Шрифт:
Например, в неофициальном переводе постановления Европейского Суда по делу «Бурдов против России» указывалось: «Суд вновь напоминает, что «требование» может пониматься как «собственность» по смыслу статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции в случае, если в достаточной мере установлено, что оно может быть юридически реализовано» [59] . В переводах более поздних постановлений Европейского Суда также встречаются указания на то, «что «требование» (а в некоторых переводах «исковое требование». – М.Р.) может пониматься как «собственность» по смыслу статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции» [60] .
59
Постановление Европейского Суда от 07.05.2002 по делу «Бурдов против России» (Burdovv. Russia; № 59498/00) (СПС «КонсультантПлюс»).
60
См., например, постановления Европейского Суда от 23.10.2003 по делу «Тимофеев против России» (Timofeyev v. Russia; № 58263/00); от 18.11.2004 по делу «Вассерман против России» (Wasserman у. Russia; № 15021/02); от 24.02.2005 по делу «Макарова против России» (Makarova v. Russia; № 7023/03); от 24.02.2005 по делу «Плотниковы против России» (Plotnikovy v. Russia; № 43883/02); от 30.06.2005 по делу «Тетерины против России» (Teteriny v. Russia; № 11931/03); от 07.07.2005 по делу «Малиновский против России» (Malinovskiy v. Russia; № 41302/02); от 07.07.2005 по делу «Шпаковский против России» (Shpakovskiy v. Russia; № 41307/02); от 12.07.2005 по делу «Солодюк против России» (Solodyuk v. Russia; № 67099/01) и др. (СПС «КонсультантПлюс»). Более ранние переводы некоторых из названных постановлений содержали ссылки на то, «что «исковое требование»… может составлять «собственность» по смыслу статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции».
Является очевидным, что такой перевод препятствует пониманию действительной сущности сформулированного Европейским Судом заключения. И в самом деле, многие практикующие юристы трактовали процитированное положение как предусматривающее право собственности на иск, право собственности на судебное решение и проч.
Впрочем, не только практики, но и отечественные теоретики, опираясь на неточный перевод, в начале века предпринимали попытки «сгенерировать» новые правовые концепции.
Бесспорно, можно поддержать следующее утверждение Л. Лапача: «Практикой Европейского Суда по правам человека выработано довольно емкое понятие «имущество», которое получило широкое применение. В частности, в некоторых случаях Суд высказывал мнение о том, что термин «имущество» относится ко всем закрепленным правам, которые способен доказать заявитель…» [61] . Однако дальше он пишет о том, что «закрепленное в Конвенции экономическое право личности на имущество определяется как «право собственности» в широком смысле» [62] и заключает: «Таким образом, исходя из сложившейся практики Европейского Суда по правам человека, можно сделать вывод, что в собственности лица может находиться любое имущество, как выраженное в материальной форме (вещи), так и представляющее собой права на вещи и обязательственные права требования с распространением на них проприетарного режима. Собственность лица способна формироваться и за счет нереализованных требований, если в достаточной мере установлено, что оно может быть юридически реализовано» [63] .
61
Лапан Л. Понятие «имущество» в российском праве и в Конвенции о защите прав человека и основных свобод // Российская юстиция. 2003. № 1 (СПС «КонсультантПлюс»).
62
Там же.
63
Там же.
Еще дальше попытался развить эту позицию В.В. Старженецкий: «…категория права собственности в ЕКПЧ (Конвенции по правам человека. – М.А.) имеет автономное значение, которое может не совпадать с тем, которое принято в национальных правовых системах… Таким образом, на международном уровне действует особое, независимое от внутринациональной интерпретации, понятие права собственности» [64] .
С учетом сказанного, думается, необходимо исключить использование слова «собственность» для обозначения имущества, что позволит избавится от балласта в корне неправильных правовых конструкций, которых сегодня, к сожалению, достаточно [65] .
64
Старженецкий В.В. Россия и Совет Европы: право собственности. М., 2004. С. 46.
65
В связи с этим нельзя не вспомнить и отечественный ГК РФ, в котором в качестве принципа гражданского права названа «неприкосновенность собственности», тогда как речь, по всей видимости, должна идти о «неприкосновенности имущества». Но особый интерес вызывает гл. 16 ГК РФ «Общая собственность», в рамках которой слово «собственность» подменяет и «право собственности», и «имущество», что создает весьма причудливые формулировки.
Справившись с «трудностями перевода» (в условиях неверного использования слова «собственность») [66] отечественные юристы сегодня исходят из того, что Европейским Судом разработана весьма новаторская концепция имущества [67] , в которой обобщены передовые тенденции, иногда только намечающиеся в национальных правовых системах европейских стран. Следование этой концепции позволяет Европейскому Суду распространить положения ст. 1 Протокола № 1 на все активы, обладающие экономической ценностью (включая те, которые прямо не признаются объектами гражданских прав в большинстве национальных правовых систем). Именно об этой концепции упоминается, например, в постановлении Европейского Суда по делу «Васильев и Ковтун против России» [68] (перевод О.Л. Ветровой): «Концепция «имущества», отраженная в первом абзаце статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции, имеет автономное значение, которое не ограничивается правом собственности в отношении материальных вещей и не зависит от формальной классификации по национальному законодательству: некоторые иные права и интересы, представляющие собой активы, могут также рассматриваться как «имущественные права» и, следовательно, как «имущество» по смыслу данного положения. В каждом деле необходимо исследовать вопрос о том, был ли заявитель наделен при обстоятельствах дела, взятых в целом, титулом на действительный интерес, защищенный статьей 1 Протокола № 1 к Конвенции» [69] .
66
Хотя это удается не всем. Например, Е.А. Ершова, запутавшись в терминах «право собственности», «имущество», «собственность», затрудняется в определении сущности гудвилл: «В соответствии с наиболее распространенной точкой зрения гудвилл входит в состав активов, а следовательно, является объектом права собственности, способным к переходу от одного собственника к другому. Будем считать, что ключевым здесь является слово «собственность»… В любом случае либо в качестве части бизнеса, либо в качестве объекта, принадлежащего всему бизнесу в целом, гудвилл должен рассматриваться как единое целое и как собственность бизнеса» (Ершова Е.Л. Гудвилл: основные проблемы и противоречия. С. 251–252).
67
Впрочем, встречаются и работы, авторы которых по старинке ссылаются на то, что «концепция «собственности» в ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции имеет автономное содержание, которое определенно не ограничивается правом собственности на физические вещи: некоторые другие права и выгоды, образующие имущество, могут быть также рассмотрены как «права собственности» и, таким образом, как «собственность» для целей указанного положения» (Сагдеева JI.B. Право на защиту собственности в актах Европейского Суда (СПС «КонсультантПлюс»). См. также критику данной работы: Михайлов С.В. Рецензия на книгу Л.В. Сагдеевой «Право на защиту собственности в актах Европейского Суда по правам человека» // Российский ежегодник Европейской конвенции по правам человека. № 1 (2015): Европейская конвенция: новые «старые» права. М., 2015. С. 427–431.
68
Постановление Европейского Суда от 13.12.2011 по делу «Васильев и Ковтун против России» (Vasilyev and Kovtun v. Russia; № 13703/04) (СПС «КонсультантПлюс»).
69
СПС «КонсультантПлюс».
Исходя из даваемой Европейским Судом широкой трактовки понятия «имущество» [70] , можно говорить о том, что на сегодняшний день под это понятие подпадают не только материальные объекты, находящиеся во владении гражданина или юридического лица (движимое и недвижимое имущество, документарные ценные бумаги, деньги и проч.), но также и:
– права требования, возникшие из договора или деликта (см., например, дела «АО «Прессос Компания Навьера» и другие против Бельгии» (Pressos Compania Naviera S.A. and others v. Belgium, № 17849/91) «Носов против России» (Nosov v. Russia, № 30877/02), «Герасимова против России» (Gerasimova v. Russia, № 24669/02) и «Компания «Регент» против Украины» (Regent Company v. Ukraine, № 773/03);
70
В соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ Конвенция по правам человека является составной частью правовой системы Российской Федерации, причем, если она предусматривает иные правила, нежели предусмотрены отечественным законом, применению подлежат правила Конвенции. В силу п. 2 ст. 7 ГК РФ Конвенция по правам человека применяется к отношениям, регулируемым Кодексом, непосредственно. При этом правоположения, формулируемые Европейским Судом по вопросам применения Конвенции по правам человека и Протоколов к ней, подлежат исполнению государствами – участниками Конвенции с тем, чтобы исключить возможность нарушений Конвенции, которые уже были предметом рассмотрения Суда. Следовательно, эти правоположения должны учитываться государством – участником Конвенции даже и в тех случаях, когда окончательное постановление Европейского Суда было принято по делу против другого государства (см. об этом абз. 2 п. 2 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 27.06. 2013 № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней»).
– будущие доходы, если они реальны и подтверждены (см., например, дела «Венденбург и другие против Германии» (Wendenburg and others v. Germany, № 71630/01), «Компания «Анхойзер-Буш Инк» против Португалии» (Anheuser-Busch Inc. v. Portugal, № 73049/01);
– право на заключение и продление договора (см., например, дело «Стретч против Соединенного Королевства» (Stretch v. the United Kingdom, № 44277/98);
– лицензии и разрешения на осуществление коммерческой деятельности и частной практики (см., например, «Компания «Мегадат. ком СРЛ» против Молдовы» (Megadat. сот SRL v. Moldova, № 21151/04), «Компания «Бимер С.А.» против Молдовы» (Bimer S.A. v. Moldova, № 15084/03), «Компания «Розенцвейг энд Бондед Вэрхаусес Лтд» против Польши» (Rosenzweig and Bonded Warehouses Ltd v. Poland, № 51728/99);
– права на объекты интеллектуальных прав (интеллектуальная собственность) (дело «Компания «Анхойзер-Буш Инк» против Португалии» (Anheuser-Busch Inc. v. Portugal, № 73049/01) и др.
Для целей настоящей работы важность представляет то, что Европейский Суд стабильно распространяет положения ст. 1 Протокола № 1 к Конвенции по правам человека, защищающей право на имущество, на гудвилл (см. дела «Ван Марле и другие против Нидерландов» (Van Marie and Others v. Netherlands, № 8543/79), «Бузеску против Румынии» (Buzescu v. Romania, № 61302/00), включающий, как известно, в качестве одной из составляющих репутацию. Вследствие сказанного есть все основания рассматривать репутацию в качестве нематериального актива [71] , бесспорно, обладающего экономической ценностью.
71
Как уже указывалось в предыдущем параграфе, Международный стандарт финансовой отчетности (IAS) 38 «Нематериальные активы» предлагает понимать под нематериальным активом «идентифицируемый немонетарный актив, не имеющий материальной формы».