Эсэсовцы сразу вышли из сарая и бегом добрались до домов, где находились остальные солдаты. Все уже спали, кроме часовых, но Груббер быстро поднял своих людей. Группа сразу вышла из деревни, направившись к ближайшему лесу, и в это время со стороны дороги послышался шум автомобильных моторов. Русские ехали к деревне за своими раненными солдатами.

Сейчас, вспоминая эти события, Макс так же вспоминал глаза русской медсестры и понимал, что в тот раз не взял ещё один грех на душу именно из-за этих глаз. Он прошёл всю войну и ему приходилось убивать и безоружных людей, например, во время быстрых допросов пленных, когда надо было получить сведения любой ценой. Если бы такая ситуация возникла в начале войны, Груббер не задумываясь приказал бы расстрелять раненых красноармейцев, но в тот раз это было уже бессмысленно, и Груббер потом всю жизнь благодарил Бога за то, что он не позволил ему этого сделать.

Всё-таки тогда его группе удалось прорваться к союзникам. Американцы поместили их в лагерь для военнопленных, где жизнь ничем не напоминала жизнь арестованных. Каждый день зарядка и построения, занятия и хороший паёк. Американцы даже разрешили носить награды и знаки различия, и Груббер иногда забывал, что он находится в плену.

Вдруг, уже через две недели, Ганс увидел, как по территории лагеря ходят два человека в французской военной форме. Груббер спросил у проходящего мимо оберлейтенанта кто это такие и получил ответ, что это вербовщики Иностранного легиона.

Ганс не раздумывал не секунды. Лучше в бой, чем ждать здесь не пойми, чего, думал он. В его положении он готов был воевать за кого угодно. Груббер подошёл к легионеру и взял его за рукав.

– Я! – прокричал он ему, показывая на себя пальцем. – Запишусь в легион! Понимаешь!?

Француз посмотрел на эсэсовские петлицы бывшего штурмбанфюрера и, брезгливо поморщившись, отвернулся.

– Ну-же, лягушатник! – продолжал орать на него Груббер. – Возьми меня на войну!

– Не все французы едят лягушек, – неожиданно ответил легионер на чисто немецком языке. – Мы не берём в свои ряды эсэсовцев.

– А вам какая к чёрту разница, кто будет убивать для вас узкоглазых! – воскликнул Груббер. – Или вы считаете себя лучше нас! Тогда какого дьявола ты сюда припёрся!?

Француз вдруг с интересом посмотрел на Ганса.

– В какой части вы служили? – спросил он.

– Пятнадцатый батальон специального назначения войск СС.

Француз удивлённо округлил глаза.

– Ого! – воскликнул он. – Я слышал про эту часть.

– Естественно ты слышал.

– Какая у вас была должность?

– Моя последняя должность – заместитель командира батальона.

Легионер задумчиво прищурился.

– Ну, хорошо, – после небольшой паузы сказал он. – Я думаю, что мы сможем сделать для вас исключение.

– Тогда поехали отсюда быстрее, – усмехнулся Груббер, – пока я не передумал.

Так он попал на службу во Французский Иностранный легион. После медицинской комиссии и перед подписанием контракта ему предложили сменить имя и фамилию, выбрав себе любое. Он поменял имя Ганс на Макс, но фамилию менять не стал. «Дед был Груббер, отец – Груббер, и я останусь Груббером. Пошли все к чёрту», – думал он.

После учебного курса Макс Груббер оказался на войне в Индокитае. Бывшие его звания и награды в счёт не шли, и он начал службу в легионе со звания рядовой. Боевые действия здесь очень отличались от того к чему он привык. Здесь не было больших сражений в которых участвовали сотни тысяч человек с танками и артиллерией. Вьетнамцы нападали в джунглях неожиданно из засады маленькими группами или по одиночке. Макс несколько раз был ранен и ему очень повезло что его не убили. Но самое тяжёлое ранение он получил, когда прослужил в легионе уже пять лет. Тогда его отправили лечиться в Европу и после госпиталя выперли в отставку по состоянию здоровья.

Груббер быстро промотал все деньги, заработанные на войне, и к тому же ему сел на хвост Интерпол, сотрудники которого разыскивали бывших эсэсовцев. Он тогда в первый раз пожалел, что не поменял свою фамилию, когда была такая возможность. Надо было бежать из Европы, и Макс решил уехать на какой-нибудь далёкий остров, где до него не дотянутся щупальца Интерпола. Он просто положил перед собой атлас и, закрыв глаза, ткнул пальцем посреди океана. Палец оказался ближе всего к Москане, и Груббер уже через неделю был там.

А ещё через некоторое время Макс Груббер познакомился с Жаком Лакомбом.

В дверь постучали и задремавший было Груббер открыл глаза. Он посмотрел в окно и увидел, что на улице уже совсем темно.

– Кто там?

– Это я, Гуга.

– Входи.

Дверь открылась, и мексиканец, войдя, сел на стул, стоящий около дивана, на котором лежал Груббер.

– Ну что там? – сказал Макс, скосив глаза на вошедшего.