Шрифт:
Ненавижу за это отца. Предатель. Живет в свое удовольствие, а мать вкалывает на двух работах. А у меня сердце рвется на части, как представлю, что Мишка маленький, а уже не нужен отцу, на себя мне уже как-то все равно, я все же успела получить от него хоть какую-то ласку и любовь, а вот брат… Отчего такая несправедливость? И ведь говорить даже не знаю что, когда он спрашивает, где папа. Что ему отвечать, когда у меня лютая ненависть осталась к этому человеку на месте некогда сильной любви?
Я шла по горячему асфальту, и мне казалось, что мои ноги проваливаются в него, утопают как в песке, и что все вокруг плавится от такой температуры. Ветер едва шевелил листья на деревьях что росли возле нашего дома. В тени от них приятно пахло свежестью и прохладой. Вначале мая все начало вокруг буйно цвести и от благоуханий кружило голову. Остановившись в теньке рядом с сиренью, я вдохнула сладкий аромат и блаженно прикрыла глаза. Сорвав несколько маленьких веточек, я пошла по узенькой тропинке, что вела к нашему дому.
Едва переступила порог крыльца, а навстречу мне уже мчался маленький Миша.
— Привет, — я погладила братишку по голове. Поцеловала в светлые мягкие волосики.
— Ты больше никуда сегодня не уйдёшь? — он нахмурил брови, потому что знал, что сегодня у меня тренировка. Но напрасно хмурился, я всегда ведь брала его с собой. Что было в этой маленькой головке, о чем думал, ведь ни разу я еще не подвела этого безобразника. Терпела все его капризы и постоянно жалела. И он чувствовал эту любовь, ластился и бегал за мной как хвостик.
— Уйду, но на чуть-чуть. Со мной пойдешь? — я обняла маленькие плечики.
— Пойду! — на лице просила улыбка. И он захлопал в ладоши. Я улыбнулась ему в ответ.
— Держи, — я протянула ему благоухающие веточки с ярко сиреневыми цветами.
— Как красиво! — он запрыгал на месте от возбуждения. — Что это? — для четырехлетки мальчик был очень любознательным и активным. Самый весёлый возраст, и понимает уже все и в то же время глаз да глаз за маленьким шалопаем.
— Сирень, Миша, — я искренне улыбалась.
Рядом с ним проблемы имели удивительное свойство — уменьшаться в размерах, а сердце наоборот увеличиваться от щемящих чувств к этому маленькому существу. Я осознала всю свою любовь к брату лишь в момент, когда отец нас оставил. Во мне тогда столько кипело страстей — от непонимания до свирепой ненависти. Это сейчас я остыла и потухла. Мне стало ровным счетом наплевать на человека, который вычеркнул нас из своей жизни, а первое время сильно переживала.
Я вошла в дом, брат схватил веточки и принялся рассматривать те и нюхать, будто увидел впервые. Хотя за год возможно и позабыл, что в прошлом мае я тащила в дом каждый день эти веточки. Мне очень уж нравится этот аромат. Как токсикоман не могла им надышаться.
— Мам? — я зашла в комнату, положила сумку на стул в прихожей.
— Вернулась? — сухо отозвалась мама.
Несмотря на все удары судьбы, мама осталась прежней — доброй, сострадательной, внимательной, не ожесточилась и не стала истеричкой, не стала пить и заливать горе алкоголем, с каким-то обречением шла вперед, и просто перестала улыбаться как раньше. Если только иногда Мише. Будто темные дементоры высосали из нее всю радость и счастье. Да, те самые вымышленные существа из мира Гарри Поттера, которые питались хорошими воспоминаниями. История о маленьком волшебнике со шрамом на лбу увлекла Мишу, и теперь он постоянно просил, чтобы я ему про него читала. А я в свою очередь тоже просвещалась, чем интересовалась современная молодежь и с любопытством перелистывала странички.
Мама готовила на кухне, и я, вымыв руки, пристроилась на одном из стульев возле стола, чтобы помочь.
— Духота сегодня, — она вытерла влажный лоб и взглянула на меня.
У меня сердце снова сжалось от боли. Возможно, со временем я привыкну к маме такой, но мне было ее жалко. Старалась держаться при мне, а у самой в глазах была бездонная пустота.
Миша вбежал на кухню.
— Смотри мамочка, что Женя принесла, помахал веточками, отчего пол усеяли опавшие сиреневые цветки.
— Мишка! — прикрикнула мама, — Не мусори! — вытерла руки о фартук, вырвала резко ветки из маленьких рук и бросила на стол.
Нижняя губа Миши задрожала, и он с обидой посмотрел на мать. Он ещё не понимал, что мама устала, что думала о том, как нас прокормить, на что одевать. Хотя я всячески старалась помогать, с юношества у меня было выращено стойкое чувство, что я без конца была кому-то что-то должна. А по сути, положа сердце на руку, должна была лишь этому маленькому ребёнку, который с уходом отца в какой степени осиротел и на мать. Та все чаще срывалась на нем, как будто маленький человек был виноват во всех ее бедах. Но как мама не понимала, что этот человек и был тем маленьким островом и оазисом среди всей этой внезапно раскинувшейся пустыни безнадежности в нашей жизни. Да и Бог с ним с этим отцом, ушел и скатертью дорога. Захочет еще вернуться — жизнь она такая. Но лично я уже обратно не приму!