— Ка-ра-ул! — залилась бабенка и, подобрав юбку, побежала по селу к Еграшиной избе.

— Караул! Тонут! Караул!

— Што, где тонут, говори толком? Выскакивали навстречу и стар и мал.

— Еграша потонул. Ой, Еграша!

Бежали все на берег к мосткам, а толстая Ефросинья, выудив на рогач шлепанец, размахивала им, как трофеем, и орала:

— Ратуйте, ратуйте, народ!

Вся деревня высыпала к берегу. С горы под руки тащили Еграшину старуху, она билась и причитала:

— На кого, на кого ты меня покинул, андел ты мой, белый.

— Багры, багры давай!

— Лодку!

— Спокойствие, граждане, спокойствие, — урезонивал председатель, одетый по-городскому, несмотря на жару, в кожаную куртку.

Выехало несколько лодок, заработали баграми, с берега потянули невод и повалили все вверх по течению, юркие комсомольцы заскакивали вперед.

Как всегда, дед Еграш надел шлепанцы, накопал червей еще с вечера, взял пару лепешек и зашаркал удить.

Как всегда, глядя на удаляющегося рыбака и на дрыгающие на спине хвосты удилищ, старуха ворчала:

— Опять удить, а ухи не будить.

На этот раз она угадала, не принес старик ни плотвички. Шел он на любимое место на «Каменку», где крутые берега, на версту выше от Выселок.

С замиранием сердца подходил к любимому мосту и щурил глаза, — не опередил ли кто, не занял ли, тогда прощай жирные налимы и востроглазые окуни.

Никого нет, даже вздохнул облегченно и зашагал быстрей.

Вдруг, шыррр, трах!

Дед почувствовал, как что-то сверху со страшным шумом налетело и ударило по скуле, по лбу, по всей голове сразу, так крепко, что в глазах пламя пыхнуло, слетел дед, как гриб, и шлепанец с ноги в воду угодил, покружился около берега и поплыл прямо в Выселки.

— Ой!

— Убили!

Вскрикнули сразу трое на обрыве, видя все это, а ведро на блоке, поплясав в воздухе, плавно съехало в воду и, как доброе, зачерпнулось.

— Воды, воды дайте!

— Чего воды, нашатырного нюхнуть.

— Медной пряжкой приложить — шишки не будет.

— Беги за аптечкой!

Куча ребят и девчат, все в одних трусах, копошились над стариком. А старый Еграша лежал, раскинув руки, с багровой шишкой на лбу и с раздутой скулой.

— Петя, старика убили, — пугая сама себя, сообщила Симка вожатому.

— Как так, кто?

— Мы. Устроили, значит, ведро на блоке, воду таскать, стали пытать, пустили, оно шибко пошло, а берегом старик шел, не увидал веревку, ему трах!

— Ах, черти, и здорово?

— Не отходит, валяется.

— Фу-ты, вот так смычка!

Глиняными комками скатились с обрыва.

Старик отошел и сидел, хлопая глазами, ничего не соображая. Вокруг какие-то люди, голые, как чертенята, — Еграшу жуть взяла.

— Где я? — не веря себе, что он еще на этом свете, тихо спросил дед.

— На берегу, дедка, вот история, как ты бичевы-то не заметил. Ишь ведро, вон. тебя этим ведром и хватануло.

— А, — улыбнулся дед, — ну, это ничего, а я думал, не громом ли убило!

В ответ заулыбались все кругом, как солнечные зайчики в лужах выглянувшему из-за туч солнышку после дождя.

Пощупав шишку, Еграша после первой улыбки стал хмуреть. Ребята утешали старика, чем могли, — никак. Вдруг он зашарил рукой вокруг и еще больше насупился:

— Кисет выронил: закурить — полегчает.

— Постой, дедушка, вот, — и Мишка, забывая, что пионеры не курят, извлек из-за пазухи «Яву» и заправски постукал по донышку ногтем.

Старик просиял и затянулся на пол-папиросы.

Спасены, — скандалить не будет. Все как-то позабыли такое чудесное появление «Явы» из-за Мишкиной пазухи.

По реке донесся гул.

— По кустам шуруй, по кустам!

— Мыряй, зачепило!

— Ого! — Все насторожились и скоро высыпали навстречу валившему по берегам народу.

Все так увлеклись, что даже не заметили голышат-пионеров и самого Еграшу, — да он здорово изменился от шишки.

— Отдай крыло, осади!

— Шуруй, говорю, по кустам. Шуруй!

— Чево по кустам…

С ловцов градом катился пот, и народ налезал на воду, следя за движениями спасателей.

Дед Еграша тиснулся в толпу и, толкнув кума Астафья, спросил:

— Чего шукают?

— Чево, Еграша потонул!

— Как потонул? — еще не сообразив, переспросил Еграша.

— Да так, один шлепанец выплыл.