— Эта территория эвакуируется по соображениям безопасности. Пожалуйста, покиньте ее немедленно.

Я открыла глаза и увидела, что парковое освещение изменило цвет. Солнца из белых превратились в красные и поменяли форму с круглых на мигающие стрелки в направлении ближайшего выхода. Я снова закрыла глаза.

— Не уйду, — повторила я.

— Эмбер, пожалуйста, уходи, — попросил Лукас. — Остаток альфа-группы продолжит копать, и бета-группа скоро подойдет.

— Нет!

— Альфа-группа, сейчас же эвакуируйте Эмбер, используя минимальную необходимую силу, — приказала Эмили.

— Там внизу не только Лукас, — сказала я. — Там еще пятьдесят людей. Эмили, твой парень, Рофэн, там.

— Думаешь, я этого не знаю? — огрызнулась она.

— Эмбер, ты должна эвакуироваться, — выдохнул Рофэн. — Сейчас все в проходе. Мы сможем немного продержаться.

Я знала, что каждую секунду, пока спорю, копают двадцать человек вместо десяти. Кто-то поднял меня, значит, пришло время прибегнуть к ультиматуму.

— Если вы утащите меня отсюда и Лукас умрет, я воспользуюсь своим правом по договору между ульями и попрошу перевода. Существует сто шесть других городов, и любой из них будет рад лишнему телепату.

Руки опустили меня обратно, и на минуту настала мертвая тишина.

— Ты не можешь этого сделать, Эмбер, — сказал Лукас.

— Я серьезно.

В наших передатчиках послышался неожиданный голос. Меган всегда присутствовала во время наших рейдов, но обычно не говорила ни слова. На этот раз ей было что сказать.

— Эмбер не шутит. Я верила, что Кит мог спасти моего мужа, если бы больше старался, поэтому ушла из отряда. Если вы заставите Эмбер эвакуироваться и Лукас умрет, она почувствует то же самое в отношении улья. Если есть хоть малейшая возможность, что, оставшись, она его спасет, или люди, которые уйдут с ней, спасли бы его, тогда этот улей ее потеряет.

— Компромисс, — прохрипел Лукас. — У парка четыре выхода. Четыре пути к отступлению. Когда останутся два, Эмбер уйдет.

"Пожалуйста, Эмбер. Я тебя умоляю. Не дай мне умереть, зная, что моя смерть разрушит улей!"

Я была в голове Лукаса и ответила так, как бы сказал он.

— Компромисс принят.

— Николь, нам нужно, чтобы люди у всех четырех парковых выходов проверяли, что пути отступления чисты, — распорядилась Эмили с явным облегчением. — Альфа-группа, продолжайте копать.

Я слышала тяжелое дыхание ударников и стук лопат. Слышала, как люди работают на износ, чтобы спасти своих друзей и товарищей по команде. Когда прибыло оборудование, последовал маленький перерыв, и стук лопат сменился рычанием мощных машин. Все это время сознательные мысли Лукаса продолжали угасать, пока не превратились в одну бледную нить.

— Лукас, — спросила Эмили. — Как ты там?

— Справляюсь, — выдохнул он.

— Рофэн? — позвала она.

Ответа не последовало.

— Рофэн? — повторила Эмили.

По-прежнему ничего.

— Эмбер, я знаю, ты не хочешь оставлять разум Лукаса, но… — Эмили не договорила.

Все мы знали, что Рофэн последним забрался в лаз и дольше всех дышал смертоносным дымом. Я не хотела оставлять разум Лукаса, боялась того, что найду потом, но должна была сделать это для Эмили.

Я потянулась вдоль умов в ремонтном проходе. Большинство лежали без сознания, и я не могла сказать, все ли живы, поскольку у мертвецов нет мыслей. В конце ряда я нашла Рофэна.

— Рофэн жив, — сказала я. — Без сознания. Он грезит о тебе, Эмили.

— Хорошо, — дрожащим голосом ответила она. — Это хорошо.

Когда я вернулась в мысли Лукаса, хмуро заговорила Николь:

— На юге через пол выходит дым.

— Другие три выхода еще чисты? — спросила Эмили.

— Пока да, — ответила Николь.

— Включите дождь в южной части парка, — велела Эмили.

— Работаем над этим, — отозвалась Николь.

Один путь отступления закрыт. Если исчезнет еще один, мне придется уйти. Я дала слово Лукасу. В утиль, надо было спорить, требовать подождать, пока не останется один.

Через несколько секунд я услышала грохот шагов и голоса — прибыл Форж с бета-группой.

— Как только доберетесь до прохода, пустите мою группу, — сказал он. — У нас защитное оборудование и резаки.

— Думаю, мы приближаемся, — ответил Илай.

Лукас потерял сознание, но его мозг продолжали тревожить страхи — не за себя, а за наш улей. Я виновата в том, что отказалась уйти. Если оставшиеся ударники не помогут, если мы его не спасли, то я буду виновата в том, что Лукас умрет, беспокоясь об улье.