Шрифт:
Живем!
И двигаться можем!
Рвем когти!
Честно говорю, я поступила неподобающе. И гадко.
И наверное, по-свински.
Но украшения я собрала все, что нашла в палате. И свои, и обеих дам. Пригодятся.
Будем считать, что со мной расплатились за спасение жизни. Хоть их, хоть цесаревича.
Оказались у меня пять заколок с полудрагоценными камнями, мой жемчуг и шесть колец с разными драгоценными камнями.
Стыдно, конечно, но я не знаю, что меня дальше ждет. Если не пригодится, я найду случай вернуть побрякушки, память на лица у меня хорошая. Если пригодится...
Запас карман не тянет.
И я вышла в коридор.
Отделение не то, в котором я лежала. Зайти, попрощаться с ротмистром?
Можно. И про Милонега ему рассказать, на всякий случай. Пусть он сам передаст, кому пожелает.
Я оглядываюсь. Ага, вот сестринская, вот пост... о! Удача!
На спинке стула висит чей-то плащ. Рядом стоят ботинки. Грубые, тяжелые, и мне они явно велики, но тут уж не до жиру! Я сдергиваю плащ, заворачиваю в него ботинки - и припускаю к лестнице. Пригодится.
Найти отделение, в котором я лежала, несложно. Это отдельный корпус, этакое государство в государстве. Для богатых.
Почему все не там?
Так не поместились.
Вот и окно ротмистра.
Заходить в отделение? Ну уж - нет. А вот пару камешков докинуть я смогу, благо, окно открыто.
Потребовалось целых четыре камня, прежде, чем Андрей Васильевич выглянул в окно. Я прикусила губу.
Несколько дней. Всего лишь пара дней, и такие перемены?
Истоков выглядел лет на пять старше. Прищурился, на зрении тоже сказалось, узнал меня и кивнул на беседку. Туда я и отправилась.
Ждать пришлось минут двадцать, прежде, чем Андрей Васильевич возник на пороге.
– Мария!
Я молча бросилась ему на шею - и разревелась.
Отдаю должное деликатности мужчины.
Меня просто гладили по голове, пока я не пришла в себя. Потом продолжили, пока не улеглись последние всхлипывания. А потом я сорвала здоровущий виноградный лист, высморкалась, и улыбнулась.
– Спасибо...
– Я уж и не надеялся свидеться.
И голос надтреснутый.
– Болезнь...
– Проклятие прогрессирует. Думаю, еще дней десять, вряд ли больше.
Слезы катятся сами собой. Но...
Не надо!
Андрей Васильевич этого не оценит. А вот...
Я решительно вытираю нос рукавом.
– Андрей Васильевич, у меня для вас есть интересная история. Надеюсь, вы сможете ей с кем-то поделиться?
– Расскажите, Мария?
Я поудобнее устраиваюсь на скамейке - и принимаюсь пересказывать. Что-то из дневника княжны, что-то из моих личных впечатлений... Милонега я сдала, как металлический лом на базу.
Андрей Васильевич внимательно слушал. Кивал...
– Мария, это важно. Сможете вы завтра...
– Завтра меня здесь не будет, - я подняла голову и поглядела ему прямо в глаза.
– Я хочу уехать.
Нельзя сказать, что я сильно удивила собеседника.
– Не проще ли будет остаться?
– Нет, вряд ли. Отец меня защищать не будет...
– Вашему отцу сейчас не до того, Мария.
– Вот как?
Приязни к папеньке я не испытывала. Ни разу. Не огрело ли и его кирпичом по маковке? До просветления?
– Ваша мачеха умерла. Примерно, час назад. Помочь не смогли, сильная травма...
Мне осталось только пожать плечами.
Ну и что?
Умерла - так умерла. Вот уж кого не жалко.
– Я видела, что с ней беда, но помочь уже не могла. Она бы меня, кстати, не пожалела. Так что... я плакать не стану.
– Князь сейчас там, в корпусе... он безутешен.
– Не уехал домой? Странно...
– У него нога сломана. И синяки - врачи его до завтра оставили.
И опять мне не жалко. Хоть и отец. Якобы.
– А Демидова вы там не видели?
– Нет...
– Может, повезло и он померши?
– понадеялась я. Потом подумала пару минут.
– Нет, удирать все равно надо.
– Не уверен, что вы принимаете правильное решение, Мария.
– Сама не уверена, - вздохнула я.
– Но почему-то мне кажется, что так спокойнее.
Андрей Васильевич покачал головой.
– Куда вы поедете?
– В Березовский.
– Ответ я уже знала.
– Съезжу к Кальжетовым, подумаю о жизни...
– Одна. Вы рискуете...