Свет пронзил мое тело, взорвался в мозгах, проступил сквозь кожу мириадами искорок. Кровь в жилах превратилась в расплавленный металл.

Я потерялась. Потеряла себя в водовороте света.

Мой рот открылся, силясь произнести хоть что-нибудь. Бесполезно, язык не повиновался. «Теперь мне крышка», – запаниковала я и, наконец, выдавила слабый звук:

– Хезаад. Мое.

Мир прекратил бешеное вращение. Я вновь обрела себя. Передо мной громоздились – одно над другим – четыре слова. Я должна их произнести, показать свою власть, подчинить их себе. Собравшись с силами, я заговорила:

– Амехи. Терван. Сенехи. Адд.

Давление уменьшилось. Я опять увидела лист. Буквы исчезли, на белой бумаге расплывалась багряная лужица. Дотронувшись до нее, я ощутила укол магии. Моя кровь.

Ясно: у меня из носа текла кровь.

Вытащив из кармана бинт, я прижала его к носу и запрокинула голову. Бинты я всегда ношу с собой. Только бы не забыть сжечь испачканный. Часы на запястье показывали семнадцать минут первого. Полтора часа каким-то образом улетучились.

Четыре слова силы. Повинуйся. Убей. Защити. Умри. Древние, опасные. Основа основ всей магии. Никто не знает, сколько их существует, откуда они взялись и почему столь могущественны. Их значение ощущали даже те, кто не имел к магии никакого отношения. Казалось, они хранятся в нашей генетической памяти.

Однако просто знать их недостаточно. Ими еще надо обладать. Когда речь заходила об овладении словами силы, второго шанса тебе не предоставлялось. Либо ты их подчинял, либо погибал в процессе. Вот почему мало кто из магов владел подобным мощным арсеналом. Но если уж последнее удавалось, слова силы становились твоими навек. Однако использование их требовало аккуратности, а кроме того, высасывало силу заклинателя, иногда чуть не до донышка.

И отец, и Грег предупреждали меня, что им можно сопротивляться, но пока мне не попадался достойный противник.

Слова – крайняя мера, на нее идешь, когда прочие средства исчерпаны.

А сейчас я владела шестью. Первые два, «мое» и «отпусти», я получила от отца, четыре новых – от Грега. Свои папа передал мне много лет назад, мне тогда исполнилось двенадцать, и я чуть не умерла во время процесса. На сей раз все далось куда легче.

Может, власть крови с возрастом растет? Жаль, у Грега теперь не спросишь.

Оранжевые защитные линии на полу поблекли, и я едва могла их различить. Они впитали все что могли.

Слова ворочались в моей голове, будто пытались разместиться там поудобнее. Последний дар Грега. Самое ценное, что он мог мне оставить.

Внезапно я почувствовала, что за мной наблюдают. Я вскинула глаза и обнаружила в дверном проеме худого чернокожего мужчину. Того самого, что улыбнулся мне, когда я проходила мимо его кабинета.

– Вы в порядке? – спросил он.

– Зацепилась за остатки защитного заклинания, – прогнусавила я, прижимая бинт к носу. – Бывает. Все замечательно.

– Вы уверены? – Он пристально уставился на меня.

– Да-да.

Делай вывод, что я – неуклюжая корова, и проваливай.

– Я принес вам папку Грега, – произнес он, продолжая стоять на месте.

Умница. Если заклинание долбануло меня, может долбануть и его.

– Извините, что столь поздно. Она хранилась у одного из наших рыцарей.

– Спасибо. – Я направилась к двери и взяла папку.

– Не за что.

Одарив меня напоследок очередным цепким взглядом, парень ретировался.

Я порылась в ящиках стола, отыскивая зеркало: оно должно быть у каждого уважающего себя магика. Они применяются во многих заклинаниях.

«Оружие» Грега оказалось простым прямоугольником в деревянной рамке. Взглянув на свое отражение, я едва не выронила бинт. Мои волосы слабо сияли бордовым светом, который вдобавок менял оттенок, стоило провести по ним рукой. Можно подумать, что каждая моя прядь окрашена флуоресцентной краской!

Я встряхнула головой. Свечение не исчезло. Я выругалась. Не помогло. И что теперь?

Забившись в дальний угол, не просматривающийся из коридора, я раскрыла папку, рассудив: не можешь от чего-нибудь избавиться, – подожди. Возможно, само пройдет.

Подчиняя слова силы, я основательно выдохлась. Однако сейчас, напротив, была бодра и весела. Магия пьянила. Меня переполняла энергия, я с трудом могла усидеть на месте. Хотелось скакать, бегать, вообще заняться хоть чем-нибудь. Сосредоточившись, я взялась за бумаги.

В папке находились: отчет коронера, сводка из полицейских донесений, несколько записок, набросанных на скорую руку, и фотографии с места преступления. На первой – запечатлены два трупа, лежащие на асфальте: один – окоченевший, бледный и голый, другой представлял собой кровавое месиво. Я поискала крупное изображение растерзанного тела. Мертвец, раскинув конечности, лежал в куче окровавленного тряпья, которое когда-то было одеждой. Что-то проломило ему грудину, буквально вырвав ее. Ничего себе, силища! Из рваной раны торчали желтоватые обломки ребер, на их фоне темнело раздавленное сердце и пористые ошметки легких. Левая рука, выломанная из сустава, держалась на тонких ниточках сухожилий.