– Спасибо. Я позавтракал в отеле яичницей с беконом и теперь страдаю от жажды.

– Хотите мой фирменный коктейль? Вы не против "кампари"?

– Из ваших рук, графиня, я принял бы даже яд.

Они рассмеялись. Сид с облегчением опустился в удобное кресло. Арчи не ошибся: Снежина была и осталась милейшей женщиной.

– Вы не пробовали играть на сцене?
– Поставив на столик бокалы для себя и гостя, графиня села напротив.

– Пробовал. Получилось скверно. Я вообще многое пробовал - и рисовал, и пел. Даже танцевал...
– Сид поморщился.
– Противные воспоминания.

– Я думала, вам свело челюсть от моего коктейля... В вашем возрасте не может быть противных воспоминаний. Тяжелых, - допустим. Лишь потеря близких может ранить нас, пока мы юны. Все остальное, причинившее боль, стоит поскорее выкинуть из головы. Поверьте, настоящие бури ещё впереди.

Сидней поднял на неё злые глаза, борясь с искушением. Его так и подмывало выпалить этой благополучной, холеной даме: "А если бы ты осиротела в семь, если тебя подставлял собственный дядя, а человек, спасший от самоубийства, пытался изнасиловать?.. Это тоже не стоит считать мерзкими воспоминаниями? И так легко выкинуть из головы?" Но он промолчал, стиснув зубы. Заметив это, Снежина поспешила исправить оплошность.

– Простите, Сидней... Кажется, я влезла, куда не следует. У меня была лишь одна тяжелая потеря - я овдовела очень рано. Но вскоре судьба засыпала меня подарками. Как видите - жаловаться мне грех. Софи - славная девочка. У меня любящий, совершенно безупречный муж, давший мне титул и состояние, и сын-школьник. Голубоглазый неженка, плачущий от оцарапанного пальца.

– Зато Софи - сорви-голова.

– Вы заметили? Это хорошее качество на взгляд современного юноши? Ведь вам не больше двадцати трех?

– Двадцать четыре...
– Сид вспомнил о сочиненной Арчи "легенде". Вернувшись из России в 72-м, отец вскоре женился и родился я. Дело в том... В Крыму произошел крупный скандал, был убит большой партийный шеф... У отца - ведь он был журналистом, - сломалась вся карьера. Русские обвинили его в диверсии, в шпионаже...
– Сид достал письмо и коробку с сувениром.
– Но, клянусь, графиня, он до сих пор с восхищением вспоминает о вас... Если б вы слышали, как отец говорит о тех днях...

Графиня пробежала письмо, открыла коробку и рассмеялась:

– Мило, очень мило! Русский сувенир... Господи, ведь это было словно в другом веке... СССР, Берлинская стена, мы пели гимны и бичевали нравы капиталистов... Только ведь ничего не было, Сидней. У нас с Арчи ничего не было. Уже в те времена я была безумно влюблена в своего будущего мужа. Мирчо был старше меня на целую четверть века. Мне нравились зрелые, умные, солидные мужчины... Как вам кажется, это может передаться по наследству? Мы так похожи с Софи...

– Чрезвычайно! Будто сестры... И вам, конечно, известно, что ваша дочь имеет кучу поклонников.

– Это ещё откуда такие сведения?

– Вы спросили мнение представителя нового поколения. Я его высказал. За такими девушками обычно ходит целый хвост. Но... вы говорили, графиня, о любви...

– Снежина... Вам не трудно выговорить это имя?

– Напротив - приятно. Кажется, что за окнами гудит метель.
– Сида несла волна импровизации.Его считали артистичной натурой, умеющей подстраиваться к обстоятельствам. Элегантный дорогой костюм, галстук, вся атмосфера замка заставляла парня держаться с особой галантностью. Он ни за что не смог бы изъясняться столь выспренно, будучи одетым в потертые джинсы. Кроме того, было нечто подлинно-утонченное в самой хозяйке замка. Желая ей понравиться, Сид интуитивно настраиваясь на необходимую интонацию.

– Я бы написал ваш портрет в серебристых тонах. Да, в серебристых. Но непременно - озаренную розовым солнцем. Бывают такие часы на рассвете или вечером, когда по небу разливается алый закат...
– Сид внезапно смутился. Обыно он легче врал, чем откровенничал. Но сейчас у него вырвалась правда женщину словно озаряли теплые лучи. Сид живо представил, как должен выглядеть её портрет. И тут же мысленно поправил себя: прекрасный облик, съедаемый мерзкими червями. Увы, он знал истинную цену хозяев жизни. Дерьмее дерьма.

– Вы мне нравитесь!
– Снежина решительно хлопнула в ладоши.
– Я покажу вам свои картины, оранжереи и... И наверно, спою. Рисованию и пению меня учили итальянцы.

– Мой дядя в Милане читает лекции в Академии художеств. Он скульптор и живописец. Джузеппе Амирато.

– Боже, как тесен мир! У меня есть "Пьета" его работы. Снежина насупила брови, выстраивая мгновенный план.
– Вы остаетесь на ужин. Никаких отказов.

– Не откажусь. Я путешествую почти бесцельно.