– Твою мать, ты Петр Кузьмич, хочешь, чтобы я копыта раньше времени откинула?! – полушёпотом заговорила зло, смотря на ухмыляющегося наставника, – Чуть кондрашка не хватила, блин!

– Что тебе станется-то? – спросил и подмигнул, – Молодая, здоровая, худая правда, но это дело такое, наживное, – нагло заявил мужчина и залихватски подкрутил свои усы.

– Что за шутки, Кузьмич?

– Да, какие шутки, Вика, дорогая! – воскликнул он, – Я к тебе с личной просьбой, обязан буду, ты меня знаешь.

– А я-то думала, ты значит, с любимой ученицей решил чаю попить, за жизнь поговорить. А ты с просьбой, значит?

– Я, кроме тебя, сейчас верить никому не могу, – мужчина вмиг сделался серьезным, и ее весь веселый язвительный настрой тоже пропал сразу.

Она могла по пальцам одной руки пересчитать ситуации, когда видела своего бывшего наставника и доброго друга с таким выражением лица и глаз. Сколько знала его, всегда веселый, с черным юмором, рот не закрывается, и подкалывает всех постоянно. В операционной стоит, человека режет, а балагурит хуже клоуна. А тут серьезный. Взгляд резкий, решительный и мрачный, но где-то глубоко горела надежда, что она, Вика Золотарева, согласится и ему поможет.

Кивнула, что готова его слушать, и заметила, как старый друг облегченно выдохнул.

Подошел к койке, стянул простынь и на нее вновь взглянул. Выжидательно так, типа «Давай, красота моя, покажи, что умеешь».

А Вика уже на него не смотрела, глаза не отрывались от мужчины, лежащего на кровати.

Бледный, что не удивительно. Относительно молодой – лет тридцать пять, может чуть меньше. Красивый. Сильное, развитое тело, мускулатура в тонусе, татуировки на руках. Массивный лоб и соболиный росчерк бровей, глубокая морщина на лбу, больше похожа на очень тонкий порез, мягкие высокие скулы, упрямый подбородок и сжатые от боли, видимо твердые, на вид, губы. Щетина трехдневная. Несколько шрамов на теле: старые, больше пятилетней давности, от глубокой рваной раны на предплечье, и парочка глубоких порезов на животе. Тут же, заклеенный стерильной повязкой, новый, в правой подреберной области, и еще один слева на груди, под ключицей.

Она спокойно обнажила красные рубцы, оценила ровность стежков. Руку мастера узнала.

– И что ты хочешь от меня услышать? Швы не воспалились, но пока рано об этом,– еще не все потеряно, – весело хмыкнула, отработанным жестом проверила пульс на запястье, потом на шее, – Пульс в норме.

Стянула с шеи наставника стетоскоп, послушала дыхание: ровное, без хрипов и затруднений.

– Дыхание чистое. Все с твоим пациентом в норме.

– Без тебя знаю, нашла, чью работу проверять! – язвительно прокомментировал ее действия, – Я тебя не для этого звал.

– А для чего?

– Ему здесь быть нельзя!

– Что значит нельзя? Где его карта, кстати?

– Тебе вот какая, на х*ен, разница, где его карта? Он здесь неофициально! И его надо увезти!

– Ты на старости лет спятил, что ли? – она задохнулась от собственного возмущения и догадок, а еще от его тона, – Умом тронулся?

– Вика, его убить пытались, понимаешь? И я не хочу, чтобы вторая попытка увенчалась успехом!

– Вызывай ментов, это их епархия, или ты в шпионов поиграть захотел?

– Ты не понимаешь! – взвыл наставник, схватился руками за голову, покрутился вокруг своей оси, выдохнул и заговорил уже спокойно, – Ты за новостями не следишь, тебе некогда. Это большой человек с большими возможностями. Я давно с ним связан, очень давно. И об этой связи могут узнать,– и найти его станет не так трудно. Ты должна его увезти, тебе я его доверю.

Сказать, что она в тот момент охре*ела – это ничего не сказать. Впервые в жизни, в такую ситуацию попала, когда вроде знаешь, что и как правильно надо делать, по закону. А с другой стороны, напротив тебя стоит твой наставник, друг, растерянный и обеспокоенный… Человек, который много раз помогал и выручал, научил всему. И этот человек просит о помощи.

И она уже согласна. Пусть и не сказала этого вслух, но в уме зрел план, как его лучше вывезти из больницы и дотащить до машины, незаметно чтобы. На заднем сидении его можно положить, и лучше прихватить пару подушек, чтобы полулежа, он смог полностью поместиться. А там, доедет домой… только вопрос как она его сама из машины в дом дотащит и, при этом, сделает это так, чтобы швы не разошлись?

Это все у нее в мозгу вертелось, а спросила она только одно:

– Кто он тебе?

– Это Савелий Петрович Шахов – мой сын, милая. Этой мой сын.

Она уже в который раз за день потеряла дар речи и невежливо вылупилась на старого друга: она то всю жизнь считала, что у него детей нет. А тут, вона как оказалось. Вика пригляделась к лежащему в беспамятстве мужчине внимательней,– может, надеялась увидеть какие-то общие черты, сходства, -но, по правде, просто отупело пялилась на этого красавца и не могла мысли в собственной голове по полочкам разложить.

– Надо машину ближе к корпусу подогнать, запасной выход у вас рабочий?

Кузьмич кивнул радостно, подошел, резко обнял ее, сжал в могучих своих руках и отступил сразу.