— Я ничего не понимаю.

— Поймешь.

— Что тебе нужно? У меня есть доступ в архивы. Там есть свитки…

Орн обернулся и взглянул на съежившегося человека. Он имел худое и бледное лицо ученого, и был облачен в широкополые бурые одеяния. В тенях неподалеку стояла пара стражей из подъемных платформ.

— Мне нужна твоя кровь или, вернее, ее память. Разыскать тебя было исключительно сложно. Так много записей, так много ложных путей и тупиков. — Орн улыбнулся. — Психический резонанс, — сказал он.

— Ч–что?

— Мы оставляем след в эфире, крошечный огонек наших душ, аниму, которой так жаждут вечно голодные иные. Он уникален, как отпечаток пальца. Твой же — особенно древний и редкий.

— Но я не вирд, — возразил мужчина.

— А ты бы понял сам, будь это так? Твоя древняя память погребена глубоко. Мне требовался… — Он замолчал, подыскивая слово. — Триггер, способ выманить ее наружу. Я сузил поиски до одного города, но найти то, что нужно, среди миллиардов? Я придумал лучший способ, чем рыться в пыльных архивах, и поручил сомнительному союзнику достать то, что мне требовалось. Триггер.

— Прошу… — поморщившись, произнес мужчина. — Что–то не так. У меня болит голова.

— Боюсь, от боли никуда не деться.

Глаза мужчины расширились, зрачки сузились.

— Я чувствую что–то… в голове.

— Да, это жестоко.

— В чем дело? Я спятил? Это все…

— Ты бодрствуешь, ты в своем уме, а голос, что ты слышишь, этот звериный голос, он очень, очень старый, и пробуждает твой психический резонанс.

Если мужчина о чем–то подумал, то маска нескрываемого ужаса это утаила.

Орн как будто ничего не замечал. Он указал на стоявший рядом стол, где лежала лекторум-библия и писчие инструменты мужчины.

— Переписчик, — пробормотал он, пролистав несколько страниц и без особого интереса пробежавшись взглядом по аккуратно выведенным именам. — Как исключительное и уникальное может пустить корни в обыденном и невзрачном?

— Прошу… — тонко прохрипел мужчина, — отпусти меня. Я не нарушал законов, я верный слуга Терры.

— Да, — сказал Орн, вновь переведя взгляд на мужчину, — да, так и есть. И ты послужишь еще. Возрадуйся, я дал тебе цель. Ты отдашь жизнь за Него, как когда–то Он отдал ее за тебя. Скажи мне, — продолжил Орн, когда его приспешники начали выводить человека из библиотеки, — ты слышал прежде о Сигиллитах?

Лишь когда мужчина обернулся и увидел клетку из черного железа, он начал кричать.

Город Воргантиан, Кобор, в свете Терры

Гедд сложилась пополам, опустив руки на колени и пытаясь сделать хоть вдох. Она почти не чувствовала холода. Стоило ей закрыть глаза, и образ выпотрошенного священника возвращался, поэтому она смотрела вдаль и старалась не впускать в себя тьму. Там, на складе, она нечто ощутила — присутствие, которое как будто одновременно было там и не там. Оно сохранялось, словно пропитавший одежду дым либо запах гнилого мяса. Оно увидело ее.

Ей хотелось кричать, вырвать себе глаза, будто это помогло бы забыть увиденное. Она почти представляла, как жуткая скульптура приходит в движение, вырывается из рамы и взмывает на рваных крыльях из плоти, а затем издает адский вопль, и она…

Гедд прикусила губу, и боль привела ее обратно в чувство.

Она увидела, как сквозь бурю, которая, казалось, только ухудшилась за проведенное ею на складе время, бредет неясная фигура. Она достала Утвердитель. В глазах плыло, однако ей удалось сжать пистолет достаточно крепко, чтобы прицелиться в грудь фигуры.

— Стоять, — сказала она, стараясь придать голосу хоть немного уверенности. — Миротворец. Я вооружена. Ни шагу дальше.

Фигура продолжала идти, пьяно пошатываясь и что–то невнятно бормоча. В ее неровной походке чувствовалась неправильность, а изо рта свисала длинная нить слюны.

— Предупреждаю.

Человек походил на отребье, замеченное ею ранее в дверях.

Он продолжал идти, как будто не слыша ее. Урсула выстрелила в землю, надеясь, что это выведет его из странного ступора, но человек даже не отреагировал. По ее подсчетам, он был уже в двадцати футах, снег залеплял ему лицо и одежду. За зубами начала усиливаться непонятная боль. Она поморщилась. Ей становилось хуже, и вряд ли приближение фигуры могло быть простым совпадением. Человек застонал, а затем закричал, откинув голову назад и сжав ладонями виски, изо рта и глаз посыпались крошечные молнии. Гедд выстрелила и скривилась, когда ей начало казаться, что у нее вот-вот лопнет череп. Пуля попала фигуре в плечо, взметнув дымку крови и клочки одежды. Она пошатнулась, но не остановилась. Молнии стали больше. Гедд чувствовала исходящий от них жар. Ее собственная боль становилась все сильнее. Неужели то же самое случилось с тем несчастным ублюдком, которого она с Клейном нашла на нижней трассе?

— Я сказала… стоять! — завопила она, и трижды выстрелила.

Она почти ничего не видела, но по тому, как фигура подкосилась и упала, поняла что, по крайней мере, одна из пуль попала в цель. По снегу растеклась темно-красная лужа.

— Прости… — прошептала Гедд и, бездыханная и напуганная, рухнула на колени. Грохот в голове стал ревущим, разрывающим нервы звоном, что не стих даже со смертью человека, якобы его вызвавшего. Она выронила оружие и прижала руки к ушам, рот открылся в бессловесном крике о помощи. Весь мир как будто пульсировал, и даже попытка держать глаза открытыми причиняла ей боль. С колен она повалилась на спину, желая, чтобы пульсирующая агония остановилась, но зная, что поделать ничего не может. Она свернулась калачиком и, стиснув зубы и сжав кулаки, забилась в судорогах.