Миша гнусно хихикнул.

— Ты все правильно поняла, — пропел он неприятным, подлым голоском. — Я не стану тебя обманывать, ведь врать нехорошо. Я тебя украду; отвезу к себе на дачу, а у Яна потребую выкуп. И когда он мне его привезет, я тебя убью. Прямо на его глазах. Тебе, наверное, будет больно, но недолго. Не бойся. А вот ему… он сильно тебя любит?

— Да ты ненормальный! — выкрикнула Саша, и Миша одним прыжком оказался подле нее, его пальцы вцепились в ее горло, сжимая его до хрипа. Склоненное над Сашей лицо мужчины побагровело от животной злобы и отвратительно тряслось, на губах выступила пена, словно Мишу колотил эпилептический припадок, на лбу уродливо надулись вены, словно это она его душила, а не он.

— Ненормальный! — подтвердил он, с наслаждением всматриваясь в искаженное от ужаса лицо девушки. — Я — ненормальный. И все из-за тебя. Это ты виновата. Вы унизили меня, ты и твой Ян. И за это вам придется заплатить…

— Ты не получишь никаких денег! — прохрипела Саша, стараясь разжать его руки на своем горле.

— Не-ет, — протянул Миша, посмеиваясь, оглядывая девушку. — Думаю, получу.

Он отстранил Сашу от себя, оценивающе разглядывая ее, отмечая все — и дорогое платье, и новые украшения.

— На тебе цацок болтается тысяч на сто, — хихикнул он. — Так что все я получу.

Резким рывком он сорвал голубую подвеску с шеи девушки — цепочка, не выдержав рывка, лопнула, прочертив на коже девушки алую полосу, Саша вскрикнула от боли, и Миша швырнул ее любимое украшение на ее стол.

— Это чтобы он понял, что я не шучу, — пояснил Миша. — О, скотч. Кстати!

От сильной пощечины Саша едва не потеряла сознание, пошатнулась и едва не упала, но негодяй придержал ее, и она ткнулась коленями в пол, медленно приходя в себя. Липкая лента крепко стягивала ее запястья, скотч с противным звуком разматывался и связывал ей руки, и девушка вскрикнула, когда Миша грубо ухватил ее за подбородок, заставляя поднять лицо.

— Ротик, ротик, — командовал негодяй, залепляя рот девушки липкой прозрачной лентой.

Сашу бил озноб, она выглядела беспомощной и жалкой, и Миша вдруг ощутил противоестественное возбуждение, настолько сильное, что налившийся кровью член запульсировал болью.

— А может, развлечемся? — хрипло предложил он, расстегивая ширинку. Угадав его намерения, Саша протестующе замычала, забилась, пытаясь встать с колен, но Миша бесцеремонно толкнул ее, повалив на пол, задрал повыше платье, обнажая стыдливо стиснутые ноги.

— О, чулки, — одобрительно произнес он. — Молодец. Меньше возни.

— Девушку оставь, — негромкий голос у дверей показался Мише громче и ужаснее грохота неумолимо приближающегося поезда, и он на миг застыл, оглушенный мучительным стыдом оттого, что его застали вот так — со спущенными штанами.

Наспех приводя в порядок одежду, Миша обернулся. У дверей стоял Андрей, исподлобья глядя на насильника. Старый хитрый лис, учуял опасность… На миг Мише стало очень досадно оттого, что его вычислили и раскусили так легко, он в очередной раз ощутил себя дураком и ничтожеством и заскрипел зубами от бессилия и злости на самого себя — потому что никак не мог отделаться от этих уничижительных мыслей о себе…

— Ты что опять вытворяешь?! — прорычал начальник безопасности. — Ты нас тут за дураков держишь, да? Мы его ждем в отделе кадров за документами, а его нет и нет… ты что, думал — тебя тут не найдут? Ну все, рецидивист, кранты тебе.

Андрей поднял с пола рыдающую Сашу, усадил ее в офисное кресло, подцепил краешек скотча.

— Сейчас, сейчас, — уговаривал он. — Потерпите…

Машка, трясясь, отступал назад. По лбу его катился болезненный пот, возбуждение, не нашедшее выхода, жгло тело и мутило мысли. Как-то сама собой рука его опустилась в карман пальто, нащупала удобную, затертую до идеальной гладкости рукоять складного ножа, большой палец привычно скользнул по знакомой щербинке у кнопки, выкидывающей лезвие…

…тот самый нож, которым Пахомыч нарезал невкусные огурцы в автобусе…

С ревом Миша на летел на Андрея; обхватив его огромное тело своими тощими руками, он несколько раз вонзил лезвие в спину мужчины, с удовольствием, от зверского наслаждения закусывая губу. Он бил бы еще, если б руки вдруг не начали скользить по рукояти, а мужчина не начал заваливаться вперед, на забившуюся в истерике Сашу. Она смотрела на упавшего ей на колени Андрея — и голосила, голосила, словно сошла с ума.

— Заткнись! — грубо рявкнул он, вернув на место скотч, почти оторванный Андреем. На лице девушки осталось что-то алое, Миша поднял свою дрожащую руку, приблизил ее к близоруким глазам и понял, что все его пальцы перепачканы кровью. Он только что убил человека. Сильного, умного. Хитрого даже. Начальника безопасности. Вальнул. Он.

— Ну, дела… — пробормотал он.

Тело Андрея он просто столкнул с колен Саши, об ее платье грубо отер перепачканные в крови руки. Возбуждение покинуло его; на смену ему пришла чудовищная усталость, даже адреналин, переполнивший его кровь обжигающим ядом, уже не в состоянии был заставить его шевелиться быстрее. И на смену нервозности пришел странный покой и уверенность — словно Миша смотрел на все происходящее со стороны.

«Я не ничтожество. Я могу!»

Не обращая больше внимание на ужас девушки, на ее протестующие вопли, заглушенные полоской скотча, надежно запечатавшей ее рот, он отыскал в ее сумочке телефон, накинул на ее плечи шубку, рывком поднял Сашу из кресла и, ухватив под руку, потащил вслед за собой.