Маргарита Солнцева и Георгий Кайданников — настоящий Георгий Кайданников, а не Юрасик — остались наедине.

Как жадно Маргарита ждала этой минуты, как мечтала о ней — а в реальности их встреча поставила ее в тупик. Нынешняя выходка этого непредсказуемого человека превосходила все предыдущие. Она была самой шокирующей, самой жестокой. И если за прежние коленца ей хотелось отомстить, расплатиться той же монетой, расквитаться, то теперь, наоборот, охватило оцепенение.

На этот раз Львица даже не выпустила когтей, погрузившись в полную апатию.

К такой реакции и Георгий, видно, оказался не готов. Ждал бурной сцены, криков, обвинений, взрыва страстей. А перед ним стояла неподвижная, равнодушная женщина, причем равнодушие было на сей раз не показным.

Он сделал попытку оправдаться:

— Я украл тебя, потому что… Потому что не могу без тебя жить. Совсем не могу. Ни минуты.

Она не ответила.

— Я всегда хотел завоевать тебя, победить — и не мог. Ты вечно ускользала.

Вновь лишь молчание было ему ответом.

— Рита! Неужели ты не понимаешь, что я люблю тебя, и всегда любил, с первой встречи, с первого взгляда!

На этот раз она отозвалась — устало, обессиленно, без тени радости:

— Что-то новенькое в криминальной практике. Похититель объясняется в любви заложнице.

Он опустил голову:

— Кажется, я совершил непростительную глупость.

Она не сказала ни «да», ни «нет». Поинтересовалась только:

— Когда же принесут нашатырный спирт?

День разгорался — а Рита спала. Она отказалась от предложенного завтрака, только глотнула минеральной воды и отключилась прямо в кресле, в готической гостиной, пробормотав слабым голосом:

— Оставьте меня в покое, пожалуйста.

И ее оставили в покое.

Радужный свет из разноцветных витражей падал на ее лицо и руки, и рождалось ощущение, что оранжевый отблеск согревает, а зеленый — холодит. И щекочут, перемешиваясь, желтый с фиолетовым.

И еще какой-то луч непонятной природы пробегал по ее телу, тревожа и лаская.

Когда-то знакомые художники рассказали ей, что существует невидимый цвет под названием «мадженто». Он не улавливается глазным хрусталиком, но воздействует на сетчатку, да и на организм в целом. А главное — он проникает в человеческую душу.

— Ну какой же он, какой? — допытывалась она.

— Словами не опишешь. Он есть у цветущего персика и цветущего граната. И еще — его излучает королевская мантия.

— Розово-оранжевый? Пурпурный? Красно-кирпичный? Какой?

— И то, и другое, и третье. Вернее — вокруг и того, и другого, и третьего. Как ореол, как аура.

— Посмотреть бы…

— На него долго смотреть опасно. Это цвет царственности и величия. Кто живет среди этих оттенков продолжительное время — начинает мнить себя выдающейся личностью. Избранным.

— Вот и хорошо, — сказала она тогда. — Избранные не стали бы мелочиться. Были бы цельными. И совершали крупные поступки. Мне нравится цвет мадженто!

Теперь, сквозь сон, она ощущала, как невидимый, но желанный мадженто — цвет лепестков персика и королевской мантии — просачивается сквозь витражи и скользит по ее коже. И она, Маргарита Солнцева, становится цельной, становится самой собой. Львицей. Королевой.

А ведь едва не раздробилась на куски в последнее время, едва не растерялась перед житейскими проблемами, едва не рассыпалась, как серая крупа-перловка, под натиском непредвиденных событий.

Едва не стала несчастной.

Потому что для Маргариты оказаться мелкой и обыкновенной означало отречься от себя.

Опасный цвет мадженто. Целительный мадженто. Совершенно необходимый для жизни цвет.

Он превращал женщину — в Женщину. Он возносил ее на пьедестал.

Но исходило это излучение вовсе не от готических витражей.

Так действовал на Маргариту направленный на нее взгляд Георгия.

Восхищенный и любящий.

Ее не посетили сны. Она, измученная и равнодушная, еще сама не понимала, что отныне самые прекрасные сновидения начинают претворяться в реальность.

…Проснулась Рита не в сыром затхлом подвале и не в камере пыток, хотя в помещении и звучала нежная музыка Генделя.

А где же?

Не в том кресле, в котором задремала.

И не у себя дома.

Или все-таки у себя?

Как странно. Комната вроде бы чужая, но… почему на окнах легкие голубые занавески, точно из такой же ткани, какую она сама недавно выбирала в драпировочном ателье?

Занавески колышутся под ветерком, как небесные паруса. Но за ними приоткрываются не шумозащитные рамы, а резные ставни, распахнутые створками наружу, прямо в сосновый бор.