А кто тогда же «прав»? А все, кому их выбор помог по жизни, нанес какое-то добро (ему самому, не человечеству) и причинил пользу. Таким образом, самые жесткие антиподы могут оказаться правы одновременно. Не прав лишь тот, кто плохо подумал и напялил не свой размер и фасон. Кому жмет, кому тесно, кто показательно несчастлив и образцово нелеп.

Как именно выбирать? Первый шаг – определиться, так сказать, антропологически. «Что выгодно людям моего типа?». При этом мы намеренно не спрашиваем про общее благо.

К «общему благу»: подлостью и глупостью было бы рекомендовать человеку вживить себе идеологию-проигрыватель на фоне того, что у соседа есть идеология-выигрыватель. Так вот, если один будет про «общее благо», а второй про «интересы сословия», второй, вероятно, победит.

Это к вопросу «интеллигента, озабоченного народным благом», «долге интеллигента перед народом» и прочем таком. Что же он должен? Правильный ответ: ничего. Просто быть. Врачом, учителем, писателем, кем еще? Сверх этого – ничего не должен. Ведь не стоит обратный вопрос – что народ должен интеллигенции.

Мысль, которую стоит дернуть отдельно. Наверное. Ибо важно. У меня идет апологетика правого и критика левого. Точнее, того, что автор нарек правым и левым.

Но как ни парадоксально, я не считаю, что левая идея так уж хуже, ниже, слабее правой. Если сравнивать идеи как идеи, с позиции их потенциала. В конце концов, как писал классик, все разумное действительно, а все действительное разумно. Слабая идея не может торжествовать подряд 300 лет, переделывая под себя мир. Это следует просто из идеи о том, что такое вообще идеи.

Идея-то сильная. Но вот если человек носится, например, с предельным эгалитаризмом, это диагноз. Если на вопрос, чья жизнь ценнее при прочих равных – Эйнштейна или обычного рабочего, – он спрашивает: «а каковы дополнительные условия», «а хорош ли рабочий», «а сколько им лет» и прочее (короче, ищет 100 способов не выбрать Эйнштейна), то это плохой диагноз. Не эгалитаризму, однако, а человеку.

Уместна такая метафора, очень грубая. Бренд дорогого товара не обязательно сам по себе дорогой бренд. Бренд массового товара может быть дороже. Сравнивать бренды – одно. Сравнивать предпочтительности актов покупок – другое. И то, что я ранее писал в тему, было скорее про «покупки». То есть звучал не вопрос «что победит?» или «чем спасется мир?», сколько «что лучше выбрать при прочих равных?». Вопрос сугубо личного решения с позиций этических и эстетических. Вроде как вопрос, какой костюм мне купить. Допустимая расширенная постановка вопроса – какой костюм вообще лучше. Но это не вопрос, в какие костюмы должно быть одето человечество. Должна же быть какая-то соразмерность. Я же не человечество, чтобы принимать решения за него.

Правда, тут есть нюанс: надев идейно-партийный костюм, я начинаю как бы изъявлять готовность встать за некое общее будущее. Железной рукой, как говорится, повести к своему воображаемому счастью… Но я понимаю, что это второй такт, следующий лишь после покупки «костюма».

И это, кстати, не опровержение того «бренда», что считается противоположным. Пусть этим Абсолютный Дух занимается, если ему нечем заняться и он вообще существует. А мы умываем руки по гигиеническим соображениям.

Не надо завидовать попсовику как типу. Как единичному случаю – сколько угодно, но тип не такой уж статусный. Просто надо смотреть в среднем по категории.

Поясним на литературе. Возьмем, к примеру – не будем оригинальными – Донцову и Пелевина. Если вы пишете примерно как Пелевин, вы, скорее всего, можете рассчитывать на имя и гонорары, может быть, меньше, чем у него, но… Литератор класса Пелевина – это карьера в литературе, если вы обнаружили «я могу, как он». Просто мало кто может. А если ситуация «я могу как Донцова?». Так может каждый второй студент Литинститута. Может ли он рассчитывать на статус «типа Донцова плюс минус пара миллионов»? В том-то и дело, что нет. С такими данными – быстро и качественно делать именно это – человек может рассчитывать на карьеру литературного негра, то есть на гарантированный кусок хлеба, и не более.

На вакансию «Пелевин» есть только Пелевин, на вакансию «Гребенщиков» есть только Гребенщиков, и т. д. Даже на мою скромную вакансию, простите, есть только я. Если бы я «писал как Донцова», у меня было бы что? Грубо говоря, один шанс к тысяче на «много денег и все меня знают». И я бы – при всем уважении к деньгам – не пошел бы менять себя на столь плохую гипотетику.

Так что все борцы с попсой могут расслабиться, успокоиться. Объекты их нелюбви, в среднем, пребывают, где и положено. Раз в год Господь просто плюет на одного из тысячи, и его поднимают в свет на большом красивом совке.

Кстати, из той же серии: не надо сильно завидовать бандитам. Да, у него джип, а у Васи-программиста и Пети-журналиста такого нет. Но давайте смотреть в среднем по цеху. Кого в 20 лет завалили, кого в 30 посадили, и прочая, как ее называют, ошибка выжившего. Если в среднем – не так уж завидно. Может оказаться, в среднем команда программистов выиграет.

Пояснить, что имел ввиду Мишель Фуко под трансдискурсивностью, можно на одном простом примере. На нем же видно, как строится философская беседа несколько тысяч лет.