Шрифт:
— Значит, «они»?
— Давид Саркисян, Ярик Зарубин… Котов Стас тоже пыжился, но до него я добраться не успел.
— Разняли?
— Угу.
— А этим навалял, значит?
Женька пожимает плечами. Он явно не гордится тем, что сделал. Просто не мог иначе. И я его понимаю. Вот так…
— Лед есть? — оборачиваюсь к девице.
— Лед? З-зачем?
— Приложить к месту ушиба.
— О… Нет, льда нет. Но Жене оказана первая медицинская помощь в медпункте. Можете не переживать. Его осмотрел врач.
Женька закатывает глаза. И в этом столько всего от Евы, что у меня сжимается сердце.
— Ничего не болит? — на всякий случай переспрашиваю я, а тот качает головой и переводит взгляд на открывшуюся дверь.
Директор — высокая худая женщина приятной наружности. Возраст навскидку определить сложно, да я и не за этим пришел. Секретарша представляет меня коротким: «вот, по поводу Кошелева… пришли», ну, да, я же не представился.
Откуда им знать, кто я? И почему пришел, вместо матери. Впрочем, кажется, Галину Васильевну это и не волнует.
Взмахом руки она приглашает меня в кабинет. Женька остается за дверью. Она располагается за столом, я — напротив.
Из рассказа директрисы я не узнаю ничего нового. Все, как я себе примерно и представлял. Фактически, вина Женьки лишь в том, что он первый кинулся в драку. Этому было множество свидетелей, да он и сам не отпирался.
— Я понимаю, у мальчика сейчас сложный период, но вы, как старший брат, должны объяснить ему, что махать кулаками — не выход. Пока мне удалось убедить родителей пострадавших ребят не обращаться в правоохранительные органы, но вы же понимаете… Если ситуация повторится, мы будем вынуждены принять меры. Женя — спортсмен.
Бил профессионально и на поражение.
Не знаю, что меня удивляет больше. То, что директриса все же знает, кто я, или то, что Женька, оказывается, занимается какой-то борьбой.
— Да, конечно. Мы поговорим. А как насчет второй стороны конфликта?
— С ребятами уже проведена профилактическая беседа. Можете не беспокоиться на этот счет.
— Отлично. Что ж… Спасибо за уделенное нам время.
— Никита Александрович…
— Да?
— Мы не враги Жене. Он — отличный мальчик. Хорошо воспитанный, талантливый, умный… Если бы меня не сковывал долг, я бы сама настучала по голове его сегодняшним обидчикам. Так что вы уж как-то помягче с ним.
Улыбаюсь и качаю головой, соглашаясь. Мировая баба — Женькина директриса. Выхожу из кабинета, кивком приглашаю брата к выходу. Занятия уже давно закончились, и в коридорах установилась звенящая тишина. Ее нарушало лишь гулкое эхо наших с Женькой шагов.
— Ну, что будем делать, боец? Чем займемся?
— Издеваешься? — хмурит брови парень.
— Да ни в жизнь. Знаешь, я не должен этого говорить, но на твоем месте поступил бы так же. Ты молодец, что дал им отпор. Это правильно. — Женька хмыкает, а я, так и не поняв, чем вызвана такая реакция, интересуюсь: — Я сказал что-то смешное?
— Нет. Просто ты говоришь, как папа.
Почему-то во рту пересыхает. Я стискиваю зубы, сильней вжимаю пальцы в оплетку руля.
— И что же говорил твой…
— Наш…
— Да, ты прав… наш папа?
— Что тех, кого любишь, надо защищать. Зубами, если понадобится.
Знакомая философия. Близкая и понятная. Только следовал ей не всегда. В начале наших отношений с Евой я поступил, как трус. И это стоит признать, как бы ни было горько.
А Женька… Женька молодец. Мужик. Настоящий…
— Ты с мамой связывался? — меняю тему. — Она вообще в курсе ситуации?
— Не-а! Она ж в Китае. А у них там все под запретом. Прикинь? И Гугл, и Фейсбук, и Инстаграм! И твой хваленый Топ-чат.
Да, я знаю. Созданный мной мессенджер заблокирован в Китае, зато мы в лидерах роста на ближнем востоке, а на территории постсоветского пространства и вовсе номер один.
— Но кому-то ты ведь должен был сообщить о случившемся?
— Лене. Это мамина ассистентка, помнишь?
— Угу. Ну, так ты ей звонил?
— Звонил. Сказал, что она может быть свободна. И что ты за мной приглянешь. Но она один фиг придет. Не то мать ей надерет задницу. Угу… Так она сказала.
И правда, Лена действительно приходит, но мне удается убедить ее, что мы сами справимся. Вечер пятницы мы с Женькой проводим, гоняя в видеоигры и поедая заказанную пиццу. А в субботу едем в наш старый дом, чтобы вместе разобрать вещи отца. Мне нужно понять, что же с ним произошло на самом деле. Мы складываем его одежду, пакуем коробки, что-то относим вниз — Женька принял решение раздать одежду старика бедным, а коробку с формой, напротив, поднимаем на чердак. Ее мы сохраним на память.