— Моя, — хрипло произнес он, целуя ее разгоряченные податливые губы. — Я сразу с первого взгляда понял, что ты — моя… моя…

Саша не ответила, тонко постанывая. Каждый толчок в ее тело, каждое новое проникновение она встречала горячими вздохами, жадными движениями бедер, ласковыми ладонями, разглаживающими его напряженную спину.

— Я хочу тебя… хочу тебя…

— Девочка сладкая… нежная девочка моя…

Ее словно укачивало на волнах, нетерпеливые движения сменились неторопливыми и плавными, она находила его губы и приникала к ним долгим поцелуем, стараясь скрыть свои стоны. Но тогда он ласкал ее рот своим языком, проникая меж горячих губ так чувствительно и страстно, что Саше казалось — он ласкает ее всюду одинаково, и она пошире расставляла под ним ноги, принимая его жадно, страстно, прижимаясь к его животу своим со всей страстью и позволяя ему ласкать свой рот так же откровено и бессовестно.

— Девочка упрямая моя…

Как же хотелось ласкать ее, гладить, проникать в ее тело так чувствительно, чтоб она вскрикивала и сжимала колени, дрожа, выдыхая его имя! Он приподнялся, удерживая ее колени разведенными, и его движения стали жесткими и сильными. От нахлынувших на нее ощущений Саша вскрикивала, извиваясь, руки ее тискали покрывало на постели, поясница ее выгнулась и она, двигаясь навстречу мужчине, прижималась к нему все плотнее, вскрикивая от удовольствия на грани боли.

Его рука легла в самый низ ее живота, пальцы тронули розовый лобок, пощекотали возбужденнный клитор, и девушка замерла, пережидая самое первое, самое острое ощущение от этой чувствительной ласки. Ян почувствовал, как девушка сжалась, стала узкой и мокрой, как она стала настойчиво двигаться, ласкаться сама о его пальцы, постанывая уже откровенно и беспомощно, прибижаясь к пику ощущений.

— Малышка моя…

Он обхватил ее бедра, поднял, и Саша прогнулась, как тугой лук, опираясь о постель лишь лопатками, прижимаясь к мужчине низом живота. Движения любовников стали резкими, сильными, Саша со стонами изгибалась, насаживаясь на член любовнику, кусала губы, душа стоны и крики, чувствуя, как он сжимает ее напряженные бедра и толкается в ее тело сильными резкими толчками.

— Еще, еще, пожалуйста, еще!

От невыносимых ощущений Саша сжалась, стиснув коленями тело мужчины, и он ускорил движения, слушая ее хриплые крики, полные удовольствия, чувствуя жадные сокращения ее горячего узкого лона.

И все-таки, Саша ушла.

После утоленной страсти, после жадных поцелуев, распятая на постели и обласканная, бьющаяся под телом мужчины, сладко стонущая от невыразимого наслаждения, беспомощная, принимающая его снова и снова, она, уставшая, на несколько минут осталась одна.

Слушая, как в ванной льется вода, Саша некоторое время лежала, прикрытая простыней, переводя дух и считая бешенно бьющийся пульс. Губы ее горели от поцелуев, в ушах все еще звучали слова признания, которые Ян шептал ей, но…

Когда Ян вышел из душа обернувшись полотенцем, ее в номере уже не было — как и ее вещей. Где-то вдалеке, в коридоре, он услышал топот ее быстрых каблучков и закрывающиеся двери лифта.

Тишина. Ночь. Одииночество.

В ярости Ян долбанул кулаком по стене, так, что снес кожу с костяшек пальцев, но боль не отрезвила; он почти не почувствовал ее. Сердце его от злости колотилось так же сильно, как всего полчаса от любви, когда он целовал горячие губы девушки, дрожащей под ним на пике наслаждения, льнущей к нему раскрытыми мягкими бедрами.

— Да какого черта, — простонал он, сцепив зубы, — какого черта?! Что за детские глупые игры?!

Неужто ошибся? Неужто та горячность, с какой обнимала его Саша, ее жадность, ее удовольствие, с которыми она принимала его — это всего лишь искусное притворство, такое же деланное, как пластмассовая красота Лили? И теперь девушка убежала, набивая себе цену, ожидая, что он бросится за ней сломя голову и будет упрашивать остаться?

— Взрослые ж люди, — сквозь зубы шипел Ян злобно, одеваясь и застегивая пуговицы на менжетах сорочки. — К чему эти глупые выходки, можно же поговорить!

Не верит ему, боится? Но он ясно дал понять, что с Лилей у него все закончено. Как еще донести до этой трусихи мысль, что он не просто зашел к ней на пару часов — потрахаться?! Или это пресловутая женская солидарность? Обида за подругу? Стыд перед ней?

— Да что за бред!

Но, так или иначе, а Саша ясно дала понять, что не останется с ним. "Нет" — таков был ее ответ, даже после того, как она жалобно стонала под ним, обнимая его, сжимая его тело коленями.

— Как вам, черт подери, удается это?! Как можно сейчас кончать и шептать "да, хочу, возьми меня!", а через час без объяснений сбежать, заливаясь слезами?! Невероятно!

Ян расхохотался — больше от злости, чем от абсурдности ситуации. На душе было препогано — так, словно его обманули, нет, хуже — так, будто он обманулся сам, купился как юный мальчик, поверил в искренность и натуральность чувств Саши, которая краснела, бледнела и терялась перед ним, прятала глаза и неловко поправляла волосы, убирала упавшие пряди за уши, что делало ее похожей на прилежную ученицу…

— К черту, — яростно рыкнул он, срывая с вешалки свое пальто. насколько он помнил, пальто оставалось лежать на полу, а значит, это Саша его подняла перед тем как убежать. Подняла и аккуратно поешала. Надо же, заботливая какая, повешала. — Одного поля ягоды, обе притворяются. Не хватало еще начать играть в их игры…