САРА. Я умерла. И на мгновение, перед самой смертью, поняла, почему секс так похож на умирание. Ибо есть рождение, которое боль и забытье, и есть смерть, которая агония, и освобождение, и великая тьма воспоминаний, а есть и момент соединения, экстаз, заключенный между ними, в равной степени состоящий из первого и второй, поскольку нет рождения без смерти и нет смерти без рождения. Вот почему момент слияния мужчины и женщины в идеальном совокуплении и есть нечто святое.

НИКОЛЬ. И когда белоснежное тело младшей сестры вытащили из воды и положили на берег, все восторгались ее красотой, такой ослепительно прекрасной выглядела она, но она утонула. По плотине у мельницы в Биннори проходил менестрель, увидел ее очаровательное белокожее лицо и прекрасное тело, и даже уйдя в далекие края, не забыл увиденного в Биннори. После долгих странствий вернулся, и остались от нее к тому времени только кости и золотистые волосы, вот он и смастерил арфу из ребра и волос.

САРА. Моя сестра как-то разбудила его, и он был достаточно трезв, чтобы одеться и отвезти ее домой. Она сказала ему, что я встретила у озера какого-то молодого человека и ушла с ним поплавать. Но, подъехав к дому, внезапно поняла, что видеть не может своего любовника, отослала его прочь, а сама разделась, включила душ, встала под струю воды и плакала-плакала- плакала. Потом, мокрая и голая, забралась в постель, где плакала и дрожала, пока не заснула.

НИКОЛЬ. От мельничной плотины в Биннори менестрель поднялся по склону холма к замку, в котором жила старшая сестра, положил сделанную им арфу на каменный стол в зале, и она запела.

САРА. По озеру плавала небольшая лодка: какая-то парочка решила заняться любовью на воде под лунным светом. Мою сестру они не видели, как и она – их, но услышали мои крики, молодой человек нырнул, благо там было неглубоко, и нашел меня на дне, среди водорослей. Вытащил на поверхность, каким-то образом они оживили меня и переправили на другой берег. Хотели отвезти в больницу, но я отказалась, поэтому они завернули меня в одеяло и отвезли домой.

НИКОЛЬ. И от пения арфы старшую сестру начала бить дрожь.

САРА. В доме не светилось ни одного окна, но оказалось, что дверь не заперта, поэтому я вошла. В душе текла вода, но моей сестры там не было. Я заглянула в ее спальню, увидела, что она спит, свернувшись калачиком, мне стала так ее жалко, я очень устала, стыдилась того, что проделала на берегу, меня печалило это мое стремление отбить у нее парня, я понимала, как сильно ее обидела, раз она так поступила со мной, и я ее простила, захотела сказать ей, что все теперь хорошо, и заползла к ней под одеяло, как в детстве, и обняла ее холодное, как лед, дрожащее тело, и прижала к себе.

НИКОЛЬ. И старшая сестра почувствовала, как ее коснулись ледяные руки.

САРА. Моя сестра повернулась в полусне, возможно, представляя себе, что бойфренд вернулся и обнимает ее, и придвинулась ко мне в темноте, и поцеловала в губы, как мы делали маленькими девочками, пытаясь понять, каково это, целоваться с парнем, а потом ее глаза открылись, в лунном свете она увидела, что это я, и начала кричать. Кричала, кричала и кричала, убежала в ванную, где из душа текла ледяная вода, забилась в душевую, продолжая кричать. Не замолчала, даже когда я выключила воду и накинула что-то на нее. Мне пришлось вызвать «скорую», они забрали ее в окружную психушку, и она до сих пор там.

НИКОЛЬ. И арфа пела, что вот сидит мой отец, король, Биннори, о Биннори, и вот сидит моя мать, королева, Биннори, о Биннори, и вот сидит мой возлюбленный, который так и не познал меня, Биннори, о Биннори, а вот сидит моя сестра, которая столь жестоко утопила меня у мельничной плотины. И струны арфы лопнули, и она сломалась, и более уже никогда не пела.

Ночь. Полнолунье. Хозяйка, которая слегка не в себе. Муж-алкоголик, которому можно внушить все, что угодно, к примеру, что жену ему подменили эльфы, и служанка, у которой, возможно, есть свои виды на дом. Вот и рассказывает она мужу легенду о том, что если в ночь полнолунья сжечь эльфийку на костре, но из пепла возродится та самая женщина, которую подменили.

ЛУННЫЙ СВЕТ

ДЖАНЕТ – служанка

МЭЙ – ее молодая хозяйка

ПУЛ – муж МЭЙ

Три деревянных стула стоят полукругом. Актеры сидят на них лицом к залу. Их освещает огонь в невидимом камине. Вокруг темнота.

(МЭЙ и ДЖАНЕТ сидят лицом к залу, смотрят в невидимый камин. Вокруг темнота).

ДЖАНЕТ. Это так приятно, сидеть и смотреть на огонь в холодную ночь. И она такая красивая в отсвете огня, хотя и странная. Ее муж пьет в курятнике. Он пьяница, но у него добрые глаза, сильные руки и пахнет от него табаком моего отца. Я сидела с ней, смотрела на огонь, полная луна заглядывала к нам в окно, а потом она заговорила со мной.

МЭЙ. Поделиться с тобой секретом, Джанет?

ДЖАНЕТ. Если хотите.

МЭЙ. Только ни слова моему мужу. Он очень встревожится. Мой муж – хороший человек, но во многом такой простак, а суеверен, как старая торговка рыбой. Он не сомневается, что кур нужно сажать на яйца только во время прилива, но не в пятницу, а не то кур пожрут дикие звери, и пеструшку необходимо сажать на нечетное число яиц, лучше на тринадцать, чуть хуже – на одиннадцать, но никак не на двенадцать, и я слышала, как он говорил, когда выпивал в курятнике, что в полнолунье приходят эльфы, чтобы украсть его яйца. Он простак, но он хороший, и когда-то я любила его до беспамятства, как он любит меня. Ты поклянешься, что ничего ему не скажешь?