Валора Хамтвир наградила его разъяренным взглядом, но ее опередил Магнус.

– Прошу меня извинить, Ваше Сиятельство, что вторгаюсь в беседу, – заговорил он по-лодэтски, – но не могу не заметить, что в Меридее храбрость бронтаянцев вошла в легенды. Разве Бронтая не побеждала в недавней войне, несмотря на то, что лодэтчанам помогала даже сверхдержава Санделия? А принижать отвагу достойного противника после победы над ним – стыд да глупость, – всё равно что принижать собственную доблесть.

– Ты кто таков? – разозлился Эгонн.

– Господин Магнус Махнгафасс, – улыбнулся ему тот. – Я родился на острове Утта, а моя супруга из Бронтаи.

– Аа… фф, ты проходимец… – фыркнул Эгонн.

– Эй, Эгонн! – повысил голос Рагнер, заметив их распрю. – Ты там чего моих гостей обижаешь?

– Я лишь повторил то, что ты всегда говоришь, Рагнер. Что бронтаянцы бежали из Лодэнии как жалкие зайцы, какими они и являются.

– А я имею право так говорить! А ты – не рыцарь, с Бронтаей не воевал, капли крови не пролил за родную Тидию, равно как и мой братец, и как Зимронд тоже! Но ты первый треплешь свои языком, хотя за этим столом сидят трое, кто там воевал – и добился победы! Ты же им рожи корчишь да других моих гостей оскорбляешь! Чего ты, вообще, припёр…

– Рагнер, я не держу зла, – перебил его Магнус, – как и моя супруга. Заблуждения – свойственны людям, и мы относимся с пониманием к тем, кто их имеет. Заблуждения всего лишь остаются заблуждениями, и нас не принижают – не надо за нас заступаться. И тем более не надо портить прием пищи руганью – это не богоугодно и вредит здоровью. А вам, Ваше Сиятельство, я предлагаю продолжить общение после обеда. Я могу вам многое рассказать о прекрасной Бронтае – и заблуждения вас оставят.

– Обойдусь, – встряхнул белокурыми локонами Эгонн.

Повар тоже замял ссору господ – он приказал прислужникам принести следующее главное блюдо. В молчании, под плавную мелодию арф, трапеза за левым столом продолжилась, тогда как за правым столом царило оживление – Лорко талантливо живописал сказ о том, как он с Ольвором пленил героя Меридеи и четырех воинов-монахов при помощи ножичка да пустого ружья.

– Лорко, – посмеиваясь, сказал в конце его «оды» Рагнер. – Только Адальберти на глаза не попадайся более. Он мне сказал, что за то неуважение к его любимой Ориане, его мечу, если тебя еще раз увидит – башку снесет этим самым мечом, – и ничто его не остановит. А он к Сатурналию уж будет.

– Рагнер, – задумчиво покривил шутовской рот Лорко. – А четвертина выкупу, енто скока будёт?

– Много, – блестел серебряными зубами Рагнер. – Но не скажу сколько: иначе наобещаю того, чего у меня пока нет.

– Неужто рон триста будёт? – радостно предположил парень, назвав сумму в золотых монетах Лодэнии.

– Не знаю… Лорко, пока забудь о выкупе. Я же сам золота еще не получил от Адальберти. А тебе я и так щедро заплатил за его меч. Тебе мало?

– Ну… я парень простой и скромной… Но так хочу горшочак золоту! Хоть натрогаться яга и наобжиматься с им, – мечтательно прошептал он. – И сказать: «Моёйнае золоту!».

– Лорко, может, ты гном? – задумался Рагнер.

Те, кто их понял, рассмеялись.

– Нет, ну правда: мелкий, лихой, везучий! И горшок золота тебе подавай!

– Я Лорко, – гордо заявил тот. – Бог ловкостей и обману. А у его былся и горшочак золоту, и Златовлавка тожа была. Златовласка у меня ужа имеатся, – улыбаясь, глянул он на Марили за дубовым столом. – Кстать, Рагнер, – понизил Лорко голос, – а дча тама за дика краса, а? Рыжая и зленоглазья эка дракона, да?

– Вот, бабуля, жених из Лорко – ни к черту, – строго смотрел на рыжеватого парня Рагнер. – Его песнями не обольщайся: он их всем подряд поет.

– Не порть мне хоть этот вечер, Рагнер, – ответила королева. – Цыпленок старую курицу учить собрался!

– Коль я и видю здеся стару куряцу, – подал голос Лорко, – то тока тама – у старого петуху, – указал он грузную Валору Хамтвир и Хильдебранта Хамтвира, носившего красный шаперон с петушиным гребнем, ведь знаком Хамтвиров был красный бойцовый петух. За дерзость Лорко заслужил очередную улыбку с больших губ королевы Маргрэты.

Меж тем Маргарита, являясь спутницей Аргуса, должна была за ним ухаживать. Тарелки, конечно, у них были раздельные, но ей надо было угощать его, выбирать для него лучшие куски и следить, чтобы его тарелка не пустела. Она, тихонько вздыхая, потянулась к миске с толстыми личинками, и, зачерпнув их большой ложкой, положила «яство» Аргусу на тарелку. Тот загадочно улыбался своими полными, чувственными губами.

– Сэбя угозщадь не жэладь? Эдо вкусдно.

– Нет… Не могу… – честно сказала она. – Вчера я каких-то змей кушала, но черви – это уже слишком!

– Эдо нэ дчэрвь, – шире улыбнулся он и положил на ее тарелку одного червя. – Эдо хлэб. Пробуй. Пробуй, – почти приказал он. – Вкусдно.

Кроме ложек, вместо двух кинжальчиков, лодэтчане вкушали при помощи трех коротких ножей: один был прямым и с резьбой на конце, второй – с загнутым вниз концом и третий – с загнутым вверх концом. Подливы они промокали хлебом, как и орензчане. Маргарита разрезала «личинку» и, не без труда нацепив кусочек на нож, положила его в рот. Другой рукой она взяла на всякий случай салфетку, чтобы выплюнуть подозрительное яство, но червь, действительно, оказался вареным хлебом, да еще и безумно вкусным.