Любопытные лидийцы наблюдали за скачками с крепостных стен, оставив утес и низину без присмотра. Зрелище привлекло внимание настолько, что посты сгрудились в лучшем для обзора за скачками месте. Стоит заметить, что с этого места склон утеса был практически не виден.

Тем временем маспии прокладывали путь. Они высекали ступени, соединяя пологие выступы, вбивали крюки и крепили бечевки. Еще до рассвета первые воины, включая вождя, оказались у башни.

Брошенный дротик снял часового, и лидийский шлем снова упал, хоть и с другой головы. Он ударился о скалу и запрыгал, как котелок для отвара снадобий, а затем провалился в бездну.

Персы влезли сквозь узкую бойницу и скоро перекололи акинаками всех, кого застали в башне. Внезапное появление неприятеля на крепостном валу ошеломило обороняющихся.

Персы сбрасывали факелы, сигнализируя, что восточный бастион взят. Кир дал отмашку и к стене приставили лестницы. Отряды мидян и марафиев, вооруженные до зубов, лезли по ним без шума.

Верхний город спал. Все, кроме Креза и его личной гвардии. С парапета донесся шум. Сквозь мутную пелену туманного утра царь Лидии разглядел красный штандарт на стене. Персы захватили укрепление. Все пропало. Они уже здесь.

– Костер! Разожгите костер у святилища Кибелы! – приказал царь.

У него еще была надежда остаться счастливым. Ведь отвергнутый им Солон оказался прав, когда уверял, что нельзя называть человека счастливым до его смерти.

Кончина героя на поле битвы не сопоставима с самопожертвованием богам ради спасения города. Это угодная жертва. Он был прав, этот чудак из Афин, которого он выгнал с позором. Раскаяние все-таки пришло. Несколько запоздалое, но все же.

Крез принял соответствующее самобичеванию решение. Он собирался принести себя в жертву. Себя и своего немого сына! Чтобы отправиться к богам, вместе с отпрыском обрести наконец вожделенное счастье!

Враги были рядом. Их дротики и стрелы вонзались в стражников. Одно копье пролетело совсем близко, едва не задев лидийского царя.

– Не убивайте его, это Крез! – услышал царь незнакомый дрожащий голос.

Он обернулся и вдруг понял, что это прокричал его немой сын. Он обнял его и вымолвил в слезах:

– Ну вот. Ты и заговорил в самый бедственный мой день. Все как предсказал оракул.

Значит, день этот наступил. Пора…

Связки с высушенными ветками тутового дерева облили оливковым маслом и бросили под пирамиду из трехметровых бревен. Крез поднялся на самый верх по ступенькам из обтесанных топором стволов кедра к торчащей мачте костра. Он прижался к ней сам, держа за руку своего сына. В какой-то момент он передумал и оттолкнул подростка:

– Живи! Быть может, тебя пощадят! А я приму смерть во спасение моего народа и столицы!

Мальчик сбежал по ступеням, рыдая. Крез подал знак своим лучникам. Те выпустили огненные стрелы в связки с сучьями. Пламя вспыхнуло мгновенно. Его языки охватили бревна, поднимаясь все выше к мачте, где стоял Крез.

Скоро вокруг костра не осталось ни одного лидийца. Лишь беззащитный мальчик, который теперь умел говорить. Но его закололи на глазах у отца, ибо он поднял камень, чтобы бросить его в чужака. Этим чужаком был Гарпаг. Крез вдруг вспомнил, как скормил предателю его собственного сына. Еще мгновение, и загорелась его царская одежда. Расшитое золотыми узорами платье загорелось, как масляный фитиль.

Персы из племени маспиев окружили костер, слушая поверженного царя. Обрывки его речи доносились до победителей несвязными фразами. Едкий дым, попадая в горло, мешал царю говорить. Он горел.

– Пусть будет угодна моя жертва! Теперь здесь все твое, Кир. Останови разграбление города. Твои воины убивают теперь твоих подданных и грабят твое имущество! Не губи мой народ!!!

– Потушите костер! – раздался голос Кира, он подоспел к разгару боя за акрополь, и теперь был здесь в сопровождении гвардии и мидян.

Гвардейцы и маспии попытались потушить костер и разобрать бревна. Но огонь разросся настолько, что их попытки оказались тщетны.

Мы нашли пленных, которых Крез держал в подземелье дворца! – Табал привел старика и старуху, с которых только что сняли кандалы.

Кир упал перед ними на колени и заплакал, не стесняясь выдать свои чувства словами:

– Мать, ты жива! Отец, ты жив!

Гарпаг оглядел вождей, ставших свидетелями трогательной встречи. Но все отвернулись, словно в один миг оглохли. Царь-победитель, великий Кир-завоеватель – это их царь. Он перс, кого бы он ни считал своей матерью и какая бы кровь ни текла в его жилах!

Креза все же достали, повалив мачту пирамиды бревен. Он лежал, бездыханный и нагой, покрытый ожогами. В его голову словно вросла золотая корона Лидии. Гарпаг подошел и снял головной убор с умирающего Креза. Он бы пихнул его ногой, если бы знал наверняка, что его враг почувствует хоть каплю боли.

Гарпаг крутил ее в руках, разглядывая детали убора, его сверкающие камни и искусную чеканку. На несколько минут он забылся и даже не заметил, как сзади подошел вождь маспиев Табал и вырвал корону из рук мидянина.