесят… мама дорогая… год, — убитым голосом, проговорила Люся и подняла на меня взгляд побитой собаки, у которой только что увели косточку. — Может, у него сын есть? Похожий… такой же хорошенький блондинчик…
Люсьена не желала сдаваться без боя.
— Люся, я тебя боюся. Влюбится в фото симпатичного парня еще куда не шло, но влюбится в несуществующего сына парня на фото — это клиника, — не стала кривить душой, умостилась на диване, сдвинув охапку старых фотографий, и с наслаждением глотнула душистый напиток. — Сто лет назад дядя поссорился с тетей, и переехал к нам с бабушкой с вещами. Они потом помирились, вещи вернулись по месту прописки, но альбом остался. Дядя Виктор про него забыл, наверное.
— Это твой дядя? — профессиональный фотограф Люсьена безошибочно ткнула в плечистого светлоглазого шатена во втором ряду.
— Угу, — согласилась я, разглядывая заинтересовавшее ее фото. — И чего дались тебе эти курсанты? Форма? Так она всем идет. А вообще дядьке здесь всего-то двадцать второй годок пошел. Мы, с нашими двадцатью шестью в тетки им годимся.
— Вот еще! — фыркнула подруга, откусывая кусочек розового зефира. — Скажи еще в мамы…
— Не в мамы, конечно, но чего ради ты так завелась-то?
Девушка задумчиво смотрела на фото, откуда на нее с серьезными минами взирали три десятка симпатичных парней.
— Знаешь, Руся, есть в них что-то… настоящее. Ну, мужественное что ли. Вот прямо чувствуется, что эти парни из категории «навсегда». Не то, что нынешние.
— Все настоящие? — я вскинула бровь, примериваясь к кусочку любимого темного шоколада.
— Ага, — зачарованно кивнула девушка, вновь прилипая взглядом к фотографии.
— Чешуи не хватает, — невинно подтрунивала над не в меру романтичной подругой.
Размешивая сахар серебряной, потемневшей от времени ложечкой, оглядывала до мелочей знакомый интерьер бабушкиной «хрущевки» в стиле восьмидесятых: полированную горку, забитую тяжелым хрусталем и фаянсовыми статуэтками; массивную мебель, обтянутую потертым гобеленом; неизменные ковры, местами потраченные молью, распятые на стенах; потемневший от времени скрипучий паркет «елочка» и многоярусную тускло-хрустальную люстру.
— Какой чешуи? Зачем? — прыснула Люсьена, покрутив пальцем у виска. — Ты, мать, совсем того.
— «В чешуе как жар горя, тридцать три богатыря, все красавцы удалые, великаны молодые, все равны, как на подбор…», — процитировала Пушкина и осеклась, заметив помрачневшее лицо брюнетки.
— Отношения с Андреем скоро сделают из тебя циничную старуху из тех, что сидят на лавочке у подъезда с нелестными комментариями в сторону молодежи, — отомстила за иронию подруга и нахмурилась. — Неужели тебе никто не нравиться?
Я прикусила губу, понимая, что где-то Люся права, рановато мне еще завистливо иронизировать в сторону молодых и красивых.
— Третий с лева брюнет в нижнем ряду ничего… вроде… — пробежавшись по фото глазами, кивнула на яркого даже на выцветшем фото парня.
— Тарас Клименко, Чернигов, — прочитала подружка, придирчиво разглядывая мой выбор. — Мне он совсем не нравится. Твой дядя гораздо симпатичнее… Фу, Кураж…
Она не успела ничего добавить, когда на диван спрыгнул бабушкин любимец Кураж. Здоровенный трехцветный котяра, два года назад прибившийся к бабушкиной двери и конкретно отъевшийся на сметане, которую она покупала любимцу исключительно на рынке. Я погладила кота, кормить которого подрядилась, пока бабушка навещала подругу.