Она была начальницей «зала отправлений», последнего пункта перед отправкой покойников семьям, и привыкла иметь дело с людьми, которые не в себе. Единственная танатопрактик-женщина Довера, та самая, что играла куклами Барби в похороны, собаку съела на обращении с упрямцами.

– Я желаю знать, кто ее одевал, – упрямо повторил Зиг.

Прежде чем Луиза успела ответить, он открыл защелки на передней и задней частях гроба. Он знал их расположение – звезды на флаге всегда приходились вровень с сердцем погибшего.

Щелк. Щелк.

– Твоя родственница? – спросила Луиза.

– Не родственница – друг семьи, – ответил Зиг, откидывая крышку.

Женщина с удостоверением Нолы, персонаж картины, пациентка Зига, над кем он старательно трудился прошлым вечером, лежала в гробу в идеальной молитвенной позе с умиротворением на лице. Прозрачный лист пластика предохранял синюю парадную форму в комплекте с белыми перчатками и черными носками от случайно осыпавшейся во время транспортировки косметики.

– Робби хорошо поработал, – сказала Луиза, хотя знала – когда дело касалось подготовки покойников к похоронам, Зигу невозможно было угодить.

Отодвинув пластик, Зиг осмотрел форму, нашивки и аксельбанты.

– Думаешь, мы не проверяли? – спросила Луиза.

В Довере каждый гроб проверяли по списку из двадцати шести пунктов. В список не входил контрольный осмотр покойного и дополнительные пункты, отдельный перечень которых Зиг составил для себя лично. Он присмотрелся к лицу Нолы – очень важно, чтобы его не испортили. Все родители хотят – Зиг тоже в свое время хотел – верить, что оно настоящее. Надо признать, косметика держалась как надо. Волосы в порядке. Вчера вечером Зиг вымыл их дважды. Как-то раз его предшественник подметил: «Первой волосы солдату моет мать, ты моешь их последним».

Зиг достал из кармана пятнадцатисантиметровую линейку, которую всегда держал при себе на работе. Измерил шов от плеча до верхнего края шеврона, обозначающего выслугу лет. Тринадцать сантиметров – порядок. Затем орденские планки на груди. Не более двух сантиметров между каждой – тоже порядок. Он даже приподнял полу мундира, чтобы убедиться, совпадает ли край пряжки брючного ремня с молнией на брюках и отворотом форменной блузы. Идеальная линия.

– Как вы познакомились, Зигги?

– Я же говорю, Нола – друг семьи. Такая же, как тот морской пехотинец, которого ты всегда видела в церкви в своем родном городе. Ты никому не позволила заниматься его телом. Чистила, бальзамировала, одевала – все сама делала, – напомнил Зиг, снимая ворсинку с плеча мундира, потом еще одну несколькими сантиметрами ниже. И еще одну, и еще – целых четырнадцать ворсинок. Кто-то другой бы их заметил? Не в том суть. Даже если труп отправляли на кремацию, Зиг всегда проверял, чтобы все было в идеальном порядке.

– Это мой груз, Лу. Не твой и не Робби, – продолжил Зиг. – К тому же она даже сутки у нас не пролежала. С каких пор мы стали так спешить, чтобы избавиться от клиента?

– Сюй приказала освободить место для шести новых погибших, которых доставили сегодня утром.

Объяснение имело смысл. И все-таки, когда Зиг повернулся к Луизе, женщина по-прежнему сидела за столом как приклеенная.

– С тобой все в порядке?

– Конечно. А что?

Зиг направился к ней, глядя на стол.

– Кто дал тебе мешок?

– Дал что?

– Мешок, – Зиг указал на целлофановый мешок, зажатый у Лу под мышкой. – Личные жетоны?

– Ах, эти? Недавно передали, – ответила Луиза, словно только сейчас о них вспомнила.

И действительно – в мешке обнаружились два видавших виды жетона с именем Нолы Браун.

Точно такие же пропали из комнаты личных вещей, были срезаны со шнурков на ботинках мнимой Нолы.

– Где ты их взяла?

– Их занесла полковник Сюй. Сказала, что доставили сегодня утром с остальными погибшими. Очевидно, их обнаружили на месте катастрофы. Сюй попросила передать жетоны семье.

Зиг в упор глянул на Луизу, та по-прежнему не покидала своего места. Он проработал с ней больше десяти лет. Луиза отличалась твердым характером. Однажды доставили молодую женщину, убитую офицером в Ираке. Закладывая вырезанные органы обратно и зашивая труп, Луиза заметила, что покойная была беременна. Перед таким заданием спасовали бы даже мужчины.

Кроме того, Лу слегка чокнутая, забавная. Вспомнить хотя бы историю о том, как она выбрала профессию. Ее подружка встречалась с гробовщиком, который без устали повторял, мол, «похоронные услуги не женское дело», из-за чего Луиза возомнила, что работа очень доходная. Профессия эта, разумеется, всегда была и во многом до сих пор остается не женским делом. Однако насколько хреново за нее платят, до Луизы дошло только после поступления в училище ритуальных услуг в Оклахоме.

Имелась ли у Луизы совесть? Несомненно. Всегда и во всем.

– Не надо на меня так смотреть, – проговорила она, наконец выходя из-за стола, по-прежнему не выпуская из рук мешок с личными жетонами. – Думаешь, я не знаю, почему Сюй так шустрит? Разве она упустит такой шанс подать реляцию в Белый дом и, если повезет, получить личную благодарность президента? Меня чуть не стошнило, когда я увидела ее на линейке сегодня утром.

Подойдя к соседнему столу, Луиза засунула мешок с жетонами в пластиковый пакет покрупнее, в котором уже лежали другие личные вещи, в том числе обожженные ботинки с перерезанными шнурками.