Кингсли прищурился, глядя на нее.

– Значит, Алекс...?

– Верно, - ответила Сэм.
– Позволь перефразировать мое обещание тебе. У меня никогда не было члена, Кингсли. Но если я когда-нибудь буду с членом, этим членом будешь ты.

Кингсли испустил вздох, который он сдерживал в течение целого месяца. Но выдох превратился в стон.

– Я такой придурок, - выдохнул Кингсли.

– Да, - ответила Сэм.
– Но я прощаю тебя.

– Мне показалось, что мужчина, с которым ты целовалась, был немного низким. И худым.

– Я предпочитаю мужчин таких же, как и женщин - с вагиной.

– Можешь дать мне пощечину, если хочешь. Я это заслужил.
– Он указал на щеку и принялся ждать.

Сэм удивленно изогнула бровь.

– Похоже, кто-то опередил меня в побоях. Теперь, когда ты знаешь, что я не лгу, то расскажешь мне, что, черт возьми, происходит, и кто, черт возьми, избил тебя, и где, черт возьми, ты был, и почему, черт возьми, ты пьешь вино посреди ночи, и почему, черт возьми, я не могу перестать говорить «черт возьми»?

Ее слова были легкими, но в глазах застыла тревога.

Он тяжело выдохнул. Это был не тот разговор, который он хотел бы вести сегодня. Или когда-либо. Но он был таким идиотом, был так холоден с ней в течение последнего месяца, что знал, что должен ей.

– Пойдем, - сказал он.
– Я не собираюсь говорить об этом в коридоре.

Он впустил ее в спальню и поставил бутылку вина у кровати.

– Черт, - сказала она, глядя на кровать.
– На твоих простынях проходил матч по борьбе?

– Иногда мне снятся кошмары, - признался он.
– Сегодня они были.

– Так вот для чего вино?

– Оно помогает мне уснуть.

Сэм наклонилась над кроватью и поправила смятые простыни.

– Что за кошмары?
– Она взбила подушку и положила ее обратно на кровать.

– Такие, какие могут быть, будь у тебя моя работа. Такие кошмары, когда в тебя стреляли четыре раза.

– Значит, твои кошмары не из тех, когда ты появляешься голым в школе?

– Мне снятся сны, где я появляюсь голым в церкви Святого Игнатия. Это не кошмары.

Сэм усмехнулась, и смех превратился во вздох, а вздох превратился в объятия и притягивание его к себе. Сначала он мешкал ответить на объятия. Кингсли уткнулся в изгиб ее шеи и вдохнул ее аромат, сандаловое дерево и кедр. Она была единственной из знакомых ему женщин, кто пользовался мужским одеколоном. И все же, на ее мягкой коже он пах совершенно женственно и соблазнительно.

– Мне жаль, что тебе снились плохие сны, - сказала она.

– Все мои кошмары - это мое собственное творение.

– Ты их видишь каждую ночь?

– Если со мной в постели кто-то есть, я обычно не вижу снов.

– А я-то думала, что ты трахаешься с кем-то каждую ночь, потому что нимфоман.

– И это тоже, - не стал спорить он.

Сэм усмехнулась и потерла лоб.

– Хорошо, - наконец сказала она.

– Хорошо, что?

– Хорошо, ложись в постель. Ты ответишь на мои вопросы, а я предоставлю тебе того, с кем ты сможешь спать сегодня ночью, чтобы тебе больше не снились плохие сны.

Сэм подошла к двери и заперла ее.

– Ты поспишь со мной?

– Просто посплю, - ответила она.
– Я имею в виду, что мы будем спать, когда закончим разговор.

Сэм сняла туфли и стянула носки. Да, это происходило. Сэм раздевалась в его спальне. Должно быть, он все еще спит. И в кои-то веки увидит хороший сон.

– У тебя есть что-нибудь, в чем я могу спать? Обычно я сплю в футболке и боксерах. Я мерзну.

Она сняла пиджак, расстегнула жилет. И когда она приступила к рубашке, Кингсли сделал единственное, что мог.

Он снял собственную рубашку и предложил ей.

– Кинг.
– Это все, что она сказала.

– Возьми.

– Это одна из твоих новых дорогих рубашек от Витале.

– Да.

– И ты позволишь мне спать в ней?

– Я прошу тебя спать в ней.

– А что же случилось с тем, что женщина носит твою рубашку равноценно тому, что мужчина кончает на ее сиськи?

– Я сказал на спину.

– Сиськи сексуальнее.

– Надевай. Спи в ней. Я не буду кончать на твои сиськи или спину.