– Сконд пан пшиехав до Быхува?

Савушкин, помедлив чуть больше, чем следовало – бросил:

– З ниемецкего тылу. Там трохе погулялисмы. – а затем, немного извиняющимся тоном, добавил: – Базовый. Чем богаты…

Седой чужак улыбнулся.

– Цалкем выштарчаячы. Вас там зрозумейя, и то глувне.

Савушкин насторожился. «Там» – это в Польше? Ого!

Баранов кивнул.

– Да, капитан, вашей группе – особое задание. Сейчас товарищи, – Баранов кивнул на чужаков, – изложат подробности.

Незнакомцы встали, скинули плащ-накидки – к разочарованию Савушкина, на седом вообще не было погон, обычный китель, правда, «полковничьего» кроя и хорошей шерсти, а второй, помоложе, оказался всего лишь капитаном в полевой хлопчатой гимнастёрке, да к тому же лётчиком, судя по голубым просветам и пропеллерам с крылышками на погонах – и подошли к столу. Баранов, разгладив карту, произнёс:

– Савушкин, твоя группа сегодня ночью вылетает на территорию Польши. Капитан Изылметьев доложит подробности.

Лётчик кивнул, подошёл к столу, глянул на карту, хмыкнул, что-то прикинул про себя – и произнёс с узнаваемым московским розвальцем:

– Ну чё тут излагать, в целом, всё просто: набираем эшелон над нашим расположением, летим по прямой на четырех с половиной тысячах, перед Варшавой поднимаемся до шести – мало ли что, зенитной там у немцев хватает, мосты стерегут – ну а за Вислой кидаем вас в лес, возвращаемся. Линии фронта сейчас по факту нет, по нам возможно, немного постреляет ПВО Варшавы, мостов через Вислу и Легионово – но это если обнаружат. И то не факт. В общем, почти учебный выброс. Как младенцев в люльке доставим… – и улыбнулся, давая понять, что это шутка. А затем, уже серьезнее, добавил: – Тут нам сказали, что парашютная подготовка у вас есть. Но вы прыгали с эр-пятого, а у меня – «дуглас». Здоровый двухмоторный сарай. Мой второй пилот вас подробно проинструктирует, чтобы вы головы об рули высоты не поразбивали, бо бывали случаи…

Савушкин покачал головой.

– Мой радист до войны с ТБ-3 прыгал, он поболе вашего «дугласа» будет, да и десантироваться с него – не дай Бог… Остальные – да, с эр-пятого и У-2, так что инструктаж лишним не будет. С какого эшелона будем десантироваться?

Лётчик пожал плечами.

– По фактической погоде. Точнее – по нижнему краю облаков. Ночь же. Хоть и июльская. Ориентиров будет минимум, Висла, Варшава – так что придется снижаться до предела безопасности. Может, и с пятисот метров придется сигать…

Савушкин удовлетворённо кивнул.

– Принято. Ребята тёртые, выдюжат. – и, обернувшись к поляку, добавил: – В пуще этой вашей – охотники, лесники, прочий такой люд – густо водится?

Поляк покачал головой.

– Не, тераз война, мало людей в лесах. Говорят, что немцы зробили полигон, расстреливают людей – але не вем, где…

Лётчик перебил поляка:

– Ладно, товарищи офицеры, я на аэродром, машину готовить. У нас чуть не досмотри – махом техники напортачат, или мотор сменяют на портсигары, или бензин на сало махнут не глядя… – После чего, пожав Савушкину и поляку руки и отдав честь подполковнику Баранову – вышел за дверь. Всё понятно, пилот – парень ушлый, свою часть работы уяснил, а дальше – не его вахта, тут лучше самому уйти, чем дожидаться, пока вежливо попросят вон…

Как только лётчик вышел – подполковник Баранов обернулся к поляку:

– Ваш выход, товарищ Збигнев.

Седой, едва заметно улыбнувшись, поправил:

– Пан. «Товарищ» у нас неяк не прижилось… – А затем, бегло глянув на карту, обратился к Алексею:

– Пан капитан, буду мувичь по-российску, але не бардзо досконалэ. Прошам.

Савушкин молча кивнул и шагнул к столу.

Поляк взял в руки карандаш и обвел кружок северо-западнее Варшавы.

– Это Кампиносская пуща. Серакув. На всхуд – болота, на захуд – пяски и сосновый ляс. Можно выходить на дорогу с Торуня и Алленштайна до Варшавы, двадцать километрув на юг – дорога з Лодзи на Варшаву. В Серакуве, Ломянках и Ожаруве ест явки, я дам вам хасло и адресы. – Седой закончил и, помолчав, добавил: – Але, курва, бардзо тяжка бендзе ваша праца, капитан…

Алексей хмыкнул.

– А когда было легко? Мы простых путей не ищем…

Подполковник Баранов строго посмотрел на своего офицера.

– Савушкин, здесь не балаган. И ты не петрушка…Записывай!

Капитан бросил:

– Есть! – и, достав из планшета блокнот и карандаш, приготовился записывать.

Пан Збигнев, вздохнув, промолвил:

– Бардзо дуже не надейтесь на мою информацию, ей уже пять-десять лет, за тей час всё могло змениться… – Помолчав, продолжил: – Серакув. Пан Тадеуш Заремба, дорожный мастер. Живе на краю мяста, последний дом на варшавской дороге, справа. Вельки сад – ябки, грушки, малина… Дом с красного кирпича. Як убачите тего пана – скажите, что Збышек передаёт привет и помнит про хлеба и сало, что мы делили в окопах под Барановичами… Збышек – это я, с паном Зарембой мы служили разем в Люблинском пехотном полку пятнадцатой пехотной дивизии Западного фронта, взводными унтер-офицерами. Ещё в ту войну… – Вновь замолчал, вздохнул, и продолжил: – Тадек бардзо добже мувичь по-российску, не як я, бо его матка з Рязани… Далей. Ломянки. Пан Яцек Куронь, лесник, живе в Домброве Заходней, у леса, улица Сераковска. Дом под бляхой, он там едны таки, не помылишся. Ему сказать, что в Мадриде не мешают вино с водой… Он поймёт. – Поляк вздохнул, скупо улыбнулся и добавил: – Он был в Испании. Тогда. Добже мувичь по-российску, тши лята жив в Москве, и ещо тши лята – в Миньску Бьялорускем. – Помолчав, продолжил: – Ну и Ожарув. Там пан Януш Стшелецкий, але я не могу сказать, чем он сейчас занят и где живет. В тридцать шестом году я получил от него последнее письмо…

Капитан Савушкин закончил писанину, положил блокнот в планшет и полуутвердительно спросил у командира:

– Товарищ подполковник, уничтожить после взлета?

– Как обычно. – Баранов обернулся к поляку, пожал ему руку и сказал:

– Пан Збигнев, мы вас более не задерживаем, счастливого пути, Москве привет!

Поляк улыбнулся, кивнул и ответил:

– Думаю, скоро вы сможете передать привет Варшаве! – после чего, взяв в руки плащ-накидку, вышел из комнаты.

Подполковник, тщательно прикрыв дверь, обернулся к оставшемуся в одиночестве капитану Савушкину и промолвил: