Шрифт:
За те несколько секунд, что Глэдис приходила в себя после падения, в коридоре внезапно стало очень тесно и шумно. Услышав знакомые ей крики: — «Не двигаться! Лицом вниз!
Руки за голову!» — она философски подумала, что на улице это было бы куда мокрее и противнее, как вдруг увидела нечто, заставившее ее забыть обо всем…
На полу, тут и там, валялись алмазы! Очевидно, при падении они высыпались из кармана брюнета и раскатились по всему коридору. Глэдис шевельнулась, намереваясь выползти из-под чего-то тяжелого, навалившегося на нее сверху, и подобрать несколько штучек — алмазы все-таки! — но ей не дали этого сделать.
Тяжесть, давившая на спину, внезапно исчезла, и кто-то осторожно дотронулся до ее плеча.
— Мисс Делано?
Голос был вежливым, и Глэдис решила, что уже можно вставать, как вдруг раздался топот, неведомая сила подхватила ее — к сожалению, опять за костюм — и вознесла вверх.
— Ты?! Ты?! — орал Джек, тряся ее за плечи. Глэдис никогда не видела его таким возбужденным. Чего это с ним? Может, что-то не так? Даже зубочистку потерял…
Она огляделась. В коридоре набилось полно народу — десятка два мужчин, одетых весьма разнообразно, от черных мешковатых комбинезонов до элегантных костюмов с галстуками. Никого знакомого видно не было, кроме блондинки и брюнета, стоявших лицом к стене с руками, заложенными за голову.
Джек тяжело дышал и смотрел на нее оторопелым взглядом, но трясти, наконец, перестал.
— Ты мне штучку сломанную подсунул! Она не звонила! — возмущенно заявила Глэдис.
Как ни странно, это вызвало у Джека новый приступ. Схватив ее за плечи и тряся так, что голова моталась из стороны в сторону, он дико заорал:
— Штучку?!!! Дура безмозглая! Куда одна поперлась?! Тебя же убить могли, идиотка!
Это он ей? При всех?!
И тут произошла трагедия… Внезапно раздался треск, и Глэдис отлетела к стене, больно ударившись об нее, а лацкан ее любимого синего костюма остался в руках Джека!!!
На несколько мгновений в коридоре наступило молчание. Джек, очевидно сам испугавшись содеянного, стоял, открыв рот и тупо глядя на кусок синей ткани, зажатый в руке. Окружающие, обернувшиеся на его рев, замерли.
Глэдис забыла все правила поведения настоящей леди. Слова нашлись сами, и много!
— Идиот! Мудак! Бабник! Горилла техасская! Видеть тебя больше не хочу, сволочь! Пусти! Хватит с меня, сама подам на развод, и все!
С этим последним словом она выхватила у него из рук лацкан и от избытка чувств ударила его кулаком в живот. Удар получился неожиданно удачным — Глэдис не учла разницы в росте и попала несколько ниже, в то самое место, в которое истинная леди должна стукнуть коленом неджентльмена, чтобы избежать его излишнего внимания в некоторых ситуациях.
Джек издал какой-то сиплый звук и начал медленно багроветь и сгибаться вперед. Но Глэдис было уже все равно — она отвернулась от него и, гордо вскинув голову, захромала по коридору, разыскивая глазами куда-то запропастившуюся левую туфлю. Подобрав ее в углу, вытряхнула оттуда парочку случайно завалявшихся алмазов, обулась и пошла дальше уже нормально.
Остановившись около вошедшего в коридор Финка, она громко наябедничала:
— А этот ваш… мистер Четтерсон приставал ко мне с сексуальными домогательствами! Каждую ночь! Вот!
Обернувшись, смерила Джека презрительным взглядом и исчезла за поворотом.
Появившийся из противоположного конца коридора Симпсон сиял от радости. Он быстро осмотрелся, отдал ряд распоряжений — по большей части никому не нужных — и почти подбежал к Четтерсону, не заметив, что тот согнулся вперед и выглядит угрюмым и молчаливым.
— Поздравляю, Четтерсон! Я уже, признаться, не верил! Но как ловко она ему не дала выхватить оружие! Ведь из-за нее без единого выстрела обошлось! Вы были несправедливы к своей жене! Она просто гениальная женщина!
От восторга по поводу удачно проведенной операции на него напала словоохотливость, он готов был облобызать весь мир.
Согнувшийся вперед Четтерсон внезапно издал странный хрип и плечи его затряслись.
— Что это с ним? Он ранен? — испуганно спросил Симпсон у подошедшего Финка.
— Не совсем, — фыркнул Финк, — просто эта гениальная женщина ему только что по яйцам врезала.
— За что?
— За несправедливость!
Звуки, издаваемые Четтерсоном, все больше напоминали сдавленный хохот. Он медленно выпрямился, все еще морщась от боли, но не в силах удержаться от смеха.
— Сэр, вы, кажется, обещали мне две недели отпуска, как только мы покончим с этим делом?
— Четтерсон, но это же не всерьез тогда было!
— Сэр, сейчас это вполне всерьез — у меня действительно есть личные планы!
Симпсон понял, что в этом споре он лишний, отошел к своим сотрудникам и отдал распоряжение увести арестованных.
Ему уже доложили, что у служебного входа в аэропорт толчется несколько репортеров уголовной хроники, поэтому он наскоро причесался, принял деловито-победоносный вид и сам возглавил процессию.