Андрей Степанович был крайне консервативен в вопросе традиции «отпивания» дела. Всегда одни и те же люди - старые друзья отца. Два святых гуру, бывший судья и прокурор, Иосиф Абрамович и Владимир Евсеевич. Старость сделала их высушенными и карикатурными. Они были даже неподобающе худыми для столь важной профессии (всему виной недоедание харчей при советской власти).

– Что-то ты какой-то убитый, сынок.

– Да нет, Иосиф Абрамович, это так, просто…

– Эмоции в судопроизводстве - признак непрофессионализма… - лукаво произнес Владимир Евсеевич. – Романо-германская система - закон превыше всего!

Андрей Степанович опрокинул в пасть еще одну стопку.

– Вот, правильно, - подбадривал Иосиф Абрамович. – А про учителя забудь. Невиновных ни в чем нет! Даже если он не виноват в этом деле, он повинен в чём-то другом. Может, он бьет жену, распространяет экстремистскую литературу, не платит штрафы ГИБДД…

«Это на автобусе разъезжая-то»

– Зато другим неповадно будет, если кто-то захочет лишний раз приударить за какой-нибудь Лолиточкой, - поддержал Владимир Евсеевич. – Предупредительная функция закона!
–  сказал опытный юрист и поглотил в себя содержимое рюмки в унисон с коллегой по службе.

Андрей Степанович воодушевленно ухмыльнулся и добил вину еще одной рюмкой.

Стопки гремели долго.

– Вам конверт передали, - робко сказал официант, когда высокоуважаемый судья уже был в нужных для притупления ощущения опасности кондициях.

– От кого?

– Мужчина не представился.

– Оставь это на потом, Степаныч, - убедительно предложил Владимир Евсеевич.

– Наверное, что-то по работе, - кивнул судья и отложил письмо в карман.

За блюдом шло блюдо, за часом час, за бутылкой бутылка. Андрей Степанович был в том состоянии, когда уже застольные вопросы морали, долга, жизни, семьи и даже политики, - всё было совершенно по боку.

– Ладно, Степаныч, мы пойдем, уже два часа ночи, гостей нет, пора и нам отчаливать. Водитель заждался.

И действительно. Вокруг были лишь недовольные официанты, убирающие большой изысканный зал. Стихла музыка, погашен основной свет. Мрачная атмосфера увядания.

– А мой пес будет ждать, пока я не прикажу! Аууууу. – спародировал собаку судья.
–  Прикажу лежать – ляжет, скажу «фу!» - отстанет. Все жестко!
–  расхохотался Андрей Степанович на весь ресторан. Ржач не остановил и тот факт, что бронзовым гуру было даже не забавно с его «шутки».

Коллеги пожали руки и разошлись, оставив судью один на один с ватностью членов и темнотой сознания.

Подошедший поставить стулья юноша официант. Уже без униформы он стал ставить стулья за ушедшими гостями ножками вверх, будто конструируя ловушки. В этот момент лавкрафтовские глубины разума Андрея Степановича изрыгнули воспоминание о таинственном письме.

Андрей Степанович вскрыл конверт и попробовал сконцентрировать взгляд на таинственной единственной строчке. Тщетно. Буквы с бешеной скоростью скрещивались одна с другой в бессвязные слова, отчего судью замутило.

– Парниша, присядь-ка, нужна помощь!

Официант смерил судью грозным взглядом разноцветных глаз. С его статной внешностью пьяные гости наверняка не редко предлагали ему интим, и он был готов сразиться с предложением вновь.

– Не боись, я не кусаю молоденьких мальчиков. Я заплачу тебе пять тысяч рублей, если ты прочитаешь и доведешь меня до машины. Иначе я тут все заблюю и пизд…

Действительно заблюет. Судья сдержал возможность запачкать свою броню ужином и передал конверт официанту, один глаз которого был ярко-зеленый, а другой лазурно-голубой. Несмотря на то, что разум Андрея Степановича был оглушен и ослеплен, а чувство прекрасного атрофировалось еще в университете, он был заворожен такой необычной особенностью.

– Как зовут тебя?

– Даня, - с недовольством бросил парень.

– Ну, Данила, читай.

– Я Даниил, - поправил судью парень.

– Правда никому не нужна, малой, - затянул философскую песнь Андрей Степанович, потрясывая покрасневшими щеками и подбородками. – Уже давно. Все ведутся на сказки, на белиберду! Если проще по-вашески: на хуйню! Людям нужно только жрать и пялиться в экраны, в игрушки играть! Стадо оно и есть стадо. Овцы! Поблеют и обратно уползут куда. Посмотри на мать нашу природу! Волк свободен от того, что жрет всех слабых! А посему - наебать как можно больше холопов – вот, что главное! – судья достал из кошелька красную пятитысячную гладкую купюру и стал трясти ей в воздухе, параллельно разбрызгивая слюну. – Бабки! Вот они - мои боги! Сука! Деньги! Бабло-о-о! Мои зубы и кости. Героев нет, все сожраны. Ни одного волкодава! Вместе с ними и все идеалы давно в трухе, мальчик. Бояться нечего! Сегодня можно купить всё, что хочешь. Счастье, любовь, здоровье! Пусть не пиздят нищеброды, что не в деньгах счастье! Бери и потребляй все вообще бля! Телки, кокаин, бухло! В этом суть счастья. Жрать, покупать занавески и ебаться! Послушай завет старших, Данила, чтобы оказаться по итогу на стороне умных. Иди по протоптанной дороге и постарайся унести как можно больше бабла! Живи в кайф, на других похуй вообще! – от пламенной речи у судьи закружилась голова, стоило бы ускорить процесс: - А теперь читай!

Даниил пропустил сквозь себя слова судьи и стал читать монотонным голосом: «Феникс сожжет врагов красоты. Рабы блядства, солнце ваше иссякло. Ты следующий, слуга и раб Мировой Совы»

Ничего не понятно, но пробрало до самых поджилок. Слова нашли некий потусторонний отклик в голове матерого судьи. Ему, конечно, за всю карьеру приходили анонимные угрозы, но все они имели под собой конкретику. Какой-то определенный шантаж или призыв что-то не делать. А здесь просто какой-то бред. Хуйня какая-то, если честно. Но как это странно…