— Не ему. Лунным тварям. Принц — только расходный материал в их игре с Эстаархом, как и все мы. Что будет, если подменить два подлинника из трех?

Пожав широкими плечами, Авьел пробубнил:

— Да ничего! Останется третий в Эстаархе и наши копии.

— Копии можно отбросить, как самое несущественное. Наследнику Завоевателя нетрудно будет их найти и уничтожить. Ты слышал, что в Нертаиле сгорело дворцовое хранилище древностей? Я думал — случайность. Дарэйли вышел из Лабиринта на поверхность именно там. Теперь ясно, что пожар — не только заметание следов.

'Да бред какой-то!' — подумал Авьел. И не удержался:

— Но что эта подмена даст?

— Ну вот навскидку один из возможных ходов… Как только наш подлинник будет подменен, принц с подачи Линнерилла обвинит Эстаарх в подлоге!

Авьел расхохотался от невероятной глупости предположения, да так и замер с открытым ртом. А ведь лунные маги не зря слывут отцами лжи, они и не такие штуки проворачивали, и подобная наглость и беспринципность действий полностью в их стиле. Но каков Сьент! Даже одно то, что в его изощренном уме возникла такая темная комбинация, заставляет содрогнуться.

'Если его не убить сейчас, то потом, когда в его руки попадет Райтегор, будет поздно. Этот дарэйли не должен ему достаться ни в коем случае. Только не ему!' — лихорадочно думал иерарх.

— Возможно, наш принц будет утверждать, что нашел настоящий договор, и его текст совпадает с экземпляром Линнерилла, — невозмутимо продолжил Верховный. — И как отреагируют солнечные твари на откровенную клевету? Огнем и мечом! Их гнев уже ничто не остановит, никакие Врата, никакие договоры. Но пройти в Линнерилл они могут только через наш мир, что и было необходимо лунным тварям. Это, в общем-то, совсем простая провокация. И, если до сих пор линнери не провернули что-то подобное, то только потому, что у них не было рычага в нашем мире. Теперь есть.

— И что теперь? В-война высших? — заикаясь от ужаса, выдавил жрец.

— Война, друг мой Авьел, это слишком грубо, — криво усмехнулся Верховный. — Честную битву любят археты Эстаарха, но темные линнери обожают тайно подтачивать плод, пока он не свалится им в руки. Нам ли с тобой этого не знать? Смотри не в завтра, а в послезавтра. Стоит Эстаарху ворваться к нам, Линнерилл тут же, уже на полном основании, обвинит магов Эстаарха в незаконном вторжении.

— Как так? Но ведь линнери сами…

— А причем тут линнери? — поднял бровь Верховный. — Они будут белые и пушистые, вот увидишь. Они подадут это как провокацию Подлунного мира. Ах, мы тут и рядом не стояли, скажут они. Этот ничтожный однокрылый дарэйли, раб Гончаров, хотел поссорить крылатых высших, вот как они повернут дело. И в результате только наш мир окажется виновным и будет наказан, согласно подлинному договору. Подлинному! Что там написано, помнишь?

— Подлунный мир отойдет к Линнериллу, как пострадавшей стороне, и они высосут нас. И клочка не останется, даже пыли, — потрясенный Авьел дрожащей рукой отер пот со лба. — Так может, забрать подлинник у князя, да и дело с концом?

— Храмовики возмутятся. А где храмы — там Эстаарх. Если я ошибся в расчетах, то лучше не провоцировать высших лишними телодвижениями. Если не ошибся… Линнерил наверняка предусмотрел и это, у них на такой случай должен быть запасной вариант, который мы еще не просчитали. Попробуем для начала усилить охрану свитка и уничтожить Райтегора. Это первое. Второе: нам надо добиваться мира с узурпатором трона Нертаиля и даже пойти на переговоры с извечными конкурентами — западным Сферикалом и слугами Единого. Кончилось время для внутренних свар.

***

А в подвале того же дома дарэйли Мариэт плакала над растерзанным телом Ллуфа. Она сама уже почти иссякла, и бессильно опустила лоб на белую руку не приходившего в сознание юноши. Рука дрогнула.

Мариэт тут же вскинула голову.

— Не надо спасать меня, — шевельнулись бескровные губы Ллуфа.

Девушка счастливо улыбнулась, вытерла мокрую щеку испачканной ладонью, оставив розовые разводы:

— Жив! Ты будешь жить, милый Ллуф, клянусь тебе!

— Не надо. Не хочу. — с трудом прошептал он и снова потерял сознание.

Вот теперь рвение Мариэт, дарэйли жизни, уже ничто не могло остановить. Только истощение сил, каковое вскоре и наступило, и она свалилась тут же на ложе.

Очнулась девушка от тяжести, лежавшей на голове. Пошевелилась и услышала вздох. Ллуф снял с нее руку.

— Я хотел… но не смог, — прохрипел он.

— Что хотел?

— Убить.

Он отвернулся. Единственное, что не пострадало на его лице — ресницы. Правый глаз вытек, левый заплыл и едва блестел в багровой щелке.

— Но почему? — жалобно спросила Мариэт.