Лорен сама не знала, почему до сих пор не ушла и позволяет себя уговаривать — наверное, от мысли о темной улице, по которой, шарахаясь от каждой тени, ей придется идти, какое-то затмение нашло — и удивилась, услышав собственный голос, задумчиво произносящий:

— Юбка помнется…

— Ты можешь переодеться — я дам тебе халат.

Халат оказался банный, из толстой махровой ткани в серо-голубую полоску. Получив его, Лорен отправилась в туалет — переодеваться и мыться, одновременно ругая себя на чем свет стоит: "Господи, что я делаю? Зачем? Разве мужчинам можно верить?"

Но чистый и безлюдный туалет настроил ее на более умиротворенный лад. Умывшись и обтеревшись теплой водой, она снова надела белье, сверху халат; пожалела, что нельзя постирать блузку — не на руль же ее вешать сушиться, — вышла наружу и рысцой побежала к "Империалу" (а то вдруг кто-нибудь приедет и осветит ее фарами — наверняка решат, что сумасшедшая).

За время ее отсутствия "Леди Удача" преобразилась — весь ее салон представлял теперь собой некое подобие тахты, застеленной клетчатым пледом. Поверх него лежало два (не обманул) одеяла.

Майкл, копавшийся в багажнике, высунулся из-за поднятой крышки и сказал:

— Залезай и справа ложись.

Лорен послушно залезла в салон и легла, закуталась в одеяло. Майкл появился через минуту, сунул ей свернутый плед:

— На, возьми — вместо подушки.

Себе в изголовье кинул настоящую подушку, даже в наволочке, подождал, пока собачонка запрыгнет в машину, и захлопнул дверь. Растянулся рядом с Лорен и повернулся к ней спиной.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — робко отозвалась она.

Действительно — не попытался ни придвинуться ближе, ни обнять… Внезапно что-то коснулось ее ноги — Лорен чуть не взвизгнула, но тут же поняла, что это устраивается на ночь собака.

Тугой узел напряжения у нее внутри постепенно расслаблялся, и, господи, какое же это было удовольствие — наконец-то поспать лежа, растянувшись во весь рост. Она думала, что долго не сможет заснуть — все-таки незнакомое место, да и незнамо кто сопит рядом — но рухнула в беспробудный сон почти сразу.

Всю ночь она проспала вглухую — если ей что-то и снилось, то не запомнилось. Лишь под конец приснился кошмар — Майкл, навалившись сверху, тискал ее, сопел прямо в лицо… Лорен задергалась, отбиваясь обоими руками, он странно, не-по-мужски взвизгнул — и она, наконец проснувшись, подскочила на постели.

В окно светило солнце, и никакого Майкла поблизости не было. Был только песик — зажавшись в углу салона, он испуганно смотрел на нее; судя по отчетливо читавшейся на мордочке обиде бедняга подошел ее понюхать, а она спросонья приняла его за насильника.

— Это что, я тебя, что ли, стукнула? — спросила Лорен полушепотом. — Извини, я не нарочно. — Протянула к собачке руку: — Пойди сюда, мой хороший, — вспомнила имя: — Чалмер, Чалмер…

Песик опасливо глянул на нее, но подполз ближе; впрочем, стоило ей погладить его, как он заулыбался, перевернулся на спину и распростерся перед ней, виляя хвостиком. Это означало приглашение почесать ему животик, что Лорен и сделала.

Переоделась она прямо в машине и вылезла на свет уже в приличном виде — как раз вовремя: Майкл, в спортивных штанах и майке, шел от лифта. Увидев ее, заулыбался:

— Кофе будешь?

— Буду, — Согласилась Лорен и побежала умываться.

На сей раз к кофе он выложил не вафли, а крекеры со вкусом сыра — солоноватые, с блестящими крупинками соли сверху.

Лорен похрустывала ими, меленькими глоточками запивая кофе. Было понятно и неизбежно, что сейчас она допьет и пора будет идти, и очень скоро все это — и стоянка, и живущий в машине человек, и его дружелюбная собачка — останется лишь воспоминанием. Хорошим воспоминанием, которое можно смаковать в плохие минуты — что бывает же и такое…

Похоже, встреча с Майклом продолжала приносить ей удачу: на подходе к вокзалу она нашла дайм (десятицентовик) — он валялся на тротуаре, втоптанный в грязь. Разумеется, подобрала. Дальше — больше: в туалете на автовокзале, в боковой кабинке она обнаружила теплую — прямо-таки горячую, — трубу. Тут же перестирала все белье, развесила там и сама заперлась в этой кабинке с подобранным в зале ожидания журналом "Сад и огород". Высохло за два часа.

Словом, на работу она шла в свежей розовой кофточке и в хорошем настроении. Скорее всего, заразила этим и окружающих, потому что когда минут за десять до четырех с черного хода вошла в рестран и с улыбкой поздоровалась, обе поварихи заулыбались ей в ответ: